Творчество есенина

Обратите внимание на то, что избавление от разлада, кон¬фликтности и стремление к гармонии — эмоциональный и фило¬софский стержень поздней лирики Есенина, к какому бы тематическому направлению она ни относилась. Стихотворение "Неуютная жидкая лунность..." (1925) запечатлело стремление поэта преодолеть отчаяние и найти гармонию даже в новой деревне: "Через каменное и стальное / Вижу мощь я родной стороны". В патриархальной деревне ему вспоминается лишь "тоска бесконечных равнин", "усохшие вербы", нищета. Картинам сиротского, убогого пейзажа противостоит мечта лирического героя о технической оснащенности деревни. Причем индустриальная, идущая из города культура теперь вовсе не является символом смерти полевой Руси; наоборот, она принесет ей возрождение, поможет избавиться от нищеты: "Но и все же хочу я стальною / Видеть бедную, нищую Русь".

Вера в "стальную" Русь — крайне редкий мотив в  творчестве Есенина. В его поэзии трагически звучала тема противостояния города и деревни. В "Сорокоусте" (1920) город — враг, который "тянет  к глоткам.равнин пятерню". Стихотворение "Мир таинственный, мир мой древний..." (1922) представляет конфликт горо¬да и деревни как метафизическую трагедию; город не просто железный враг, он еще и дьявол: "Жилист мускул у дьявольской выи". Победа железного, то есть неживого, как раз и ассоциировалась в сознании поэта с социализмом "без мечтаний".

Обратите внимание на то, что и в "Неуютной жидкой лунности..." нет советского оптимизма в духе В. Маяковского или Д. Бедного. Есенинский оптимизм — трагический. За искренним желанием увидеть в новой России цивилизованное начало нельзя не заметить трагедию героя-изгоя: "Я не знаю, что будет со мною... / Может, в новую жизнь не гожусь...". Этот подтекст прочитывается и в характерных художественных деталях: тележной песне колес противостоит моторный лай.

Мотив "в новую  жизнь не гожусь" узнается в строках "Все равно остался я поэтом / Золотой бревенчатой избы" из элегии "Спит ковыль. Равнина дорогая..." (1925). Если в предыдущем стихотворении  было высказано намерение поэта  полюбить новую деревню, ориентированную  на городскую культуру, и отречься от уходящей, то здесь он раскрыл свое реальное отношение к деревне с вековой, традиционной ментальностью. Если в "Неуютной жидкой лунности..." лирическим героем руководил разум, его волевое решение, а подлинное чувство "ушло" в подтекст, то "Спит ковыль. Равнина дорогая..." — образец исповедальной лирики. Гармония найдена Есениным в принятии, с одной стороны, рассудком нового поколения, "чужой юности", "сильного врага", а с другой, сердцем -- родины ковыля, полыни, журавлиного крика, бревенчатой избы. Есенинский компромисс был выражен в последних строках: "Дайте мне на родине любимой, / Все любя, спокойно умереть!" Философская концепция покоя, принятия мира как данности обогащена здесь мот

ивом любви ко всему, и к "сильному врагу" в том числе. Есенин возвращался к идее гармонии, целесообразности, синтезу, казалось бы, проти¬воположных начал, что прозвучало уже в стихотворении "Запели тесаные дроги...".  

ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА.

Духовный кризис поэта, вызванный крушением его  революционно-религиозных иллюзий, осознанием своей ненужности в новой  России, семейной и бытовой неустроенностью, отразился и на проблематике любовной лирики. В ней же прослеживается преодоление поэтом этой драмы. Любовь в лирике Есенина была и с тяжелой страстью, была "заразой", "чумой" ("Сыпь, гармоника. Скука... Скука...", "Пой же, пой. На про¬клятой гитаре..." и др.), и благодатной, очищающей (цикл "Любовь хулигана"), и романтическим приключением (цикл "Персид¬ские мотивы"), и донжуанской, "недорогой", "кстати", лишь "чувственной дрожью" ("Не гляди на меня с упреком...", "Какая ночь! Я не могу...", "Ты меня не любишь, не жалеешь...", "Может, поздно, может, слишком рано...").

"Письмо к  женщине" (1924), написанное в жанре  послания, создает образ не только  прошедшей, но и негармоничной  любви: 

Любимая!  
Меня вы не любили.  
Не знали вы, что в сонмище людском  
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,  
Пришпоренная смелым ездоком.

За драмой отношений  раскрывается трагический, одинокий образ  лирического героя, подавленного "роком  событий", схоронившегося от штормов  в "корабельном трюме" — "русском  кабаке". Однако ему все-таки удается в роковом потоке событий различить целесообразность его движения и, воспев хвалу рулевому корабля жизни, обрести иные ценности: "Я избежал паденья с кручи. / Теперь в Советской стороне / Я самый яростный попутчик".

В протяженном  во времени драматическом пути лирического  героя, в печальном повествовании  о разрушенных любовных связях, в  ощущении невозможности вернуть  любовь, в благословении любви  возлюбленной и счастливого соперника  узнаются мотивы стихотворения А. Блока "О доблестях, о подвигах, о  славе...". Связывает стихотворения  и состояние успокоенности лирических героев после пережитых бурь.

Попытка обрести  согласие с самим собой и с  миром нашла выражение в цикле "Персидские мотивы". Романтический  сюжет о любви северянина и "дикарки", южанки Есенин воспринял от Пушкина  и Лермонтова. Стихи и писались на Кавказе, но выбор поэта пал  на страну Саади — Персию. На тональность "Персидских мотивов" повлияла любовная лирика персидских поэтов, вслед за ними лирический герой Есенина подмечает  в любовных отношениях тончайшие  нюансы.

Есенин создавал в своем цикле образ голубой и веселой страны, которой перестала быть Россия, он творил образ ласкового и шафранного рая, в котором, увы, он все же не нашел покоя и который так и не затмил образа родины. В любовные мотивы непременно привносится образ России, а тегеранская экзотика лишь обострила ностальгию. В послании "Шаганэ ты моя, Шаганэ!.." (1924) Есенин подчеркивал и духовную, и плотскую, и биографическую связь лирического героя с домом: "Эти волосы взял я у ржи", "Я готов рассказать тебе поле", "Про волнистую рожь при луне / По кудрям ты моим догадайся". В отличие от стихотворения "Ты сказала, что Саади...", где эмоционально лирический герой сосредоточен на "милой Шаганэ", в стихотво¬рении "Шаганэ ты моя, Шаганэ!.." доминирует тема рязанского раздолья и разлуки с северной девушкой.

Мотивы любовной печали и желания встретиться  с возлюбленной звучат и в "Собаке Качалова" (1925). Практически все  строфы — лишь прелюдия к появлению  в конце стихотворения упоминания о той, "что всех безмолвней и  грустней". Композиционно эмоциональный пик произведения перенесен на концовку. Как и в предыдущем стихотворении, избранница поэта, оказываясь виновницей его переживаний, остается "за сценой", что обостряет любовную ситуацию и усиливает драматическое решение темы. Его обращения к возлюбленной переданы через посредника — бессловесного Джима, что соотнесено с мотивом неосуществимости желаемого. Единственный состоявшийся факт — сродство душ лирического героя и зверя, и такое решение соответствует прозвучавшему в стихотворении мотиву одиночества лирического героя среди "всяких и невсяких".

В приведенных  примерах любовной лирики Есенина обнаруживается одна общая черта, восходящая к поэзии Лермонтова, — в отношениях лирического  героя и любимой нет безмятежности. Его любовь или прошедшая, или  несостоявшаяся, или безответная, или  конфликтная. Драматичности любви  сопутствует развитие, хотя и ослабленной, сюжетной ситуации, что придает лю¬бовной лирике Есенина некоторую эпичность. ФИЛОСОФСКИЕ МОТИВЫ. Мотивы увядания человека, утекания жизни представлены в философской лирике Есенина. Философское вос¬приятие по сути трагических процессов помогло Есенину снять остроту трагизма, преодолеть его конфликт с послереволюционной действительностью, пережить свою "ненужность". Лиричес¬кий герой его поздних элегий склонен воспринимать невозврат¬ность молодости и близость смерти по-пушкински спокойно. У поэта определилось философское отношение к переходу из земной жизни в страну покоя, к которому он так стремился в последние годы.

Тема судьбы как предначертанного пути, фатальных  потерь, закономерной смены эмоциональных  и физических состояний человека была раскрыта уже в элегии "Не жалею, не зову, не плачу..." (1921). Здесь  печаль не выливается в трагедию. Есенин размышляет о естественности пути человека от расцвета к увяданию. Тема благодарности  тому, что "пришло процвесть и уме¬реть", восходит к "Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит..." Пушкина. Однако, по свидетельству С.А. Толстой, Есенин напи¬сал это стихотворение под влиянием лирического отступления шестой главы "Мертвых душ" Н.В. Гоголя, в котором были строки: "...что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!"

Тема полноты  жизни выражена в интонационной  и синтаксической полифонии: здесь  и обращения, и лексические повторы ("Дух бродяжий, ты все реже, реже...", "Все мы, все мы в этом мире тленны"), и вопросы, и инверсии ("Увяданья золотом охваченный"). Характерны для этого стихотворения многоцветье (золото, медь, розовый конь, белые яблони) и параллелизм цветовых образов ("увяданья золотом охваченный" лирический герой и увядающая природа: "Тихо льется с кленов листьев медь").

Тема подчиненности  человеческой жизни законам природы  развита и в элегии "Отговорила роща золотая..." (1924): и роща "отговорила", и журавли "не жалеют больше ни о  чем", и "дерево роняет тихо листья", и лирический герой "роняет грустные слова", ему не жаль "ничего в  прошедшем". Параллелизмы, сравнения  помогают почувствовать вселенский закон: "каждый в мире странник", но мир при этом не умирает, трава "от желтизны не пропадет", "не обгорят рябиновые кисти"...

Строка "Стою один среди равнины голой" —  явная и не случайная реминисценция  из стихотворения М. Лермонтова "Выхожу один я на дорогу...". В обоих  произведениях были выражены пути лирических героев ("один") к синтезу с  миром — равниной, пустыней, небом... Всемирность, ощущение себя в контексте космоса были основными мотивами русской философской лирики Х1Х-ХХ вв.

Этой же теме посвящена поэма "Цветы" (1924). Жанр определен самим Есениным. Перед  нами лирическая поэма, в которой  развито элегическое начало и  которую автор создавал с мыслью "о том, что ты такое в пространстве", как писал он П. Чагину. Характерно, что в ней, как и в "Двенадцати" А. Блока, двенадцать глав; эта цифра была знаковой для поэта, являлась символом итога земной жизни, пограничного между жизнью и смертью состояния. В главе "Цветы мне говорят прощай..." жизнь и смерть представлены как естественный процесс, проявление вечных, общих законов бытия:

Любимые! Ну, что  ж, ну что ж! Я видел вас и  видел землю, И эту гробовую дрожь Как ласку новую приемлю.

В поэме использован  прием уподобления: разнообразие цветов, их образы соотносимы с человеческой природой. Размышления о смерти выражены в стихотворении в контексте образов родного поля, шума левкоев и резеды, вечной природы; так мыслям лирического героя Пушкина о неизбежной смерти соответствовал образ пережившего век отцов "дуба уединенного". И как в лирике Пушкина тема смерти соединена с темой радости земного бытия, так и меланхолическим настроениям лирического героя Есенина, его грусти о "васильках очей любимых", о непо¬вторимости чувств сопутствует ликование по поводу того, что мир — "не монашья схима", что "все на свете повторимо", что он готов вновь отдаться любви. Философская и интимная темы "Цветов" дополнены социальной ("Октябрь! Октябрь! / Мне страшно жаль / Те красные цветы, что пали"), это создает образ полнокровного, полифонического существования.

В отношении  Есенина к жизни не было декаданса. В тридцать лет он писал стихи  о своем увядании, но в нем был  силен дух Возрождения, он гнал от себя уныние и аскетизм. Есенин был  жизнелюбом и преодолевал отчаяние. Его девиз:

Увядающая сила! Умирать — так умирать! До кончины  губы милой Я хотел бы целовать.

("Ну, целуй  меня, целуй...")

Лирический герой  его поэзии 1925 г. не настроен на рефлексию, он устремлен к гармонии. Есенинская философская концепция бытия  была выражена словом "принимаю". Высказанная еще в ранней лирике, в последние годы жизни она  определяла настро¬ения поэта. В стихах 1925 г. она стала лейтмотивом: "Принимаю, что было и не было", "Все, как есть, без конца принимая" и т.д. В "Свищет ветер, серебряный ветер..." поэт написал: "Жить нужно легче, жить нужно проще, / Все принимая, что есть на свете. / Вот почему, обалдев, над рощей / Свищет ветер, серебряный ветер".

Одним из произведений поэта, в котором, при всем ощущении греховности, мятежности своей жизни, лирический герой высказывает надежду  на свое духовное возрождение, стало "Письмо матери" (1924). Оно не относится  к философской лирике, но в нем  также выразился свойственный Есенину  философский взгляд на реальность. Все чаще в творчестве Есенина  звучали мотивы осознания виновности за кому-то нанесенные обиды, скандалы и проч. В таких стихотворениях появлялась, с одной стороны, рефлексия, а с другой — желание ее преодолеть. Это "Мне осталась одна забава...", "Заметался пожар голубой...", "Ты такая ж простая, как все...", "Я усталым таким еще не был...", "Годы молодые с забубённой славой..." и др.