Своеобразие теории "реализма" в критике Д.И.Писарева

Обстоятельней излагая, какими качествами должны обладать «реалисты», Писарев должен был признаться, что он сам их черпает главным образом из литературы. Именно русские романисты сумели отразить приметы времени и нарисовать правдивые типы современного поколения. «Я хотел говорить о русском реализме,— замечает Писарев,— и свел разговор на отрицательное направление в русской литературе... Ведь в самом деле, только в одной литературе и проявлялось до сих пор хоть что-нибудь самостоятельное и деятельное.

А где же наши исследователи, где наши практические работники?..» («Реалисты»).

Сама по себе теория «реализма» не представляла большой  методологической ценности, она была перепевом теорий Белинского, Чернышевского, Добролюбова, но перепевом гениальным. Писареву удалось связать в единый комплекс боевые положения современного ему материализма и демократизма и увлечь ими целое поколение  борцов против гнета и насилия. Он сумел создать определенную общественную психологию вокруг этих вопросов.

Этот общественно-практический реализм сливался у Писарева в  существенных моментах с реализмом  художественной литературы и образовывал  ту призму писаревской «реальной критики», через которую он рассматривал произведения современной ему русской литературы.

Полюса этой литературы Писарев символически обозначал  двумя именами: Некрасов и Фет.

Хотя Некрасов был  издателем «Современника», с которым  полемизировало «Русское слово», Писарев  независимо от этого хорошо сознавал значение направления его творчества. Он весьма определенно заявлял о  своих симпатиях к поэту: «Некрасова, как поэта, я уважаю за его горячее  сочувствие к страданиям простого человека, за честное слово, которое он всегда готов замолвить за бедняка и  угнетенного». Некрасов в основном соответствовал писаревскому представлению о поэте-демократе, хотя критик силу его таланта несколько недооценивал.

На другом полюсе было «чистое искусство». Писарев, конечно, заострял свою неприязнь к некоторым  представителям этой группы поэтов. Он уверял, что Фет, Полонский, Щербина, Греков и многие другие «микроскопические  поэтики» скоро забудутся, так как  они ничего не сделали для общества, не обогатили его сознание: «Вы  вольны делать как угодно, но и я, как читатель и критик, волен обсуживать вашу деятельность, как мне угодно».

Пушкин, Лермонтов  и Гоголь были для Писарева пройденной ступенью. Он мог ими гордиться, но особо ими не интересовался. Историко-литературная концепция, столь широкая у Белинского, затем суженная у Чернышевского  и в особенности у Добролюбова, у Писарева уже не захватывала даже «гоголевского» периода. Его уже не волновали проблемы предшествовавшего поколения писателей. Он считал, что современная литература только и может по-настоящему осознать свои боевые задачи, если будет отталкиваться от прошлого, его героев, его эстетики. Только люди с эстетическим чувством, говорил Писарев, и в его устах это вовсе не похвала, зачитываются и знают наизусть сочинения Пушкина, Лермонтова и Гоголя. «Что же касается до большинства, то оно или вовсе не читает их, или прочитывает их один раз, для соблюдения обряда, и потом откладывает в сторону и почти забывает» («Схоластика XIX века»)..