Ода - жанр отражающий антииндивидуальную сущность литературы классицизма

  

   Ода, в том ее виде и значении, какое она получила с середины 1730-х годов у Тредиаковского и затем у Ломоносова, рассматривается обычно как жанр, в максимальной  степени отражающий безличностную, антииндивидуальную сущность литературы классицизма.

   Петровские реформы внесли в русскую жизнь множество новых понятий и наводнили язык иноземными словами, которыми без разбору начиняли речь представители господствующих сословий, а также и наиболее просвещенные люди того времени. Наряду с этим стремительность роста, радикальность преобразований и воодушевление от военных и дипломатических успехов искали себе выражения в искусстве. Эти обстоятельства во многом определили направленность и приоритеты литературы того времени, ее методологию и стилистику.  Степень проявления в каждом жанре подчеркнутого, ощутимого, нескрываемого отношения автора  к его теме, к предмету изложения, проблематику и стиля создания од,  хочу рассмотреть на примере творчества М.Ю.Ломоносова и  А.П.Сумарокова.

        Поэтический стиль Ломоносова складывался в ходе сложного взаимодействия его творческих исканий и теоретического их осмысления. В общем деле создания новой русской поэзии Ломоносов работал бок о бок со своими современниками, и старшими (Тредиаковский) и младшими (Сумароков), то сходясь с ними в решении одних литературно-эстетических вопросов, то расходясь и враждуя во мнениях по другим, общим и частным проблемам эстетики классицизма и ее воплощения русской поэтической мыслью. В ходе этой литературной борьбы уточнялись и обосновывались позиции сторон, принимались и отменялись решения, намечались вехи на пути к новым целям.

Литературная  борьба великих работников русской  поэзии 1740—1750-х годов видоизменялась в зависимости от характера тех  задач, которые выдвигались общественным развитием. От борьбы с общим врагом — литературой придворной — Ломоносов и его соратники перешли к спорам между собой, к спорам внутри лагеря прогрессивной литературы, поскольку развитие литературы ставило каждого из тогдашних писателей перед необходимостью дать свой, и, как ему казалось, единственно правильный ответ на поставленные жизнью вопросы. В ходе сопоставления этих ответов, в борьбе мнений и спорах уточнялись собственные решения и происходил тот процесс, который мы называем становлением поэтического стиля. Поэтому представляется возможным подойти к литературно-полемической борьбе конца 1740-х — начала 1750-х годов именно как к выражению хода развития и созревания русской эстетической мысли, создававшейся и складывавшейся в неразрывной связи с развитием самой поэзии. Именно с этой стороны может быть рассмотрен тот круг историко-литературных явлений, значительная часть которых была тщательно исследована в работах Г. А. Гуковского и П. Н. Беркова, особенно в известной книге последнего о «Ломоносове и литературной полемике его времени». При этом ломоносовские решения тех или иных проблем эстетического развития мы сможем понять в их исторической обусловленности только в соотнесении с целым рядом явлений, иногда непосредственно к Ломоносову не относящихся. Сопоставив его творчество с общим ходом литературно-теоретических споров эпохи, мы сможем лучше понять его собственную позицию, отразившуюся и в прямых высказываниях, и, главное, в новых для его творчества жанрах, и, может быть, в новых стилевых тенденциях.

Сумароков приводит строку Ломоносова «Летит корма меж  водных недр» и продолжает: «Для чего он, г. Ломоносов, „летит корма  меж водных недр“ положил, он и  сам не отречется, что ето он у  меня взял». По-видимому, Сумароков считал, что Ломоносов «взял» за образец строку из его оды «Елисавете Петровне в 25 день ноября 1743», из той строфы, где говорится о русском флоте:

На грозный  вал поставив ногу, 
Пошел меж шумных водных недр 
И, положив в морях дорогу, 
Во область взял валы и ветр.

Снова упоминает Сумароков  о ломоносовских критических замечаниях после того, как приводит строку из оды 1747 г. «В безмолвии внимай, вселенна» со следующим своим комментарием: «Вселенна употребляется по вольности вместо вселенная, которая вольность весьма нечувствительна: однако для чего сочинитель сей оды в моих стихах ету вольность критиковал, когда он и сам ее употребляет?».4

Усеченная форма вселенна вместо вселенная, действительно встречается в ранних одах Сумарокова:

Когда  вселенна трепетала, 
Со страхом твой  храня устав.

(Ода, сочиненная  в  первые лета моего во стихотворении  упражнения, 1740—1743 гг.)

Ея дел славных громкий  шум 
Гремит во всех концах вселенны.

(Ода 1743 г.)

И мнит, достигнув край вселенны, 
Направить мысли устремленны 
Противу солнца и  луны.

         (Там же)

Ломоносов, как пишет  Сумароков, критиковал у него в одах еще один вид поэтической вольности  — употребление дательного падежа вместо винительного. Приведя строку Ломоносова «великое светило миру», Сумароков продолжает: «Я не говорю, что „мир“ здесь в дательном, а не винительном поставлен падеже, и приемлю то за стихотворческую вольность, которую дает нам употребление, и сам оную вольность употребляю: однако когда кто которую вольность сам употребляет, не ставя того в порок, то уже оную и у другого критиковать не надлежит. Все равно, что вместо светило мира сказано светило миру, что вместо не помню своего рода — своего роду, или вместо трона — тро̀ну».

 

 Сумароков направляет главный удар именно против характернейшей черты ломоносовского высокого стиля — против тенденции к «отвлечению», к превращению конкретных понятий в отвлеченно-поэтические символы. С точки зрения Сумарокова, Ломоносов неправ, когда в оде 1747 г. очень конкретное понятие тишины (покоя, мира, мирного благоденствия в стране) превращает в совершенно неопределенное по смыслу, всеобъемлющее понятие-образ, даже символ.

Имея в виду следующую строфу Ломоносова:

Великое светило миру, 
Блистая с вечной высоты 
На бисер, злато и порфиру — 
На все земные красоты, 
Во все страны свой взор возводит, 
Но краше в свете не находит 
Елисаветы и тебя...,

Сумароков категорически  возражает против осуществляемого  Ломоносовым превращения тишины в некое мифологическое существо: «Что солнце смотрит на бисер, злато и порфиру, ето правда, а чтобы оно смотрело на тишину, на премудрость, на совесть, ето против понятия нашего. Солнце может смотреть на войну, где оно видит оружие, победителей и побежденных, атишина никакого существа не имеет, и здесь ни в каком образе не представляется, как например в епических поемах добродетели и прочее тому подобное».

Сумароков не возражал бы, если бы у Ломоносова тишина превратилась в Тишину, в аллегорическое олицетворение, каких немало ввел в свою «Генриаду» Вольтер. Но в том-то и дело, что у Ломоносова тишина из понятия превратилась, вернее стремилась превратиться, в образ, в поэтический сгусток смыслов, который совершенно не удовлетворял основному требованию сумароковской декларации 1747 г. — ясности. Разбирая другую строфу этой оды Ломоносова, Сумароков это и высказал: «Можно догадаться, к чему ето написано: однако ето так темно, что я не думаю, чтоб кому ето в читании скоро вобразиться могло. А для чего в етом месте ясность уничтожена и притом натянуто, то тотчас рассмотреть удобно. Нужно было сравнение, чтоб сравнять дух наш с пловцом.

А сравнение нашего духа с пловцом весьма безобразно, и  не знаю, стоило ли оно, чтоб для него уничтожить ясность».

Оды Ломоносова были выражением  программы  просвещенного  абсолютизма, хотя вопрос о том, какие стороны  этой  «программы» стали  для Ломоносова  определяющими, продолжает  оставаться  дискуссионным в литературной науке  последних  лет.  Хвалебные оды Ломоносова, несомненно, выражали  идеализирующие тенденции  эпохи и страдали  переоценкой возможностей  и заслуг просвещенного монарха.  Но они были  всегда  искрении и выражали не простую точку зрения Ломоносова  - поэта и ученого, но отражали «чаяния и стремления» всей нации, касались, «не отдельных деталей  политической жизни,  а общего направления ее». Наряду с идеализирующими мотивами, у Ломоносова  прозвучат и мотивы  публицистические. Они проявляются не сразу — в конце творческого пути  и найдут  выражение в напутствиях и наставлениях  монарху быть  справедливым и милостивым к своим подданым.  Особенно отчетливо  они будут  выражены в оде  Елизавете  на день ее рождения(1757), и оде, посвященной восшествию  на престол Екатерины(1762). До этих  од публицистические  мотивы имели место у Ломоносова, но они, как правило, представляли собой или  обращения  поэта к  молодым  членам общества отдать свои силы на общую пользу, или  прославление различных наук, помогающие человеку  проникнуть в тайны природы, овладеть ее богатствами. В названных одах  публицистические мотивы  обрели политическую окраску, но направлены они были на утверждение идеи просвешенной монархии, ибо  процветание России  связывалось  Ломоносовым с властью просвещенного  самодержавца.  Поэтому едва ли можно видеть в стихах из его од 1757 и 1762 гг. превращение поэта «в разгневанного пророка, обличающего, карающего, грозящего, глаголом жгучщего сердца людей». Не следует в них усматривать и поворота «внимания Ломоносова на поиски конкретных причин слабости и несовершенства абсолютического строя». Ломоносов скорее выразил здесь  позитивную программу просвещенного абсолютизма, уверовав, как позднее Сумароков, «в силу разумной гражданской деятельности и доброй власти самодержавного государя и его соратников». В этом отношении, как справедливо  отмечает Г.Н. Поспелов, его оды в значительной степени были гражданскими «утопиями».

      Оды  Сумарокова  создавались в русле, приложенном его старшим современником, и внесли  сколько-нибудь  существенных  изменений в проблематку жанра. Как и у Ломоносова, они посвящались  определенному лицу, содержали  ставшие  традиционными похвалы просвещению, России, императрицам и обнаруживали в их авторе  приверженца просвещенного  абсолютизма. При этом первые оды Сумарокова были по их содержанию значительно беднее  од Ломоносова. Если Ломоносов, восхваляя Петра, выражал  свои заветные мечты, связанные с судьбами его страны, то первые оды Сумарокова по существу содержали лишь «похвалы»: Анне — что «мудро» правит, Елизавете  - что «дела» отца «возобновила и дух его в себе  вместила», принесла своим царствованием «сладкий мир» и «тишину». В оде 1755г. воспроизведен облик идеальной монархини, опирающийся в своей основе на общую концепцию просвещенного монарха. Поэтому нельзя не согласиться с утверждением П.Н.Беркова, что у первых своих одах «Сумароков выступает в качестве поэта, одобряющего  и прославляющего  дворянскую политику Елизаветы Петровны».

     Однако, как уже говорилось,  с утверждением абсолютизма, в общественном сознании происходяь сдвиги. Они вызываются ощущением  разрыва между  идеалом, выработанном теоретической  мыслью, и действительностью, не дейсвительностью, не оправдывающей  связанных с ним надежд и упований  лучших  представителей  дворянства. Этот процесс находит отражение во всех жанрах — трагедии, комедии, басне, сатире. В оде это выражается в росте публицистических мотивов.  Они были характерны и для Ломоносова. Но в его оде они имели по преимуществу общепросветительскую направленность. У Сумарокова публицистический материал оказался  связан, главным образом, с изложением концепции просвещенного монарха. Это изложение сопровождалось прямым и косвенным сопоставлением монарха -  «отца» и монарха-тирана. Так, в оде Екатерины 1762г., наряду с приличествующими событию традиционными похвалами новой императрицы и выражением  связанных с нею и ее правлением надежд, Сумароков от лица самой Екатерины дает изложение программы просвещенного абсолютизма. Здесь и уверения о том, что для нее, монархини, нет  «иной забавы, кроме счастия людей» и соблюдения «обшей пользы», и обещание заботиться о просвещении подданных, и твердое  намерение быть им  опорой и поддержкой. Сумароков иногда не был противником монархической власти. Однако он не склонен оправдывать или защищать любого правителя.  Он за «разумного» монарха,  соблюдающего «пользу отечества». Отсюда появление  поучительных интонаций в его одах последнего периода творчества. Так, в оде 1771г, посвященной Павлу, он выражает надежду  видеть в нем  в будущем просвещенного монарха, не безразличного к судьбам  своего «народа». Одновременно с этим он предостерегает  будущего царя, преподает ему «урок», каким должен быть и каким не должен быть царь, выражает в резкой, категорической форме свое неприятие монарха-деспота. Он сравнивает его с тигром, львом, змеей — теми, кто «живот отъемлет». Ода содержит откровенное поучение будущему  монарху, завершающееся  категорическим утверждением: «Когда монарх насильно внемлет, Он враг народа, а не царь». Эти мысли варьируются в «похвальной» оде Павлу 1774 г. Главным  в ней  являются также  не похвалы, а наставления, поучения и даже предостережения, имеющие совершенно определенную политическую окраску.  И хотя все эти поучения имели конечной  целью защиту идеи «просвещенного государя», т. е. Давали узкосословное решение проблемы, в их  общегуманистический, просветительский пафос, направленный против деспотии, отвечал  самым  прогрессивным настроениям  предпугачевской эпохи. Ода по существу была первращена Сумароковым в средство воздействия на «вышнюю» власть, а средство воспитания гражданского сознания и формирования общественного мнения. В этом отношении Сумароков пошел дальше Ломоносова. Однако  и он не допускал прямых выпадов против царствующей императрицы. Появившееся у него со временем критическое отношение к «самодержавству» Екатерины находило косвенное выражение. Если в первых одах он исходил в своих «похвалах» из безусловного признания ее добродетельным, прсвещенным монархом (ода,напр., 1762.), то в одах 70-ч гг., посвященных наследнику, он отказывается  от своих посылок и берет на себя смелость уже поучать, говорит о том, каким не должен быть  монарх. Тем самым, избегая прямой оценки, он выражал свою неудовлетворенность настоящим правлением, правлением Екатерины.

Обращение оды последней  трети века к широкому кругу лиц  в конечном счете  способствовало сближению «высокого» жанра с конкретной жизнью эпохи. В силу этого расширилось художественное содержание оды. Неожиданно для этого жанра в нм начинает соседствовать общественное, гражданское начало с частным, бытовым, даже повседневным, лишенным по сути ореола «возвышенности». Обрастая «реалиями», ода утрачивала  свой программный характер. Последнее происходило и потому, что публицистические мотивы приобретали в ней все более негативный, критический характер. Это ощутимо уже в последних одах Сумарокова, но особенно проявилось в оде последней трети века, где эти мотивы перерастают в сатирические тенденции. Последнне в первую очередь. Проявилось  в отношении  к полтическиим явлениям. И событиям эпохи, но и самодержавной действительности в целом. Если Сумароков упорно и настойчиво отстаивал идею просвещенного монарха, противопоставляя истинную монархию деспотии, при этом никоим образом в последний период творчества не ставил знака равенства между истинной монархией и «самодержавством» Екатерины, то поэты младшего поколения, оставаясь на позиции признания монархии лучшей формой власти, раскололись на два лагеря.

    Одно из главных отличий Ломоносовских и сумароковских од – даты. Оды Ломоносова почти без исключений принадлежат придворному календарному циклу, на день рождения, на день восшествия, на день тезоименитства, это само задает им единообразие содержания, а через него и единообразие формы. Сумароков же с самого начала пользуется случаями выйти из этого круга, писать не на даты, а на события, сперва на прусскую войну, потом на турецкую войну, а это вводит в оду новый материал и заставляет экспериментировать со способами такого ввода.

     Итак, было бы неверно объяснять выпады Сумарокова личным недоброжелательством. Его поэтическому таланту была органически чужда пышная, лирически напряженная поэзия Ломоносова, которой он пытался противопоставить рационалистически продуманный стиль.

 

    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список использванной  литературы

1. Западов В.А., Русская литература XVIII веке, 1700-1775: Хрестоматия, «Просвещение», 1979 г.
2. Москвичева Г.В., Жанры русского классицизма, часть II, Горький, 1974 г.
3. Серман И.З., Русский классицизм, «Наука», Ленинград, 1973 г.
4. Серман И.З., Поэтический стиль Ломоносова,  «Наука», Ленинград-Москва, 1966г.
5. Лебедев П., Ломоносов, Тредиаковский, Сумарков  - спор о стиле, статья из сайта http://www.proza.ru/2008/04/11/213