Экранизация Д. Светозаровым романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»

         Опять же пишут, что для создателей картины очень важно было сохранить не только текст, но и внешность героев. Допустим герои сериала соответствуют внешности романных героев.

          Съемки фильма сопровождались мистическими случайностями. Однажды прямо на съемочной площадке едва не погибла Елена Яковлева. Актриса поскользнулась, и на нее едва не наехала лошадиная повозка. А сцену убийства старухи-процентщицы приходилось снимать много дублей подряд. Дело в том, что убивать актеру Владимиру Кошевому пришлось не реального человека, а резиновый манекен, поэтому топор постоянно отскакивал от резиновой головы. Кстати, продюсер фильма Андрей Сигле отмечает, что бюджет сериала оказался больше, чем у всех прежних проектов его компании. «Если в среднем серия обходится в 200-250 тысяч долларов, то на «Преступление и наказание» нам пришлось потратить порядка 350 тысяч долларов», – сказал он.

         Самым кассовым и  хрестоматийным считается двухсерийная лента, снятая Львом Кулиджановым в 1969 году с великолепными актерами БДТ. Роль Раскольникова тогда сыграл Георгий Тараторкин, молодой актер Ленинградского ТЮЗа. По мнению критиков, Тараторкин в роли Раскольникова был неподражаем. За эту роль, кстати, он был удостоен Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.

          Анна  ДЕМСКАЯ,ведущий  редактор репертуарного  отдела «Енисей-кино»: «У нас есть двухсерийный фильм «Преступление и наказание», снятый Львом Кулиджановым. На днях я его пересмотрела. В сравнении с фильмом Светозарова – небо и земля. Но это совсем не значит, что снимать новый сериал не стоило. Молодое поколение наверняка не видело кулиджановской картины, поэтому, вполне вероятно, с удовольствием посмотрело новую экранизацию. Я ни в коем случае не против этого фильма. Но от советской экранизации просто в восторге.  Новый фильм не зачёркиваю, но в нём нет той мощи, энергетики, которая есть в картине, снятой в 1969 году».

         В одном из многочисленных интервью режиссер-постановщик сериала  Дмитрий Светозаров на вопрос, почему он выбрал для экранизации именно «Преступление и наказание», ответил, что, по его мнению, это самый совершенный роман не только Достоевского, но, возможно, и всей мировой литературы. Дальше режиссер пообещал представить нам аутентичного Достоевского. Правда, как выяснилось по ходу беседы, Светозарова многое в романе не устраивает. Есть, например, необоснованные длинноты. Слишком много внутренних диалогов. По мнению режиссера, в Достоевском была «бездна графоманской беллетристики». И дальше он продолжает: «Будь моя воля, я обязательно переодевал бы ее – классику - в современные одежды. Беря у классиков не только сюжеты, но и психологическую обоснованность поступков героев, их философию. Чрезмерная верность букве произведения, соблюдение всех правил быта, привычек, даже самой речи приводит к закрепощению художника».

       - Что вы подразумевали под понятием «аутентичный Достоевский» когда снимали фильм?  
 
Что значит аутентичный Достоевский – это не значит, что мы слово в слово, букву в букву сохраняем роман на экране. Под аутентичностью я подразумеваю отсутствие какого-то ни было режиссерского своеволия. Отсутствие какой бы то ни было смелой режиссерской интерпретации. События так модное нынче на театре, например, то есть донести дух романа до зрителя максимально близко к замыслу Достоевского, вот такова наша задача. Но это не значит, что мы читаем этот роман страница за страницей. Вы понимаете, что роман в 450 страниц не может уместиться даже в 8 серий, поэтому какие то купюры сделаны, но сохранены основные сюжетные линии романа.  
             Хочу обратить внимание еще на некоторые рецензии, а именно, на те нюансы, мимо которых критики просто не могут не пройтись.

         В «Преступлении  и наказании» Достоевского есть один герой, который в сферу интересов авторов сериала вообще не попал. Это Петербург Достоевского – свинцовый, без неба, в душных трущобах. Интересно, стал бы Раскольников тем самым Раскольниковым, живи он в Москве? Конечно, нет. А в фильме – лишь крохотные куски дворов-колодцев, ухваченные камерой маленькие пятачки, сохранившие вид и дух затхлых петербургских трущоб, на которых толкутся персонажи. Пятачки украшены вывесками а-ля XIX век, а снующие прохожие, одетые безупречно по моде и обличью тех времен, лишь подчеркивают неловкое ощущение маскарада. Не Петербург Федора Михайловича, а Питер FM какой-то.

         При прочтениях глаз прежде всего останавливался на финале, ради которого собственно роман и  задумывался. Трудно представить себе что-либо более светлое и радостное  в мировой литературе, чем эти последние страницы “Преступления и наказания”. Ода христианской любви в самом высоком понимании этого слова. 
Поэтому так и покоробила экранизация Светозарова. Переписать финал романа - это лишить смысл все произведение, поставить его с ног на голову. У нас, конечно, модно историю переписывать, но хоть классиков-то не трогайте! Наполненная высоким смыслом человеческая жизнь по Достоевскому в новой телеинтерпретации превратилась в бессмысленное существование. Это как взять симфонию Бетховена и отрезать последние такты - нарушится все произведение. Слава богу, книги у нас пока не переписывают. Будем читать, пока есть возможность. А телевизор - ну его.

         Вторая статья, написанная Кареном Степаняном – доктором филологических наук, вице-президентом российского общества Достоевского, статья с вопросом «Зачем вы старушку убили?», опять переполнена критическими замечаниями в адрес трактовки романа.

         За несколько дней до начала показа телесериала «Преступление  и наказание» по другому каналу в  очередной раз прошел «Ночной дозор». В фильме добрые и злые силы ежесекундно находятся в борьбе за человека, постоянно рядом и следят за ним, но зависят от его свободного выбора; и этот выбор определит всю дальнейшую жизнь. Одно из отличий такого рода искусства от произведений Достоевского вот в чем: вся эта космическая борьба, от которой зависит судьба личности и всего мироздания, не проявляется в колоссальных взрывах, распадающихся телебашнях и падающих самолетах - она совершается в тихой беседе двух людей в захудалом трактире или в ночном чтении Евангелия в каморке робкой и несчастной девочки-проститутки и пришедшего к ней за спасительным Словом студента «из мещан». Это и есть «реализм в высшем смысле», как называл свой творческий метод сам Достоевский. 

         Но как выразить все это средствами визуального искусства, не сбившись на стилистику «Ночного дозора»? Впрочем, сначала надо, наверно, задаться другим вопросом: какова цель создателей очередной экранизации, -  познакомить зрителей с сюжетом произведения или постараться дать им настоящего  Достоевского? Режиссер фильма Дм. Светозаров неоднократно подчеркивал в своих интервью, что выбирает первое. Но эти два решения кажутся альтернативными только на первый взгляд.  Главный сюжет произведений Достоевского - движение человека и человечества к Богу или от Него, происходящее и в душе сопереживающего читателя.  Дм. Светозаров утверждает, что, поскольку работал «на массовую аудиторию», видел свою задачу исключительно просветительской: представить зрителям каноническое прочтение романа, без всяких «режиссерских трактовок». Выдающийся русский литературовед В.Н. Топоров сравнивал произведения Достоевского с воронкой: с каждым новым прочтением заинтересованный и доверяющий тексту читатель выходит на все более глубокие уровни постижения тайн бытия.. Дм. Светозаров понимает содержание романа так: Раскольников - неудачник, а роман доказывает, что убивать, даже во имя благих целей, нельзя (сужу по его многочисленным высказываниям и по фильму). Да и вопрос неизбежный в таком случае возникает: почему нельзя? «Арифметика» Раскольникова (смерть никчемной зловредной старушонки и десятки спасенных с помощью ее денег жизней) тогда неопровержима.  Опровержима она только в одном случае: если человек создан Богом по Своему образу и подобию, составляет со всеми остальными своими братьями и сестрами в Боге  единое целое и жизнь его не ограничена земными рамками - что и показано блистательно в романе «реалиста в высшем смысле» Достоевского.

Чего  же не хватило?

Во-первых, личностной «весомости» главных героев. Вспомним, что Соня в романе выполняет для Раскольникова все, что делает в обычной жизни священник: она выслушивает его исповедь, надевает на него при третьем свидании крест (этой сцены в фильме почему-то нет), читает Евангелие и даже налагает эпитимью - публичное признание в убийстве и принятие каторги. Достоевский видел ее (и вообще человека) в перспективе будущего Нового Иерусалима, где, как сказано в Евангелии, все верующие станут «священниками и царями Богу нашему». Да, Соня казалась «совсем почти ребенком», но - с «огневым взором». Не случайно один известный католический богослов на вопрос, что бы он посоветовал сегодня  такой девушке, как Соня, ответил: я бы сам попросил у нее совета. А Дуню Свидригайлов сравнивает  с мученицами первых веков христианства.  У героинь П. Филоненко и Е. Васильевой (Дуня)  масштаб личности совсем иной. В. Кошевой же замечательно играет романтического героя, борющегося со «средой» - недалекими или подловатыми людьми вокруг. Здесь - увы, достаточно редко в фильме - мы видим, как тяжело приходится человеку в безжалостном рабстве у зла). Надо сказать, впрочем, что в последних двух сериях - то ли под мощным воздействием работы с текстом Достоевского, то ли получив  поддержку глубоких актеров А. Панина (Порфирий Петрович) и А. Балуева (Свидригайлов), и В. Кошевой, и П. Филоненко пробиваются достаточно близко к подлинной сущности воплощаемых ими образов. Известно, что Достоевский при инсценировке прозы, «взяв первоначальную мысль, совершенно изменить сюжет». Конечно, для того, чтобы «совершенно изменить сюжет», сохранив при этом «первоначальную мысль», надо быть конгениальным Достоевскому, но что мешало, например, начать фильм со сцены написания Раскольниковым своей статьи (о делении людей на «обыкновенных» и «необыкновенных» и о праве на «кровь по совести») - тогда масштаб идеи был бы задан сразу, а так  на вопрос случайно оказавшегося на съемках мальчика: «Зачем вы старушку убили?»   В. Кошевой, по его собственному признанию,  так и не нашел, что ответить - вместе со многими зрителями первых серий фильма. И закольцевать эту сцену со сном Раскольникова на каторге (которого в фильме опять-таки нет) - как «зараженные моровой язвой» люди, все поголовно вообразившие себя «необыкновенными», «убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе»? Впрочем этого сна Раскольникова (как и того, где он все бьет и бьет топором хохочущий призрак старухи, а рядом в комнате кто-то все «смеется и шепчется»), и всех других снов, кроме первого, в фильме вообще нет.

         Но Дм. Светозаров вызвался следовать тексту романа «буква в букву». Однако и этот принцип не соблюден. Главными героями пятой, центральной серии становятся ... Лужин и Лебезятников (в отличном исполнении А. Зиброва и С. Бехтерева), а ключевой сцене романа - первой беседе  Раскольникова с Соней и чтению Евангелия - отведено лишь несколько минут. Начинается она с непонятного (без предшествующего мучительного разговора) поклона Раскольникова, при этом Соня, почему-то в ночнушке, скороговоркой читает несколько строк о воскрешении Христом Лазаря и отвечает на вопросы Раскольникова (от неумения актрисы выразить подлинное религиозное вдохновение сбиваясь на истерично-маниакальный тон), и на протяжении всей сцены Раскольникову явно хочется ее поцеловать. И так очень часто: сокращается важнейшее, а «боковые» сцены непомерно подробны - не потому ли, что их легче воплотить средствами реализма «в среднем смысле»?  А иногда и впрямую вспоминается стилистика «Ночного дозора»: чуть ли не в каждой третьей сцене назойливо лезут в кадр мухи (в «Дозоре»  был комариный звон, напоминающий о вампирах).

         Потому-то и следование «букве» Достоевского в эпилоге. «Уже в остроге, на свободе от натасканных на себя обязательств – доказывать, что он «необыкновенный», подчинять и спасать мир», Раскольников проходит мучительный путь очищения от своего прежнего «я» - через общение с каторжниками, тяжелый труд. Любовь дарует ему и Соне «полное воскресение в новую жизнь» и предстоящие семь лет каторги кажутся им «семью днями» (творения). Меняя в последних кадрах ясный весенний день Достоевского на лютый зимний, Дм. Светозаров хотел, чтобы мы  вспомнили о ГУЛАГе. Достоевский рассчитывал, что мы вспомним о любви и  Боге (не вспомнили тогда, вот ГУЛАГ и получился).    

         Петербурга как  «умышленного», миражного, пронизанного космическими флюидами города (по точному выражению в одном из школьных сочинений, именно Петербург является здесь местом убийства) - в телесериале нет. Честное слово, если бы Раскольников со своей думой появился на фоне современного Петербурга, это лучше всяких литературоведческих рассуждений свидетельствовало бы об открытости мира Достоевского в наше время и было бы одним из примеров нового «ряда поэтических мыслей», на который способно в данном случае только кино. Проблема-то выходит за рамки нашего времени и нашей страны. Человек, оставленный на себя одного, забывший о Боге и забытый людьми, способен на самое страшное (вспомним кошмарный случай убийства в немецкой деревне матерью пятерых своих детей, которых не на что было содержать,  - это произошло именно в дни показа телесериала). Когда и как эта «первоначальная мысль» Достоевского будет воплощена на экране -  можно только надеяться, что не слишком поздно.