Характеристика образа Петра Мелехова в романе «Тихий Дон»

«Петро  напоминал мать: небольшой курносый, в буйной повители пшеничного цвета  волос, кареглазый». Нет в портретном описании старшего брата Григория и  намека на турецкую кровь, которая выделяла Мелеховых от остальных селян. Нет  в нем и тех качеств, которые  передавались из поколения в поколение, и так роднили Пантелея Прокофьевича, Григория, Дуняшку: независимого характера, свободолюбия, гордой непокорности. 

Пока  семья Мелеховых живет миной, спокойной жизнью, в атмосфере  дружбы, взаимной заботливости, любви, фигура Петра не вызывает каких-либо негативных чувств. Он по-настоящему любит свою семью, младшего брата. Но уже с первых страниц автор дает понять, что Петро не обладает тем обаянием, которым веет от его младшего брата. Рисует ли писатель картину косьбы, он не забывает обратить внимание на грацию сильного тела Григория, заметить, как отзывчив он на очарование природы; идет ли речь о скачках, непременно отмечет, что Гришка взял первый приз. 

Петро же уступает брату и в красоте: «Григорий надел мундир с погонами хорунжего, с густым завесом крестов  и, когда погляделся в запотевшее зеркало, - почти не узнал себя: высокий, сухощавый… 

- Ты - как полковник! - восторженно заметил Петро, без зависти любуясь братом…», и в умении петь, о котором мимолетно упоминается в разговоре:

«- Да ты ить не мастак», - говорит Степан Аксаков Петру, - «Эх, Гришка ваш дишканит! Потянет, чисто нить серебряная, не голос»60, но все это не принижает образ Петра. Он покупает своей искренностью, веселостью. В первых главах первой книги герой у Шолохова «улыбается, заправив в рот усину»61, «посмеиваясь в пшеничные усы»62, по-доброму подтрунивает над Григорием: 

«Григорий шел… хмурился… От нижней челюсти, наискось к скулам, дрожа, перекатывались желваки. Петро знал: это верный признак  того, что Григорий кипит и готов  на любой безрассудный поступок, но посмеиваясь в пшеничные в сои усы, продолжал дразнить брата… 

- Гляди,  Петро подеремся, - пригрозил Григорий…  

- «Заглянула, мол, через плетень, а они,  любушки, лежат в обнимку». - 

«Кто?» - спрашиваю, а она: «Да Аксютка  Астахова с твоим братом». Я 

говорю…  

- Оскалив  по-волчьи зубы, Григорий метнул вилы. Петро упал на 

руки, и  вилы, пролетев над ним, на вершок вошли  в кремнисто- 

сухую землю.

Потемневший Петро держал под уздцы взволнованных  криком лошадей, ругался: 

- Убить  бы мог, сволочь! 

- И убил  бы! 

- Дурак  ты! Черт бешеный! Вот в батину порода выродился, истовый 

черкесюка!..

Через минуту, закуривая, глянули друг другу  в глаза и захохотали…»

Ссора быстро начинается и быстро погасает, братья снова вместе, снова готовы втихомолку посмеиваться над своим  вспыльчивым, властным отцом. Происходит это от того, что им нечего скрывать друг от друга, между ними нет тайн, их отношения построены на искренности, они могут говорить о самом сокровенном. Вот, например, перед женитьбой Григория Петро спрашивает, как же тот поступит с Аксиньей:

«- Гришка, а как же с Аксюткой? 

- А что?  

- Небось  жалко кидать? 

- Я кину - кто-нибудь подымет, - смеялся тогда  Гришка. 

- Ну  гляди, - Петро жевал изжеванный  ус, - а то женишься да не  в 

пору…  

- Тело  заплывчиво, а дело забывчиво, - отшутился  Гришка».

Петро здесь мудрее Григория, он понимает, что не так-то просто справиться с  чувством, на которое брат «… в жениховском  озорстве играючи рукой помахивал, - дескать, загоится, забудется…»

Нет еще  у Петра той хитрости, приспособленчества, которые проявляются у него в войне. Так, например, не держится он в стороне, когда вспыхивает ссора на мельнице между «мужиками» и казаками: «Петро кинул мешок и, крякнув, мелкими шажками затрусил к мельнице. Пристав на возу, Дарья видела, как Петро втесался в середину, валял подругных; охнула, когда Петра на кулаках донесли до стены и уронили, топча ногами». Герой с легкостью, не думал о себе, бросает свою поклажу и вступается за односельчан. Эта необдуманность пропадает у Петра во время войны.

Война становится для Петра проверкой  всех его качеств, она заостряет, выделяет те черты его характера, которые, которые не были видны в мирной жизни. Это для него своеобразное испытание, из которого герой не сможет выйти с достоинством. В первые дни войны встречаются два брата, Шолоховым дано их описание: Петра - «…загорелое лицо, с подрезанными усами пшеничного цвета и обожженным солнцем серебристыми бровями…» и Григорий с незнакомой, пугающей бороздой на лбу. Если в портрете главного героя, испытавшие душевные потрясения из-за убитого человека, произошли изменения, то в описании Петра ничего не изменилось. Нет у этого героя душевных страданий, смятения, он не задумывается, как Григорий, для чего, с какой целью умирают на войне люди. Он приспособился, привык к ней, понял что из нее можно извлекать выгоду. Грозным обвинением звучат слова автора: «… быстро и гладко шел в гору, получил под осень шестнадцатого года вахмистра, заработал, подлизываясь к командиру сотни, два креста и уже поговаривал в письмах о том, что бьется над тем, чтобы послали его подучится в офицерскую школу … прислал свою фотографическую карточку. С серого картона самодовольно глядело постаревшее лицо его, торчмя стояли закрученные белые усы, под курносым носом знакомой улыбкой щерились твердые губы. Сама жизнь улыбалась Петру, а война радовала, потому что открывала перспективы необыкновенные: ему ли, простому казаку, с мальства крутившему хвосты быкам, было думать об офицерстве и иной сладкой жизни». Если Григория мало радуют чины и кресты, то для Петра офицерские погоны кажутся несбывшимся счастьем, если Григорий всегда отстаивает свое достоинство, то Петр подобострастен, льстив, готов к услугам, война гнула главного героя, Петру же рисовались радужные горизонты привольной жизни - «дороги братьев растеклись врозь…»

Революция развеяла мечты героя, но и здесь  он быстро сориентировался: «Я, Гришка, шататься, как ты, не буду… Меня к красным арканом не притянешь… незачем мне к ним, не по дороге». В годину смуты, бед, смертей Петр возами отправляет домой награбленное. «Петро - он гожий, дюже гожий к хозяйству!» - нахваливает Пантелей Прокофьевич старшего сына, «поджившегося» под Калачом. В противовес Григорию, который не только сам не брал чужого, но и запрещал своим подчиненным, Петро ничем не брезговал для приумножения своего. Если Пантелей Прокофьевич тащит в дом все, что подвернется, для того, чтобы сохранить свое рушащееся гнездо, свою привычную жизнь, то его старший сын - ради наживы. Накопительство Пантелея Прокофьевича трагично и напоминает нервный поединок с перипетиями судьбы, стяжательство Петра смешно и никчемно. Доказательством служит сцена примерки Героем дамского белья, прихваченного им в отбитом поезде: «…покашливая и хмурясь, попробовал примерить панталоны на себя. Повернулся и, нечаянно увидев в зеркале свое отображение с пышными складками назади, плюнул, чертыхнулся… Большим пальцем ноги зацепился в кружевах, чуть не упал на сундук и, уже разъярясь всерьез, разорвал завязки… панталоны, которые неизвестно какой пол шились, Дарья в тот же день, вздыхая сложила в сундук (там лежало еще немало вещей, которым никто из баб никто не мог найти применения)».

Как ни умел Петро гибко приспособляться  к изменившимся обстоятельствам, пережидать трудные времена, но война не обошла его стороной, умер он от руки Михаила  Кошевого так же суетливо и приниженно, как и жил:

«- Кум! - чуть шевеля губами, позвал он Ивана Алексеевича…

- Кум,  Иван, ты моего дитя крестил.. Кум,  не казните меня! - Попросил Петро  и, увидев, что Мишка уже поднял  на уровень его груди наган, - расширил глаза, будто готовясь  увидеть нечто ослепительное,  как перед прыжком вобрал голову в плечи».