Анализ стихотворения Пушкина А.С. «Отцы пустынники и жены непорочны... » (1836)

Анализ  стихотворения Пушкина  А.С. «Отцы пустынники и жены непорочны... » (1836)  

 В позднем  творчестве А. С. Пушкина важное  
место занимает цикл стихов 1836 г., в котором  
есть такие стихотворения, как «Отцы пустынники... », «Подражание  
итальянскому», «Мирская власть», «Из Пиндемонти», «Памятник  
» и др. Стихи последних лет отражают серьезное понимание  
поэтом религиозных, философских, нравственных, политических,  
социальных и творческих проблем. Особое место в этом цикле  
занимает стихотворение «Отцы пустынники...», отражающее духовное  
переживание молитвы Ефрема Сирина в Великий пост.  
   Автор молитвы преподобный Ефрем Сирин (IV в.) - один из почитаемых  
святых православной церкви. Он оставил много боговдох-  
новенных работ. Но все же наиболее известной является его молитва  
«Господи и владыко живота моего...», которая читается в течение  
всего Великого поста. Вот ее канонический текст:  
Господи и Владыко живота моего,  
Дух праздности, уныния, любоначалия  
И празднословия не даждь ми.  
   Дух же целомудрия, смиренномудрия,  
Терпения и любве даруй ми, рабу Твоему.  
   Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения  
И не осуждати брата моего,  
Яко благословен еси во веки веков, аминь.  
   Это каноническая молитва, составленная по всем правилам богословской  
науки, но необходимо дать пояснения к ее словам.  
   Живота моего - жизни моей; дух праздности - склонность к праздности  
или лени; уныние - безнадежность; любоначалие - властолюбие,  
т. е. стремление начальствовать и властвовать над другими;  
празднословие - произношение пустых слов, а также произношение  
дурных и бранных слов; не даждь ми - не дай мне; целомудрие -  
здравомыслие, благоразумие, а также чистота и непорочность  
души; смиренномудрие - сознание своего несовершенства и недостоинства  
перед Богом, когда мы не думаем о себе, что мы лучше других  
(смирение); Ей, Господи! - О, Господи! Даруй ми зрети - дай  
мне видеть, сознавать. Под братом здесь подразумевается всякий другой  
человек. Яко благословен еси - потому что ты достоин прославления.  
   Стихотворение Пушкина условно делится на две части: сначала  
идет подготовка к восприятию молитвы, а затем и собственно ее  
переложение на поэтический язык.  
   Отцы пустынники и жены непорочны,  
Чтоб сердцем возлегать во области заочны,  
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,  
Сложили множество божественных молитв;  
Но ни одна меня из них не умиляет,  
Как та, которую священник повторяет  
Во дни печальные Великого поста;  
Всех чаще мне она приходит на уста  
И падшего крепит неведомою силой...  
   Стихотворное «предисловие» молитвы требует некоторых пояснений.  
   Ефрем Сирин жил в IV в., и «отцами пустынниками» называли  
монахов-отшельников, последователей знаменитого старца. Некоторые  
из них были не только монахами, но и писателями.  
   В своих работах они писали о своем опыте Богопознания и Бого-  
общения. Богословие периода IV-VI вв. называется молитвенным  
богословием, потому что каждая работа начинается с молитвы, сопровождается  
молитвой и заканчивается ею. «Если ты богослов, то  
будешь молиться истинно; и если ты истинно молишься, то ты богослов  
» (Нил Синайский).  
   Выражение «жены непорочны» тоже очень важно для понимания.  
   Слово «непорочный» в богослужебных текстах относится прежде  
всего к Богоматери: Всенепорочная, Пренепорочная Дева. Его употребляют  
и по отношению ко Христу: Агнец Непорочный, т. е. безгрешный.  
   По Библии быть непорочным - значит быть чистым сердцем.  
   Сам Великий пост называется непорочным.  
   Первая строка стихотворения вызывает множество ассоциаций  
и с монашеством, и с состоянием души человека, преданного Богу.  
   Во второй строке («Чтоб сердцем возлетать во области заочны  
») поэт говорит о том, что сердце - это центр духовной жизни,  
сердце, открытое Богу, может преобразить человека.  
   По христианскому учению, существуют два мира: мир земной и мир  
небесный (невидимый). Молитва, произносимая сердцем, может  
открыть для человека мир невидимый (Божественный). Но чистая  
молитва (имеется в виду та молитва, при произнесении которой «ум  
молчит», а «сердце говорит») - это вершина духовной жизни.  
   Из множества молитв (видимо, тех, которые знает поэт) только  
одна его «умиляет». Здесь слово «умиляет» подразумевает желание  
молиться, т. е. великую потребность в молитве.  
   «Как та, которую священник повторяет» - молитву Ефрема Сирина  
читает в церкви священник, молящиеся повторяют ее про себя.  
   Пушкин называет Великий пост «печальным». В православной  
литературе различают уныние и печаль. Уныние - это грех, печаль  
же - скорбь о Христе, «печаль по Богу».  
   Последние две строки - здесь поэт говорит о собственной  
молитве («Всех чаще мне она приходит на уста»). Но собственная  
молитва здесь не в смысле своих каких-то слов, а в смысле молитвенного  
переживания слов Ефрема Сирина. «Падшего крепит неведомою  
силой». О силе молитвы написано много трактатов. Молитву составляют  
из боговдохновенных слов, которые слышит святой в момент  
молитвенного «озарения». Она дает силу, укрепляет в вере, пробуждает  
надежду на лучшее.  
   Эпитет «неведомая» означает, что Пушкин был знаком со святоотеческой  
литературой, в которой раскрывается смысл Богопознания.  
   Бог непознаваем для человеческого ума, но в то же время познаваем  
сердцем, т. е. познаваем по той Божественной энергии, которую  
Он изливает на человека.  
   Далее идет переложение молитвы Ефрема Сирина на поэтический  
язык, которое является скрытым комментарием к ней:  
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,  
Любоначалия, змеи сокрытой сей,  
И празднословия не дай душе моей -  
Не дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,  
Да брат мой от меня не примет осужденья.  
   И дух смирения, терпения, любви  
И целомудрия мне в сердце оживи.  
   Строка «Владыко дней моих» заменяет молитвенную «Владыко  
живота моего» - оба варианта могут рассматриваться как равные,  
поскольку поэтический размер требовал такой замены.  
   Далее Пушкин соединяет воедино два различных греха (праздность  
и уныние), -для него они одинаковы, потому что праздность и уныние -  
одно, и это не противоречит святоотеческому пониманию греха.  
   При названии другого греха - «любоначалия» - Пушкин не удержался  
от своего дополнения: «змеи сокрытой сей». Тайный грех, скрытый  
внутри, признавался поэтом самым страшным. Тема любоначалия,  
властолюбия, преклонения перед властями является для Пушкина  
сквозной в его стихах, особенно в стихах последнего периода.  
   Следующее четверостишие - это полная перестановка  
слов молитвы. Для поэта важна именно такая логика: сначала говорится  
о чистоте сердца, когда можно очень ясно видеть свои прегрешения,  
а затем уже идет и перечисление добродетелей, называемых  
им в таком порядке: дух смирения, терпения, любви и целомудрия.  
   Целомудрие он ставит в самом конце, выстраивая свою «лестницу»  
добродетелей: от смирения и терпения к любви и целомудрию. Целомудрие  
здесь как цельная мудрость, как высшая ступень в сознании  
христианина.  
   Последнюю строку в канонической молитве («Яко благословен еси  
во веки веков, аминь») Пушкин опускает. Такие молитвенные возгласы  
неизменны, и взяты они из Библии, но в поэтическом тексте  
славословие не требует пояснения.  
   Таким образом, и переложение молитвы, и стихотворное «предисловие  
» к ней говорят о том, что поэт имел представление о молитвенном  
опыте и хорошо знал богослужебные тексты Великого  
поста. Именно поэтому Пушкину удалось в стихотворной форме  
передать «смысл и дух» молитвы Ефрема Сирина.

В первом варианте у  Пушкина вместо "отцы пустынники" стояло "святые мудрецы". Знаменательно это исправление нейтрально-светского "святые мудрецы", которое можно отнести, например, и к буддийским монахам, на окончательный вариант, который уточняет и конкретизирует вероисповедание в самом начале стихотворения. Те, о ком говорит поэт, не просто мудрецы, а отшельники, каковым был и преподобный Ефрем, и не просто святые, а святые отцы. В тропарях этим подвижникам они называются "пустынными жителями" и "богоносными отцами".  
     

Словосочетание "жены непорочны" также заслуживает  внимания. Слово "непорочный" в  богослужебных текстах относится прежде всего к Богоматери: Всенепорочная, Пренепорочная Дева. Его употребляют и по отношению ко Христу - "Агнец Непорочный", то есть безгрешный.   

По Библии, человек  должен быть непорочен сердцем. Выражение "жены непорочны" может быть навеяно и посланием Апостола Павла к Ефесянам, в котором он проводит следующую параллель: как Церковь перед Христом, так и жена перед мужем должна быть свята и непорочна (Еф. 5: 25).   

Отметим также, что  в каноне на утрене вторника первой недели Великого поста непорочным называется сам пост. Таким образом, у Пушкина уже в первой строке возникает сложный многомерный образ, вызывающий ассоциативные связи с эпохой начала монашества вообще и женского монашества в частности, непорочным зачатием, непорочной жертвой Христовой, непорочностью и жертвенностью христианской жизни в ее идеале, а также с Великим постом и его богослужениями.  
     

Во второй строке ("Чтоб сердцем возлетать во области заочны") Пушкин указывает на роль сердца в духовной молитвенной жизни. Сердце - это центр и средоточие духовной жизни. "Библия приписывает сердцу все функции сознания: мышление, решение воли, ощущение, проявление любви, проявление совести, больше того, сердце является центром жизни вообще - физической, духовной и душевной. Оно есть центр прежде всего, центр во всех смыслах"   

Учение о сердечной, или умно-сердечной (совершаемой  умом в сердце), молитве лежит  в основе исихастской практики, которая восходит к IV веку [19]. Именно чистое и непорочное сердце становится способным "возлетать" к Богу. Пророк Иеремия призывает: Вознесем сердце наше... к Богу (Плач. 3: 41).   

В заповедях блаженства Христос говорит, что только чистые сердцем... Бога узрят (Мф. 5: 8). Сердце "возлегает" в "области заочны", по выражению поэта, то есть в область невидимого для очей. По христианскому учению, существуют два мира: видимый и невидимый, "мир сей" и Царство Небесное, которое остается незримым для телесных очей.   

Но, пребывая в этом мире, человек может быть восхищен Богом, как был восхищен апостол Павел, сердце его может возлететь и стать причастным Царства Божия. Отметим, что даже употребление множественного числа ("области заочны") у поэта имеет смысл, поскольку мир невидимый сотворен по иерархическому принципу (вспомним "О небесной иерархии" Дионисия Ареопагита), и, например, Апостол Павел был возведен до третьего неба (2 Кор. 12:2).  
     

Чистая молитва, возносящая человека к Богу, требует большого труда; по учению "отцов пустынников", она не дается сразу; чистая молитва - это вершина духовной жизни, но орудием, или инструментом, для ее достижения является тоже молитва.   

Поэтому первая цель молитвы - укреплять сердце в борьбе против "дольних", то есть земных, искушений ("Чтоб укреплять его  средь дольних бурь и битв"). В канонах и акафистах слово "буря" употребляется именно в  этом смысле: буря напастей, бурю внутрь имели помышлений сомнительных, буря недоумения смущает ми ум и т.д. То же можно сказать и о "битвах". Борьба, брань христианина против греха в Библии, в богослужебных текстах часто сравнивается с битвой, сражением.   

Апостол Павел сравнивает духовную борьбу с военным сражением: ...Братия мои, укрепляйтесь Господом... Облекитесь во всеоружие Божие... Станьте... облекшись в броню праведности... Возьмите щит веры... И шлем спасения возьмите (Еф. 6: 10-17). Земная жизнь христианина - это бури искушений и битвы против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6: 12). Победа в этой борьбе дает способность "возлетать" сердцем в мир горний, в "области заочны", и тогда молитва как оружие борьбы против греха претворяется в молитву Богопознания.  
     

Далее поэт говорит  о "множестве" молитв, составленных святыми отцами ("Сложили множество  божественных молитв"), вероятно, имея в виду известные ему молитвы, которые в течение многих столетий, как во времена Пушкина, так и теперь, входят в утреннее и вечернее молитвенные правила, предназначенные для каждого православного: например, молитвы преподобного Макария Великого, святителей Иоанна Златоуста, Василия Великого и других святых отцов.   

По свидетельству  князя П.А.Вяземского, Пушкин, по крайней  мере "в последние годы жизни  своей... был проникнут красотою многих молитв, знал их наизусть и часто  твердил их".В упомянутую рецензию на сочинения архиепископа Георгия (Конисского) Пушкин включил несколько страниц выписок из его сочинений, часть которых посвящена именно молитве и посту.  
     

В следующей строке поэт говорит об умилении, рождаемом  молитвой ("Но ни одна из них меня не умиляет"). Учитывая дух всего  стихотворения и его близость как по лексике, так и по смыслу к писаниям восточных отцов Церкви, было бы неверно толковать слово "умиление" в его современном психологическом, сентиментальном аспекте.   

На утрене в понедельник  первой недели Великого поста поется: Поста Божественным начаткам умиление стяжим... Достичь, стяжать умиление - такова цель, предлагаемая верующему в самом начале Поста. Что же такое умиление? По слову пророка Захарии, умиление - это дар Божий, который приходит к человеку вместе с благодатью и наставляет его воззреть на Бога, Которого пронзили... рыдать... и скорбеть (Зах. 12: 10); умиление - это прежде всего покаянное чувство, возрастание которого Церковь приурочивает к началу Великого поста.   

Умиление также  тесно связано с молитвой: молитва - это и средство для стяжания умиления, но чистая молитва вместе с тем и плод умиления. Поэтому  в контексте стихотворения "умиляет" значит "вызывает покаянное чувство", "возбуждает желание молиться".  
     

Молитву преподобного Ефрема в церкви читает священник ("Как  та, которую священник повторяет"), а молящиеся повторяют ее вместе с ним про себя, и в течение  всего Великого поста она не только читается в храме, но и включается в домашнее молитвенное правило.  
     

Пушкин называет Великий  пост "печальным" ("Во дни печальные Великого поста"). В святоотеческой литературе различаются печаль и уныние. Если уныние считается безусловным грехом, то печаль имеет двойственный характер: следует различать "печаль по Боге", которая "в душу согрешившую влагает намерение исправить жизнь и очиститься от страстей", и "печаль мира сего", вводящую человека в уныние, отчаяние, "усыпляющую" душу: угашающую в ней стремление к добродетели. Таким образом, Пост может быть только печальным, ибо это время особой "печали по Богу", но не уныния.  
     

Затем поэт совершает  переход от умиления молитвой преподобного Ефрема, произносимой священником, от "печали по Богу" к собственной  молитве ("Всех чаще мне она приходит на уста"). Собственной не в смысле словесного оформления (православная традиция предлагает молиться как раз "чужими словами", то есть "божественными", как выразился Пушкин, молитвами святых отцов), а в смысле онтологического переживания молитвенных слов как своих собственных. Один из способов "вжиться в молитву - частота ее повторения" И именно молитва преподобного Ефрема "всех чаще" " приходит на уста" поэта.  
     

О результате молитвы  говорится в следующей строке ("И падшего крепит неведомою силой"). Молитва усиливает в человеке чувство своей греховности, но она же и укрепляет; она позволяет осознать молящемуся глубины своего падения, но она же и возводит к Богопознанию, воздействуя "неведомою силой". Личность автора, его "я" в двух последних строках перед непосредственным изложением молитвы преподобного Ефрема Сирина выступает особенно отчетливо: "мне приходит на уста, меня (как ясно из контекста) крепит".  
     

Если у преподобного Ефрема четырем страстям сразу же противопоставляются четыре добродетели , то Пушкин из конца молитвы переносит в ее середину два прошения, которые "отсрочивают" противопоставление страстям добродетелей, но подготавливают это противопоставление, выступая предпосылкой просимых духовных даров. Если обозначить "отрицательные" (не даждь, не дай) прошения знаком "-", а "положительные" (даруй, дай) знаком "+", то получим такую схему:

      У той и другой  композиционной схемы есть свои  достоинства. В первой более  выпукло выступает противопоставление  страстей и добродетелей, а в  конце акцент делается на неосуждении.  
     

Пушкин ...и не осуждати брата моего заменяет на "Да брат мой от меня не примет осужденья...". Здесь интересна подстановка вместо энергичного и активного не осуждати брата более мягкого и пассивного оборота с акцентом не на субъекте, а на страдательном объекте греховного действия - осуждения.   

Выражение "принять  осуждение" неоднократно встречается  в Евангелии. Отметим и замену союза "и" союзом "да", который  в контексте Пушкина вместо соединения носит оттенок причинности: видеть свои прегрешения, чтобы не осуждать брата.  
     

В "положительном" прошении поэт также вносит перестановки. На первое место он выдвигает дух  смирения, целомудрие же, стоящее в  оригинале первым, у него заключает  стихотворение. Отметим замену "смиренномудрия" "смирением"; причины замены, очевидно, носят чисто технический характер, но искажения смысла эта замена не вносит: смиренномудрие - следствие  смирения.