Постмодерн и принципы текстообразования в СМИ

Постмодерн и принципы текстообразования в СМИ

Основные черты парадигмы постмодерна.

Прежде всего, следует вкратце уточнить само содержание постмодернистской парадигмы, обратив внимание на ее отличительные признаки в сфере онтологии, гносеологии, этики и эстетики. Постмодерн (постмодернизм) как культурно-мировоззренческое явление имеет в своем онтологическом основании антисистематичность - отказ «от притязаний на целостность и полноту теоретического охвата реальности». Если классическая философия пытается обнаружить в событиях действительности тот или иной смысл, «прочитать» его причастность некоей первооснове, «истине бытия», то постмодернизм обращается к ним в их самоценности, самодостаточности и равнозначности. Такое представление о мире предполагает «неклассическую онтологию ума» - отказ от субъектно-объектных отношений в познании, или так называемую «смерть субъекта» как центра системы представлений и носителя определенных концептуально законченных структур.

На этом построена гносеология постмодерна, в центре которой - не стремление к артикуляции истины, объективации смыслов, а генерация образов, метафор, языковых игр в «потоках сознания и Желания» - так называемых «симуляциях»8. Законченному и конвенционально закрепленному понятию противопоставляется некий «симулякр», провоцирующий «сообщничество» в противовес традиционному пониманию. В процессе симуляции осуществляется «замена реального знаками реального. <...> Это гиперреальное, синтетический продукт, излучаемый комбинаторными моделями в безвоздушное пространство» (Ж. Бодрияр). Таким образом постмодерн создает гиперреальность, «уравнивает в правах факт и фикцию, придает особую значимость продуктивным возможностям воображения», при этом «привычные этические приоритеты сменяются эстетическими».

Эстетика постмодерна построена, с одной стороны, на стирании граней между научным и обыденным сознанием, высоким
искусством и китчем, с другой - на переходе от «произведения» к «конструкции», от законченного «культурного продукта» к «самодостаточному» процессу непрерывного творчества. Ведущими творческими приемами становятся компиляция, цитирование, коллаж, в которых автор не является источником смысла, а выступает лишь как некий «скриптор», несущий в себе, по Р. Барту, «такой необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо, не знающее остановки».

Т.о., антисистематичность, фрагментарность и релятивизм в онтологии, имперсональность и отказ от репрезентаций в гносеологии, иллюзионизм и эклектизм в эстетике являются, в упрощенном виде, основными чертами постмодернистской парадигмы.

Концепция текста в постмодерне.

Постмодернистская концепция текста строится на презумпции «разрушения традиционных представлений о структуре текста как семантически центрированной». Нелинейность и аструктурность организации текста предполагает как его «внутреннюю имманентную подвижность», так и интерпретационный плюрализм. У. Эко вводит понятие «открытого произведения», которое «элиминирует возможность однозначного декодирования, открывает текст множественности интерпретаций, меняет акценты во взаимоотношениях текстуальных стратегий - автора и читателя». Читатель не декодирует смысл в поисках «адекватной и правильной» интерпретации, а по-новому «центрирует» и «означивает» текст, налагая на него, по выражению Дж.Х. Миллера, «определенную схему смысла». Такое прочтение - нарратив читателя - принципиально плюралистично и свободно; эта свобода, противопоставляемая традиции «объясняющего рассказа», реализуется в языковой игре. Если постулируется децентрированность текста, то ничто не ограничивает процесс «свободной игры структуры» (по Ж. Дерриде), а «очарование игры для играющего сознания заключено в растворении себя самого во взаимосвязи движений, которая обладает собственной динамикой» (X. Гадамер).

Итак, текст постмодерна - это своего рода вид «чистого искусства», для которого важна не референциальная связь с реальностью, а «игра» смыслов внутри семиотического единства означаемого и означающего. «По формулировке Ф. Джеймисона, нарративная процедура «творит реальность», одновременно утверждая ее относительность и свою «независимость» от сотворенного смысла». Читатель, в понимании постмодернистов, стремится не к познанию бытия, а к его «деконструкции» (понятие, введенное Ж. Дерридой), которая и составляет основу стратегий чтения.

Постмодернистские тенденции в современном медиа-тексте.

Именно с этих позиций проясняются многие особенности, характерные для текстов современного медиа-дискурса. На сегодня имеется значительное количество работ, затрагивающих различные аспекты взаимопроникновения культурных принципов постмодерна и технологий создания медиа-текста. Наиболее подробно ситуация постмодерна в медиа-тексте описана С.И. Сметаниной, которая выделяет следующие доминантные признаки постмодернистской художественности в медиа-тексте:

• «фрагментарность, нелинейность изложения, нарушение причинно-следственных связей, проявляющиеся в композиционной и синтаксической разорванности, незаконченности изложения и воплощающие ситуацию «хаосмоса» (так У. Эко называет компромисс между порядком и беспорядком);

• интертекстуальность - полилог культурных языков, «текст строится из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных-перечитанных цитат, цитат без кавычек», когда автор, по словам Р. Барта, «умирает», в его власти лишь сталкивать различные манеры письма, разные стилистические регистры;

• игровая, карнавальная стихия, все подвергается озорным превращениям: бытие и его дом - язык, в реальное причудливо вплетается виртуальное, традиционные способы номинации взрываются и вторгаются в не свое понятийно-тематическое поле, поражая свежестью и оригинальностью формы и содержания;

• пастиш с его пронзительным колоритом ироничности и даже циничности (к себе, к миру, к идеям, к власти) как организующая форма для текстов разных жанров;

• совмещение голосов автора, повествователя, персонажей и на этом фоне обнажение приемов создания текста, имитация спонтанности процесса письма, его сиюминутности».

Отметим, что данные признаки выделяются безотносительно к конкретным жанрам СМИ. Естественно было бы предположить, что в максимальной степени эти черты должны быть присущи художественно-публицистическим жанрам, в меньшей степени - аналитическим, и почти не проявляться в информационных. Тем не менее, как мы можем заключить из опыта исследовательской работы с прессой, степень проникновения приемов постмодернистского письма зависит не столько от жанровой принадлежности текста, сколько от общей идеологической и художественной концепции издания. Чем активнее оно позиционирует себя в духе «новых» ценностей, тем богаче арсенал используемых постмодернистских приемов, в том числе - и в новостных жанрах. И наоборот - чем сильнее приверженность творческого коллектива редакции традициям, тем реже на страницах такой газеты можно встретить художественные «новации» в стиле постмодерна.

«The medium is the message»

Концепция Г.М. Мак-Люэна.

Цитата, вынесенная в заглавие раздела, принадлежит знаменитому теоретику массовой коммуникации, канадскому философу и социологу Герберту Маршаллу Мак-Люэну. Средства и есть сообщение, средство коммуникации есть сообщение, посредник и есть послание - эти и другие варианты перевода его «формулы» отражают главное в концепции: «суть содержания сообщения определяется, прежде всего, самим коммуникационным средством». В широком историко-культурологическом контексте это означает, по Мак-Люэну, что коммуникативная технология определяет исторический тип культуры, задает мировоззрение и мировосприятие эпохи. Доминирущий в ту или иную эпоху канал коммуникации (устный, письменный, электронный) является в концепции этого автора основанием периодизации всей истории культуры.

Г.М. Мак-Люэн выделяет три эпохи, в которые преобладали соответственно устный, письменно-печатный и электронный типы коммуникации. Аудио-культура эпохи «устной речи» строится на «магическом мире слуха»: «устное слово чувственно-синтетично, что создает определенный сенсорный баланс «племенного» человека, существующего в резонирующем мире одновременных связей». «Мифологический синкретизм» и патерналистские установки массового сознания», равно как и «растворенность индивида в родовом коллективе» обеспечивается суггестивностью слуха, его гораздо меньшей избирательностью по сравнению со зрением: «каждый видит свое, звуковой же ряд - один на всех».

Следующая эпоха - это эпоха «видеокультуры», «культуры зрения». Появление книгопечатания приводит, с одной стороны, к возможности селекции информации и критицизму («в то время как от звучащего голоса не уйти, читать можно то, что угодно»), с другой - к индустриализации культуры, массовому тиражированию образцов и стандартов, и в итоге - к «механистическому фрагментарному псевдо-единству видео-культуры, пришедшему на смену аудио-органичному единству». Это эпоха сенсорного «разделения сознания», распространения рациональности и индивидуализма, в социальном плане - период появления национальных государств.

В современном обществе М. Мак-Люэн видел преобладание коммуникации на основе электрических (электронных) средств. «Мозаичность телевидения действует как «синэстетическая сила», объединяющая чувства и возрождающая роль тактильности. <...> В электронный век наружу выводится нервная система, поглощающая, распространяясь в планетарном масштабе, пространство и время». Масс-медиа, способные мгновенно передавать информацию, создают ситуацию «всеобщей включенности», возвращая индивида на новой технологической основе в общность, на этот раз не племенного, а глобального человеческого масштаба. Обозначая эту общность ставшей знаменитой метафорой «глобальной деревни», Мак-Люэн с оптимизмом оценивал перспективы электронной эпохи в плане создания «раскрепощенного и беззаботного мира», в котором человечество может стать единой семьей. Тем не менее исследователь видел и подчиняющий характер массовых коммуникативных технологий, которые «формируют наши мысли, структурируют наш опыт и определяют наши взгляды на окружающий мир».

Угрожающие тенденции М. Мак-Люэн связывал с использованием суггестивных возможностей, заложенных в комбинации аудио- и визуального каналов. Известно, что, «зрительный образ воспринимается реципиентом как «объективный» и «самодостаточный». Реципиенту кажется, что увидев происходящее своими глазами, он полнее и правильнее его понимает и истолковывает». При этом упускается из виду, что монтаж, перспектива съемки, выбор кадра и его формат способны «переформатировать» событие в том ракурсе, который соответствует замыслу журналиста. Кроме того, наложение на видео-картинку «голоса за кадром» «создает весьма сильное (сколь и нередко обманчивое) впечатление полной достоверности информации, в то время как голос - как был, так и остается авторитарным, с прежним успехом используя свой суггестивный потенциал».

Постмодерн как ситуация медиа-дискурса.

Наиболее яркими чертами эры постмодерна, как отмечает один из его видных представителей-теоретиков Ж. Бодрияр, являются «не бывалый до этого уровень опосредования опыта людей средствами массовой коммуникации, особенно телевидением, и расцвет потребительского общества». Телевидение, как следует из концепции М. Мак-Люэна, является главным коммуникативным средством эпохи «глобальной деревни». Именно здесь наиболее ярко воплощаются особенности посмодернистского образа мыслей и творческой деятельности. В трудах теоретиков постмодерна, по наблюдению М.М. Назарова, «телевидение даже трактуется как «архетипическая постмодернистская форма». Действительно, даже при поверхностном «соположении» мировоззрения и эстетики постмодерна с медиационными параметрами телевидения вырисовывается множество параллелей и «совпадений».

Онтология постмодерна в ее антисистематичности, фрагментарности и релятивизме отчетливо реализуется в плюралистичности, многоканальности и дроблении информации аудио-визуальными средствами МК. При этом, по словам Г. Шиллера, видимое обилие и разнообразие каналов и содержания вещания является в постиндустриальном обществе не более чем мифом, поскольку различия между ними носят поверхностный характер и заключаются лишь в выборе «стиля и метафор». Сама реальность в СМИ, как мы выяснили, не столько отражается, сколько конструируется посредством образов, формируя фрагментарное, «клиповое» сознание. По словам президента Американского общества газетных редакторов Лорена Гилионе, «репортажи новостей по телевидению всегда порождали сомнение, реально ли то, что в них представлено. Природа визуальных средств информации - развлекать, драматизировать, создавать сны наяву для массового зрителя - влияет на содержание информации. Мир фантазии смешивается с миром факта. Для многих людей то, что появляется на экране, становится реальностью». Эта, в действительности «гипер-» или «квазиреаленость» «становится специфическим средством, декорацией той или иной идеи, призванной оказать влияние на людей».

Это влияние сказывается в первую очередь на формировании особого отношения к действительности как к зрелищу, в котором упраздняются понятия истины, подлинности, нравственности и др. На первый план в этом «обществе спектакля», по Ги Дебору, выходят шоу-политика, шоу-правосудие и пр. Постмодернистское сознание, отказываясь от понимания действительности, переходит, таким образом, к ее переживанию как шоу, рекламной кампании, режиссером которой являются СМИ. Главное в шоу - участие, «сообщничество» без необходимости рационального понимания, зритель и исполнитель слиты, не индивидуальны, сиюминутная атмосфера карнавала становится постоянной формой жизни.

Метафора «карнавальности», введенная М.М. Бахтиным и характеризующая ситуацию перманентной игры, сиюминутного «наблюдения вместо рассуждения», оптимальным образом соотносится с такими техническими параметрами МК, как немедленность и постоянно увеличивающаяся скорость передачи информации. Естественное в такой ситуации снижение критичности восприятия и снятие этических норм сопровождается разрушением психологических основ самой коммуникации. Речь идет о том, что «людям уже некогда «впитывать» ценности, соотнося их постоянно с предшествующими. Они начинают их потреблять».

Оценивая культурологические аспекты этих процессов, исследователи говорят о стирании границ между элитарной и массовой культурой, о нарушении пропорций между ними в сторону культуры массовой, «низовой». Последняя, соединяясь с возможностями моментального технического тиражирования, вытесняет культуру элитарную, требующую длительной работы и подготовки к ее восприятию. В.В. Миронов пишет об уже завершающихся процессах «разрушения классической локальной культуры» в результате становления общего коммуникационного пространства. Это «Единое Глобальное Коммуникацианное Пространство» становится «самостоятельной силой, помещающей внутри себя диалог и подчиняющей последний «более сильной и агрессивной среде. <...> Диалог в ней практически невозможен», это не общение ради смысла, а «общение ради общения. Общение без насыщения смыслами. <...> Царство мертвой тождественности при огромной внешней активности». Нарратив, о котором говорят теоретики постмодерна, приобретает глобальный характер и становится в руках «политтехнологов» средством формирования «нужного» общественного мнения.