Культура речи

      Нередки фактические ошибки: "Хронограф 1617 г. содержит записи современников славянским языком – полууставом" [полуустав  – тип письма кириллицы, но вовсе  не какой-то особый язык. – Новости. ОРТ. 29.9.95]. "Китай... В этой далекой от нас стране ..." [КНР граничит с Российской Федерацией, причем на значительном протяжении. – Вести. РТР. 6.2.99]. "... О пожаре в красноярском аэропорту "Елизово" [в Красноярске нет аэропорта с таким названием, есть аэропорт "Емельяново". – Доброе утро. ОРТ. 25.5.99]. "Всю зиму ждали непогоды, снег выпал только в декабре" [очевидно вольное изложение пушкинского: "Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе..." – РТР. 4.10.98]. Ср. ошибки в переводах иноязычных текстов: "Датчане никогда не забывают, что их страна существует благодаря системе дамб" [в оригинале – "Dutchmen" – т.е. "голландцы". – АВС – News – РТР. 3.2.95]. "Англичане обещают еще Woman Summer – ‘бабье лето’, по-нашему" [эквивалентом этого русского фразеологизма в английском языке является Indian summer. – Клуб путешественников. Останкино. 12.3.95]. "Сходи в церковь, скажи спасибо Вирджинии Мэри за то, что уберегла тебя" [в оригинале Virgin Mary – ‘дева Мария’.– "The Darkside", худ. фильм. ТВ-6. 27.9.96] и т.п.

      Иногда  конструируются совершенно фантастические лексемы: "Неизбыточная мечта о  слове" [титры – РТР. 14.7.96 –  то ли несбыточная, то ли неизбывная]; "этномолог-любитель" [С. Ким. Новости. Афонтово. 19.2.99 – по-видимому, контаминация слов этимолог, энтомолог и этнолог].

      Активно нарушаются правила русской грамматики, например, в употреблении предлогов  и падежей: "Образовался пустырь, который потом посадили деревья" [РТР. 23.1.96]. "Все-таки я настаиваю  кандидатуру Кириенко" [радиообращение президента. Вести. 10.4.98]. "В этой ситуации непонятно о судьбе завтрашнего заседания правительства" [Доброе утро. ОРТ. 24.8.98]. "На эти вопросы легко, красочно и увлекательно рассказывает журнал" [Вести. РТР. 28.2.99]; ср. также местечковое употребление предлога с вместо из: "Я пытался с этого сочинить стишок" [М. Ганапольский. Иванов, Петров, Сидоров. РТР. 2.8.96]. "Меньше года она вернулась в Латвию с Канады" [М. Полунин. Новости. Ren TV – 7 канал. 19.6.99], или: "... Осуществить покупку с льготными ценами" [вм. по льготным ценам. – Время деловых людей. РТР. 4.10.94]. Образуются не существующие в русском языке формы причастий, либо неправильно употребляются имеющиеся; это же относится к использованию степеней сравнения прилагательных: "Раньше страна считалась самой читаемой в мире" [вм. читающей. – Доброе утро. ОРТ. 18.3.98].

      Нередки ошибки и в произношении: "Макияж в п[аст’э]льных тонах" [вместо п[астэ]льных. – КИТ. 14.9.93]. "Французская  Óпера Кóмик" [вм. Оперá Комúк. – ИКС. 18.11.98]. "Независимо от языкóвой принадлежности" [вм. языковóй. – Новости. ОРТ. 12.12.98]. "Покупайте алюминь!" [пресс-конференция Б. Ельцина. – Вести. РТР. 26.3.96] и т.д.

      Много лучшего также оставляют желать познания журналистов и редакторов в области русской орфографии: слово агентство почти постоянно появляется на телеэкране без первой буквы т [например: Вести. РТР. 27.11.98 и мн. др.]; "врач-психиатор" [Время. ОРТ. 21.12.98]; "председатель комиссии по примЕрению" [Вести. РТР. 8.97]; "Радуйся! Танцуй! ПрИклонись!" [реклама]. "Тело Дианы будет прИдано земле" [С добрым утром. ОРТ. 2.9.97]; "в конкурсе [учителей английского языка] учаВствовали ..." [Доброе утро. ОРТ. 21.5.97]; "шеВ-редактор" [Афонтово. 10.4.99]; "стОрожил клуба" [Шпаргалка. ОРТ. 13.4.99]; "при покупке парАхода" [Каламбур. ОРТ. 27.3.99] и мн. др. Анонс премии "Дебют" ("для молодых литераторов, пишущих на русском языке") сопровождался девизом "ИССкуСтво создавать имена" – на фоне памятника А.С. Пушкину [РТР. 22.8.00].

      Вряд  ли следует считать удручающее количество ошибок и косноязычие в телеэфире только следствием низкой речевой культуры телевизионных дикторов, журналистов и редакторов, а также многих постоянных телеперсонажей. Можно было бы рассматривать такое положение вещей как отражение общей культурно-речевой ситуации в современной России – и это в большой степени справедливо. Однако следует обратить внимание и на некоторые другие вероятные причины, например, специфику телевидения, его задачи и возможности, социокультурный ландшафт, на котором телевидение существует – но и формирует его; причем особенно значимыми представляются в этом смысле высказывания самих телеречедеятелей.

      Наиболее  четко и обобщенно мнение о  пользе грамотности для работников телевидения иллюстрирует комментарий  к результатам опроса прохожих на красноярских улицах; на вопрос: "Как вы относитесь к ошибкам в речи СМИ?" – большинство отвечало, что это неприятно. Но последнее слово (как, впрочем, обычно и бывает в подобных случаях, вне зависимости от жанра передачи) осталось за ведущим: "Мы ошибались и оговаривались, ошибаемся и оговариваемся, будем ошибаться и оговариваться" [В. Перекотий. Дела. Афонтово. 8.2.99]. Этот пример наглядно показывает своеобразие этики теледеятелей, меру их уважения к зрителям – и одновременно, по-видимому, демонстрирует отношение к языку и осознание собственной значимости в роли "языкотворцев".

      Профессиональные  качества работников телевидения в  представлении самих тележурналистов  формулируются следующим образом: "На телевидении, в отличие от реальной жизни, должны работать те люди, которые мало что понимают в том, о чем они говорят. Вот тогда получается неподдельно искренний разговор" [И. Демидов. ТВ-6. 20.9.98]. "Живем по принципу: что видим, о том и поём" [Вести. 17.11.98]. Поэтому оказывается вполне естественным, что "в момент съемки ты [оператор] не думаешь о том горе, которое постигло этих людей, думаешь только о том, как профессионально выстроить план" [по поводу съемки сюжета о гибели 18-летнего водителя, причем съемке пытались помешать присутствовавшие здесь же родственники погибшего. – Вы – очевидец. ТВ-6. 27.3.99]. Культивируемая профессиональная отчужденность мастеров телеэфира от реальности, несомненно, сказывается и на умонастроениях аудитории, ибо "погоня (журналистов) за сенсацией делает насилие обыденным, смерть – привлекательной" [Четвертая власть. Ren TV – 7 канал. 7.3.99]; иначе говоря, снижается порог терпимости огромной массы зрителей к разнообразным проявлениям жестокости. Преувеличенное внимание телевидения к изображению прежде всего негативных сторон действительности (которых, впрочем, и так в изобилии) обнаруживается не только в специальных передачах на криминальные темы, без чего не обходится, кажется, ни один из существующих телеканалов, и не только в сводках новостей, зачастую в основном и состоящих из сообщений о преступлениях и катастрофах. Акцент на показе того, что ныне именуют "чернухой", делается и в телепрограммах сугубо политической тематики: "Задача наша, журналистов, говорить не столько о хорошем, сколько о плохом" [С. Кучер. Обозреватель. ТВ-6. 22.11.98]; поэтому, например, в определенный период внутриполитической жизни предполагалось, что "каждый журналист будет искать в Думе не что-то серенькое, никому не нужное, а – информацию" [т.е. нечто скандальное. – Вести. РТР. 17.12.98].

      Вряд  ли можно считать, что лингвистическое  изучение текстов средств массовой информации в СНГ по сравнению  с Западом сложилось лишь недавно – впрочем, ведь и само СНГ исторически еще молодо. И в СССР велись лингвистически разноаспектные разработки этой проблематики: правда, направленность их во многих случаях оказывалась довольно односторонней, что, очевидно, диктовалось политическими реалиями той эпохи: "Если в условиях буржуазного общества главной функцией массовой коммуникации является социальная манипуляция общественным сознанием, адаптация населения к стандартам и канонам буржуазного образа жизни, то в условиях социализма массовая коммуникация становится важнейшим рычагом массовой информации и пропаганды, коммунистического воспитания и, в конечном счете, эффективным средством самоориентации"  
Радикальные перемены, происходящие в России, и роль, которую в них играет телевидение, подчеркивают необходимость исследования фактов телевизионной речи, в том числе и (в недалеком будущем) как материала для исторической лексикологии; как известно, исторический анализ семантических изменений слова – "лишь производная форма непосредственного анализа самих говорящих субъектов", что вполне справедливо и применительно к микродиахронии.