Автор работы: Пользователь скрыл имя, 16 Ноября 2011 в 16:08, реферат
Сейчас в Советской России население подавлено и забито. Гражданское сознание и просто чувство личного достоинства приглушены у многих до какого-то состояния хронического, ставшего почти второю натурою, трепета. И особенно замечательно, что такое душевное состояние характерно именно для интеллигенции. В одном интеллигентском письме, идущем из Советской России, это состояние превосходно лапидарно передается такой формулой: «Все всего боятся».
… Россия в
эпоху … царизма имела «
…в царствования
Александра 3 и Николая 2 при действии
второго положения о земских
учреждениях происходит расцвет
земской работы и внедрение этой
работы в культурную жизнь населения.
Пусть – несмотря на реакционные
поползновения правительства. Но все-таки
это царское правительство
Сейчас в Советской
России население подавлено и
забито. Гражданское сознание и просто
чувство личного достоинства
приглушены у многих до какого-то состояния
хронического, ставшего почти второю
натурою, трепета. И особенно замечательно,
что такое душевное состояние
характерно именно для интеллигенции.
В одном интеллигентском
И при Александре I, и при Николае II Россия была на высоте внешнего могущества и внутреннего процветания. И при том, и при другом она была вовлечена в роковую внешнюю борьбу, в мировую войну.
В царствование Николая II русская власть слишком беспечно верила в свою силу и крепость… Эта беспечность погубила Россию.
Экономический тупик, в который попала советская власть, совершенно ясен. Несколько лет тому назад в Берлине мне пришлось встретиться с одним только что вернувшимся из Москвы немецким промышленником, который задал вопрос (Почему и как? Что же дальше? – примеч.) мой собеседник сказал, что советчикам удастся экономически держаться, если они смогут заставить крестьян давать им столько «продукта», чтобы на этот крестьянский продукт содержать дефицитную и паразитную национализированную промышленность. Крестьянин под игом советчины должен содержать не только себя, но и рабочего, т.е. всю «национализированную» и иную промышленность, а в придачу – и всю советскую многоголовую и абсолютно непроизводительную государственность. Так представляется проблема охранения советчины с точки зрения чисто экономической. Это есть проблема выколачивания из крестьян «прибавочного» сельскохозяйственного продукта. Если такое выколачивание неосуществимо, экономический базис под советчиной рушиться.
Разрушили великое
государство, упразднили собственность,
напустили на великую страну целое
море всякого паскудства для того,
чтобы через девять лет после
этой «величайшей» социальной революции,
во имя коммунизма и от имени советского
государства проповедовать
Ибо в самом деле простыми статистическими справками можно показать, что в «царской России» нищеты было гораздо меньше и народу жилось лучше и шире, чем теперь, когда над Россией – ради и во имя «будущего социализма» - царствуют настоящие коммунисты.
На самом деле такой образ действия (расстрелы и репрессии – примеч.) обнаруживает, наоборот, полную слабость и даже растерянность большевистской верхушки. И эта слабость советской власти еще более подчеркивает невероятной ее лживостью.
… вся ее (советской власти – примеч..) мнимая сила покоится на безграничном устрашении и без того запуганного населения
Но сейчас речь идет не о формах, а о сути. Дело в освобождении целого громадного народа от глупейшей противонациональной партийной тирании, разбившей и опозорившей государство, расколовшей народ на классы, тирании мелочной, бездушной, мстительной.
«Не в том лишь дело, что мы опять стали отбирать у крестьян хлеб … И не в том лишь дело, что мы – под видом налогового нажима – конфискуем у крестьян имущество, если он пытается в своем хозяйстве выкармливать третью свинью. Нам мало отобрать у мужика все его «излишки». Нам надо отнять у него всякое побуждение к улучшению своего личного благосостояния. Нам надо вытравить из крестьян самый инстинкт собственности… Надо не для социализма или коммунизма, - все это слова, в которые и среди коммунистов мало кто верит. Нам надо экспроприировать крестьянство, убить в нем все личные хозяйственные стимулы прежде всего для сохранения данной власти. Грубо говоря, это нужно Сталину, чтобы оставаться диктатором».
Одно лицо, принадлежащее по уровню образования и характеру интересов к высшей интеллигенции страны, пишет следующее: «Никогда еще за все время революции в России не жилось столь тяжело… Крестьянство и интеллигенция томятся, распятые на кресте: крестьянство изнемогает от насильственного внедрения колхозов, интеллигенция – от «культурной революции». Культурные учреждения – академии, институты, музеи, театры – подвергнуты разгрому, живые носители культуры, ученые, артисты, музыканты выводятся из строя лишением месть, ссылками и хуже. Духовенство несет ту же участь, так как церкви буквально предаются уничтожению».
Вот подлинная характеристика экономического положения в этом социальном рае, где нет ни «капитализма», ни безработицы: «Прямо не знаешь как жить. Ничего нет. Частной торговли совсем не стало, кроме каких-нибудь толкучек, барахолок, а в казенной торговле ничего нет, а что есть, то выдают, за деньги конечно, но только людям первой категории, т.е.е рабочим; остальные ничего не могут получить, иначе как по какой-нибудь дикой цене. Так мы, люди третьей категории, совсем донашиваем последние тряпки белья и одежды, все в заплатках, вылиняло; обувь разваливается, починка стоит сумашедше дорого, да и не стало совсем кустарей – сапожников – едва найдешь такого, а государственные починочные (мастерские) делают очень долго, месяц или больше, и надо еще туда получит ордер. Не жизнь, а мучение на каждом шагу».
Когда говорят, что «не нужно делать абортов», то не понимают и не принимают во внимание, что к аборту «прибегают не потому, что не на что растить ребенка: как бы ни малы были средства, ими бы потеснились, но беда в том, что нигде ничего нельзя достать, ни пеленки, ни бумазейки, ни одеяла, ни чулок, ни сапожек – не во что ребенка ни завернуть, ни одеть, нечем писать, нет мыла, гребенок, ничего, ничего. Хотя «детская» выдача и существует, как особая. Но все это – такой минимум, что на нем не просуществуешь. Ко всему этому и большой денежный недостаток. Все бьются, работают в две смены, лишь бы приработать побольше, и все же ни масла, ни яиц, ни чаю в обиходе не имеют. И отцы и матери – все на работе, дети без присмотра на улице. Поэтому распущены невероятно, от первой ступени до вузов…. Такая безграмотность у всех, такое невежество, нечто ужасное, и притом полное непонимание того, что они ничего не знают, не умеют ни говорить, ни писать, ни читать прилично. Всем им кажется: и так ладно!»