Внутренняя и внешняя политика Николая I

Зная требования к выбору подходящего места для  строительства астрономической  обсерватории, Николай лично указал место для неё на вершине Пулковской горы[59].

В России появились  первые железные дороги (с 1837 года).

Существует мнение, что Николай познакомился с паровозами в возрасте 19 лет во время поездки  в Англию в 1816 году. Местные с гордостью  показывали великому князю Николаю  Павловичу свои успехи в области  паровозостроения и строительства железных дорог.

Существует утверждение, что будущий император стал первым русским кочегаром — он не смог удержаться, чтобы не попроситься  к инженеру Стефенсону на его железную дорогу, подняться на платформу паровоза, бросить в топку несколько  лопат угля и прокатиться на этом чуде[60].

Дальновидный Николай, детально изучив технические данные предполагаемых к строительству  железных дорог, потребовал уширения российской колеи по сравнению с европейской (1524 мм против 1435 в Европе), справедливо  опасаясь, что неприятель сможет приехать в Россию на паровозе. Это через сотню лет существенно затруднило снабжение немецких оккупационных войск и их манёвр из-за нехватки локомотивов для широкой колеи. Так в ноябрьские дни 1941 года войска группы «Центр» получали только 30 % военных грузов, необходимых для успешного наступления на Москву. Суточный подвоз составлял только 23 эшелона, когда для развития успеха требовалось 70. К тому же, когда возникший на африканском фронте у Тобрука кризис потребовал быстрой переброски на юг части войсковых контингентов, снимавшихся с московского направления, эта переброска была чрезвычайно затруднена по этой же причине.[61]

При маркизе де Траверсе русский флот из-за нехватки средств  зачастую действовал в восточной  части Финского залива, которая получила прозвище Маркизова лужа. Тогда морская оборона Петербурга опиралась на систему дерево-земляных укреплений возле Кронштадта, вооружённых устаревшими пушками с малой дальнобойностью, позволявшей противнику с дальних дистанций беспрепятственно их уничтожить. Уже в декабре 1827 года по указанию Императора были начаты работы по замене деревянных укреплений на каменные. Николай лично рассматривал проекты предлагаемых инженерами укреплений и утверждал их. А в некоторых случаях (например, при строительстве форта «Император Павел Первый»), делал конкретные предложения, позволяющие удешевить и ускорить строительство.

Император внимательно  подбирал исполнителей работ. Так, он покровительствовал ранее малоизвестному подполковнику  Заржецкому, ставшему главным строителем кронштадтских Николаевских доков. Работы были проведены своевременно, и к моменту, когда на Балтике появилась английская эскадра адмирала Нэпира, оборона столицы, обеспеченная сильными укреплениями и минными банками, стала настолько неприступной, что первый лорд адмиралтейства Джеймс Грэхем указал Нэпиру на гибельность любой попытки захвата Кронштадта. В результате петербургская публика получила повод для развлечения путём выезда в Ораниенбаум и Красную Горку для наблюдения эволюций вражеского флота. Созданная при Николае I впервые в мировой практике минно-артиллерийская позиция оказалась непреодолимой преградой на пути к столице государства [62].

Николай сознавал необходимость  реформ, но с учётом полученного  опыта считал их проведение делом  длительным и осторожным. Николай  смотрел на подчинённое ему государство, как инженер смотрит на сложный, но детерминированный в своём  функционировании механизм, в котором  всё взаимосвязано и надёжность одной детали обеспечивает правильную работу других. Идеалом общественного  устройства была полностью регламентированная уставами армейская жизнь[53].