Внешняя политика Екатерины II

§ 3. Памятники  русско-турецкой войне 1768-1774. 

  Как жительница Царского села, я не могла  обойти эту тему, поэтому решила провести небольшой экскурс по памятникам русско-турецкой войны, возведённых в Екатерининском парке.

  …Воспоминаньем  упоенный,

  С благоговеньем и тоской,

  Объемлю грозный мрамор твой,

  Кагула  памятник надменный.

  А.С. Пушкин «Элегия».

  На  границе Собственного садика стоит  лёгкий и стройный мраморный обелиск. Когда велись работы по созданию пейзажного парка, пологий склон холма перед  дворцом решено было оставить открытым и украсить его памятником  героям победы при Кагуле. Здесь в 1771-1772 годах на широком зелёном лугу «воздвигся памятник простой⁵».

  Текст надписи на пьедестале памятника  выразителен и лаконичен: «В память победы при реке Кагуле в Молдавии, июля 21 дня под предводительством  генерала графа Петра Румянцева Российское воинство числом семнадцать тысяч обратило в бегство до реки Дуная турецкого визиря Галиль-Бея с силою полуторастатысячною”. Однако по другим данным численность русских войск составляла около 17 тысяч пехоты и 5 тысяч конницы, т.е. всего 22 тысячи воинов. Работа Антонио Ринальди.  

  На  пересечении трёх аллей регулярной части Екатерининского парка, у  каскада между первым и вторым Нижними прудами, сооружён в 1771 году ещё один памятник русско-турецкой войны  - Морейская колонна.

  На  пьедестале колонны укреплена бронзовая  доска с надписью: «  1770 года  февраля 17 дня, Граф Федор Орлов с  двумя Российскими военными кораблями приплыл к полуострову Морее в Средиземном море у порта Витуло, сухопутные войска высадил на берег и пошел сам к Модону на соединение с христианами тоя земли. Капитан Барков со Спартанским восточным легионом взял Пассаву, Бердони и Спарту; Капитан же князь Долгорукий со Спартанским западным легионом покорил Каламату, Леонтари  и Аркадию; крепость Наваринская сдалась бригадиру Ганнибалу. Войск Российских было числом шесть сот человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он;  в плен турок взято шесть тысяч».

  Имя автора Морейской колонны не установлено. По-видимому, им был Ринальди.

  Блестящая победа при Чесме, 25-26 июня 1770г., свидетельствовала  о превосходстве русского флота  над турецким, о доблести русских моряков.

  В Царском Селе на Большом пруду  в ознаменование Чесменской победы был сооружён памятник  - ростральная колона на четвероугольном основании в виде усечённой пирамиды. Колонна установлена на облицованном гранитом постаменте летом 1776 г.

  Чесменская  колонна имеет в высоту 25 метров. Она сделана из олонецкого мрамора  и гранита. Мраморный ствол ее украшен тремя парами ростр. Автор проекта Чесменской колонны Ринальди увенчал её бронзовым орлом – символом быстроты, силы и отваги. Как и барельефы на пьедестале колонны, изображавшие сражения при Хиосе, Митиленах и Чесме, орёл отлит по модели скульптора И. Шварца. (Барельефы уничтожены фашистскими захватчиками). 

  В сюите памятников русско-турецкой войны, возведённых в Екатерининском парке, выдающееся место принадлежит монументальной и эффектной Башне-руине, символизировавшей  падение Оттоманской Порты.

  Башня-руина, построенная по проекту Фельтена в1771 году, - один из первых образцов подобных сооружений в русском паркостроении XVIII века. Это своеобразное декоративное сооружение производит впечатление древнего, полуразрушенного от времени здания. Замысел сооружения отличается оригинальностью. Огромный каменный столб в виде колонны древнего здания увенчан беседкой. На замковом камне высечена надпись: ”На память войны, объявленной турками России, сей камень поставлен в 1768 году”. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  Глава II. Греческий проект Екатерины II. 

  Вторая  половина царствования Екатерины II прошла под знаком смены «Северного аккорда» Н.И. Панина новой «венской системой», основу которой составил русско-австрийский  союз 1781 года.

  Инициатива  заключения союза исходила от австрийской  стороны. 9 (20) января 1781 г. австрийский  посол в Петербурге Л. Кобенцель под «величайшим секретом» предложил вице-канцлеру И.А. Остерману начать соответствующие контакты. После трудных пятимесячных переговоров австро-русский союзный договор, в подготовке которого ведущую роль сыграл канцлер А.А. Безбородко, был заключен в форме обмена австрийским императором Иосифом II и Екатериной личными письмами от 21 и 24 мая 1781 г. В основе достигнутых договоренностей лежало согласие России гарантировать территориальную целостность Австрии в соответствии с Прагматической санкцией Карла VI 1713 года, закрепившей за Габсбургами их наследственные владения в разных частях Центральной Европы и в Италии. Со своей стороны, австрийский император отдельным письмом признавал за себя и своих наследников территориальные приобретения России в соответствии с Кючук-Кайнарджийским договором 1774 г. и обязывался в случае объявления Портой войны России действовать против турок в союзе с ней. Кроме того, в секретной сепаратной статье, оформленной вторым письмом от того же числа, Иосиф выразил готовность «открыто принять сторону» России в случае, если «в продолжение предполагаемой войны против Оттоманской Порты» она «подвергнется враждебному нападению со стороны какой-либо иной державы». В отношении Польши австрийский император, отметив «одинаковую важность этого государства в силу общих границ как для России, так и для Австрии», взял на себя обязательство «гарантировать как сохранение ее конституции в том виде, в какой она была установлена на сейме 1773 г., так равно и неприкосновенность ее настоящих владений согласно с договором, заключенным между Польшей и нами в том же 1773 г.».

  Несмотря  на абсолютную конфиденциальность достигнутых  договоренностей, антитурецкая направленность русско-австрийского союза не составляла секрета для ведущих политиков  Европы. Слухи о завоевательных планах России и Австрии в отношении  Турции получили такое широкое распространение  в Европе, что за день до подписания договора, 20 мая, австрийский император  предложил Екатерине заявить  публично, что «договор, по поводу которого уже постарались с таким коварством и недоброжелательством поднять  тревогу в целой Европе, не состоялся». Екатерина, разумеется, отвергла как это, так и последующие аналогичные предложения Иосифа, заверив его, что в Петербурге доступ к их переписке имеет только она сама.

  Однако  утечка информации продолжалась. Греческий  проект поднял на ноги дипломатов Европы еще задолго до того, как был  сформулирован. В частности, прусский король Фридрих II в письме своему посланнику в Петербурге графу Герцу от 2 апреля 1782 г., ссылаясь на информацию, полученную из Венеции, писал: «Продолжают поступать  довольно противоречивые новости о  том, что оба императорских двора  уже согласовали между собой  раздел завоеваний, которые они намереваются сделать. Говорят, что не только Белград, но и часть Фракии, Молдавии и  Валахии должны отойти венскому двору. Я, однако, с трудом верю, чтобы императрица  так плохо позаботилась о собственных  интересах и была готова отдать большинство  обломков Турецкой империи австрийцам, за исключением Константинополя  и Андрианополя... Франция, которая также что-то прознала об этом проекте двух императорских дворов, бьет тревогу в Турции, и в случае если этот проект будет исполняться, она, кажется, решила противиться ему всеми своими силами. Думаю, однако, что с этим проектом случится то же, что и с большинством других, сформулированных императрицей, — его оставят на бумаге, не слишком обременяя себя его исполнением».

  Оценивая  широкую и неблагоприятную для  России и Австрии реакцию в  Европе на заключение союза между  ними, нельзя не признать, что ее формированию способствовала давно обсуждавшаяся, в частности, в переписке Екатерины  с Вольтером, а затем на страницах  европейских газет, тема изгнания турок  из Европы. Известно, что и сам  Панин, так активно выступавший  против русско-австрийского союза, в 1769-1771 гг. неоднократно предлагал австрийскому послу Лобковичу заняться совместным разделом Турции, а не Польши.

  Инициатором перевода общих договоренностей, достигнутых  Россией и Австрией в мае 1781 г., в практическую плоскость выступила  Екатерина. В связи с начавшимся весной 1782 г. в Крыму восстанием против ставленника России хана Шагин-Гирея, она предложила Иосифу договориться о «вознаграждении» Австрии и России на случай возможной войны с Турцией.

  В письме австрийскому императору от 10 сентября 1782 г. Екатерина предложила ввиду  препятствий, которые Порта чинила проходу российских судов через Босфор и Дарданеллы, а также подстрекательств с ее стороны жителей Крыма к восстанию, заключить «секретную конвенцию о вероятных приобретениях, которые мы должны домогаться у нарушителя мира. В качестве основы такой конвенции Екатерина видела договоренность о создании между Российской, Австрийской и Турецкой империями буферного государства в составе Молдавии, Валахии и Бесарабии, которое она назвала античным именем Дакия. При этом Екатерина подчеркивала, что Россия не претендует на это буферное государство и стремится лишь присоединить крепость Очаков на Днестровском лимане и полосу земли между реками Буг и Днестр (иными словами, речь фактически шла о тех приобретениях, которые Россия получила по Ясскому миру, завершившему русско-турецкую войну 1788-1791 гг.). В то же время, в случае благоприятного развития войны с Турцией, Екатерина выражала надежду, что Иосиф II «не откажется помочь... в восстановлении древнегреческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстановленной монархии от моей». На престол Греческой империи должен был взойти внук Екатерины великий князь Константин при условии, что он откажется от наследования российской короны. Великие князья Павел Петрович и его сын Александр, в свою очередь, должны были поклясться, что никогда не станут претендовать на константинопольский престол.

  Ответное  письмо Иосифа от 13 ноября 1782 г. с достаточной  ясностью обрисовывало те противоречия, которые впоследствии сделали русско-австрийский  союз столь шатким. В качестве своего главного противника австрийский император  видел не столько турецкого султана, сколько прусского короля, который, по его словам, питал к нему «беспредельную ненависть и недоверие». В отношении  Греческого проекта позиция Австрии  была сформулирована расплывчато: «Что касается создания нового королевства Дакия с государем греческой религии и утверждением Вашего внука Константина сувереном и императором Греческой империи в Константинополе, то лишь ход войны может все решить; с моей стороны, осуществление всех Ваших замыслов не встретит затруднения, если они будут сочетаться и соединяться с тем, что я считаю достойным». Значительно более детально были изложены территориальные претензии Австрии: город Хотин для прикрытия Галиции и Буковины, часть Валахии, Северная Сербия с Белградом, часть Боснии и Герцеговины, дававшая Австрии выход к Адриатическому морю, и даже венецианские владения Истрия и Далмация.

  Мотивы, которыми руководствовались Екатерина  и Иосиф, обмениваясь осенью 1782 г. «самыми знаменитыми в истории  письмами», давно уже привлекают внимание историков. Дискуссии вокруг него приняли политизированный характер еще в ХIХ в., поскольку с наполеоновских времен в западной публицистике и исторической науке утвердилась тенденция использовать его, как и пресловутое завещание Петра Великого, для «разоблачения» экспансионистского характера внешней политики России. Отсюда – явное стремление дореволюционных отечественных историков, признавая тесную внутреннюю связь между польским и турецким вопросами, не особенно углубляться в детали Греческого проекта.

  Такой подход к оценке внешней политики Екатерины получил свое дальнейшее развитие в советской историографии. Даже такой авторитетный историк, как академик Е.В. Тарле, считал «неосновательным» утверждать, что Екатерина «воевала с Турцией с целью изгнать из Европы варварство»⁶. В официальной советской историографии в качестве базовой утвердилась разработанная О.П. Марковой концепция, согласно которой Греческий проект был лишь дипломатической комбинацией, придуманной Екатериной, для того чтобы связать руки Австрии накануне присоединения к России Крыма в апреле 1783 г.

Интересно, что в российских исследованиях последнего времени фактически общепризнанной стала трактовка планов Екатерины по созданию Греческой империи и Дакии как реально отражавших присущее ей геополитическое видение задач восточной политики России.

  Особый  интерес представляют в этом отношении  исследования О.И. Елисеевой, установившей авторство черновых проектов письма Екатерины Иосифу II от 10 сентября 1782 г., первоначальный вариант которого был подготовлен А.А. Безбородко, а затем развит и дополнен Г.А. Потемкиным, приложившим к нему и  собственную записку «О Крыме», для  понимания не только генезиса, но и  реального содержания Греческого проекта. Принципиально важен убедительно обоснованный О.И. Елисеевой вывод о том, что идея присоединения к России Крыма оформилась в кругу ближайших советников Екатерины только в ходе работы над черновиком послания австрийскому императору⁷. Таким образом выявленные и проанализированные российской исследовательницей архивные документы подводят окончательную черту под попытками рассматривать Греческий проект как своеобразную «операцию отвлечения», цели которой ограничивались присоединением к России Крымского полуострова.

  Вместе  с тем целый ряд аспектов как  первоначального (1782 г.) Греческого проекта, так и его последующей трансформации  остаются невыясненными.