Византия - крупнейшее государство средневековой европы

Разорились или попали в зависимость от иностранцев все византийские предприниматели. Когда всерьез спохватились, оказалось уже поздно. Был аннулирован договор «Золотая булла», и император Андроник попытался вернуть стране текущие потоками за границу доходы. Он конфисковал все до одного иностранные коммерческие предприятия, высасывающие последние ресурсы из экономики государства. Это не прошло даром ни ему, ни империи. Его зверски убили, а Венецианская республика, ставшая к тому времени крупнейшей финансовой олигархией, наняла целый крестовый поход и вместо Святой Земли направила его на грабеж Константинополя. Византийцы, которые до этого воспринимали крестоносцев, в общем-то, как братьев по вере и военных союзников, были настолько не подготовлены к такому коварнейшему удару, что не организовали должного сопротивления. В 1204 году французский, германский и итальянский контингенты западных союзников осадили Константинополь и захватили его. Город был безжалостно разграблен и сожжен.

При этом венецианцы – оплот тогдашнего свободного предпринимательства – объявили на весь западный мир, что восстанавливают попранную законность, права свободного международного рынка, а главное – борются с режимом, отрицающим общеевропейские ценности. Именно с этого момента на Западе стал создаваться образ Византии как еретической «империи зла». В дальнейшем этот образ всегда, когда требовалось, извлекался из идеологических арсеналов.

Хотя через 50 лет Константинополь был освобожден от крестоносцев, Византия больше никогда не смогла оправиться от этого удара. А иностранные торговцы навсегда остались полными хозяевами и в экономике, и на византийском рынке.

2. Коррупция и олигархия

Другой неразрешенной проблемой Византии стала коррупция и олигархия. Борьба с ними велась постоянно и долгое время была эффективна. Зарвавшихся чиновников и финансовых махинаторов подвергали наказаниям и ссылкам, их имущество полностью конфисковывалось в казну. Но, в конце концов, у власти не хватило решимости и сил последовательно пресекать это зло. Олигархи обзавелись целыми армиями под видом слуг и подразделений охраны и ввергли государство в пучину гражданских воин.

Откуда в Византии вообще взялась олигархия и почему она стала неуправляема? Византия всегда была жестко централизованным бюрократическим государством, и это было отнюдь не ее слабостью, а напротив, ее исторической силой. Любые попытки срастания власти и частных интересов всегда пресекались здесь жестко и решительно. Но в один из моментов, в период политических и административных реформ, возник соблазн заменить старую и кажущуюся неповоротливой бюрократическую машину на более эффективную и гибкую, в которой роль государства была бы ограничена и сведена к надзору над формальной законностью. Короче говоря, государство ради благих целей, фактически добровольно, отказалось от части своих стратегических монопольных функций и передала их в руки некого узкого круга семейств.

Эта вскормленная государством новая аристократия недолго находилась под контролем бюрократического аппарата, как это задумывалось. Противостояние шло с переменным успехом и кончилось тяжелейшим политическим кризисом, выбраться из которого пришлось ценой необратимых уступок иностранцам. Олигархическое же разложение государства продолжалось до самого завоевания турками Константинополя.

Кстати, во время этой последней турецкой осады олигархи не только не дали ни монеты на оборону города, но и расхитили те скудные средства, которые еще оставались в казне. Захватив Константинополь, молодой султан Мехмед, потрясенный богатствами некоторых горожан и в то же время полным отсутствием средств у защитников города, призвал к себе самых богатых граждан и задал им простой вопрос: почему они не дали деньги на защиту города от неприятеля? «Мы берегли эти средства для твоего султанского величества», – льстиво ответили те. Мехмед тут же приказал предать их всех самой жестокой казни: им отрубили головы, а тела бросили собакам. Те же из олигархов, которые бежали на Запад, надеясь там укрыть свои капиталы, были нещадно обобраны западными друзьями и закончили жизнь в нищете.

3. «Византия для греков, Константинополь – для своих!»

Тяжелейшей и неизлечимой болезнью страны стала проблема, которая ранее никогда не стояла в Византии: в империи появился национальный вопрос.

Дело в том, что национальной проблемы в Византии, действительно, многие столетия не существовало. Будучи историческими законными потомками уничтоженного к V веку варварами древнего Рима жители Византии называли себя римлянами, ромеями. В огромном государстве вместо разделения на множество национальностей было единое вероисповедание – Православие. Византийцы буквально исполняли христианское учение о новом человечестве, живущем в Божественном духе, где «нет ни эллина, ни иудея, ни скифа», как писал апостол Павел. И это надежно предохраняло страну от всесокрушающих бурь национальной розни. Достаточно было любому язычнику или иноверному принять православную веру и подтвердить свою веру делами, и он становился абсолютно полноправным членом общества. На византийском престоле, например, императоров-армян было почти столько же, сколько и греков, были люди с сирийскими, арабскими, славянскими, германскими корнями. Высшими государственными чиновниками становились без ограничения представители всех народов империи – основной упор делался на их деловые качества и приверженность православной вере. Все это обеспечивало ни с чем не сравнимое культурное богатство византийской цивилизации.

Чужими для византийцев были лишь люди другой, неправославной морали, другого, чуждого их древней культуре мироощущения. Например, грубые, невежественные, неистово алчные западноевропейцы того времени были для ромеев варварами.

Идею нации, а затем и национального превозношения, византийцы, а точнее византийские греки, которые без сомнения были государствообразующим народом в Византии, позаимствовали у европейцев, которые сами жили в небольших национальных государствах, построенных на этническом принципе. Например, Франция, немецкие государства, итальянские республики… Национальное устройство было правильно и хорошо для них, но все дело было в том, что Византия была не этническим государством, а многонациональной империей – и в этом заключалось принципиальное отличие. 100 лет византийские греки боролись с этим искушением и не давали себя сломить. «Мы все ромеи – православные граждане Нового Рима», – заявляли они.

Надо заметить, что происходили все эти процессы в самом начале эпохи, названной историками Возрождением – всемирным воссозданием именно национальной, эллинско-греческой, языческой идеи. Тяжело было грекам не соблазниться этим западноевропейским Ренессансом, не впасть в искушение перед восторгом и пиететом европейцев, млевших от культуры их великих предков.

Первой поддалась тогдашняя интеллигенция: просвещенные византийцы начали ощущать себя греками. Пошли националистические движения, отказ от христианских традиций и, наконец, при императорах Палеологах имперская идея уступила место узко-этническому греческому национализму. Но предательство имперской идеи не прошло даром: националистическая лихорадка разодрала империю, и она быстро была поглощена соседней исламской державой.

К слову, надменность греков привела к тому, что славян в империи стали дискредитировать. Этим Византия оттолкнула от себя болгар и сербов, которые реально могли помочь в борьбе с турками. Кончилось все тем, что народы некогда единой Византии принялись враждовать друг с другом.

Запад не преминул воспользоваться новой смутой: сербов и болгар стали старательно убеждать, что греки столетиями угнетают их национальную самобытность. Были спровоцированы несколько настоящих революций, и, наконец, при помощи экономических и военных рычагов Запад настоял на отделении сербов и болгар от Византии и присоединении их к объединенной латинской Европе. Запад наобещал им материальную и военную помощь, но, конечно же, обманул и цинично бросил их перед собой на пути турецких орд. Преданные Западом балканские народы на долгие столетия оказались под жесточайшим турецким игом. А Византия уже ничем не могла помочь. Национальное превозношение сыграло самую скверную роль для империи.

Большой проблемой стала постепенная утрата реального контроля над отдаленными областями и провинциями. Особенно остро чувствовалось противоречие между провинциями и сытой, богатой столицей – Константинополем, который во многом жил за счет нищих окраин. В начале XIII века византийский писатель Михаил Хониат с горьким упреком писал, обращаясь к жителям столицы: «Разве не вливаются реки всех богатств в столицу, как в единое море? Но вы не желаете выглянуть из-за своих стен и ворот, не хотите посмотреть на окружающие вас города, ждущие от вас справедливости; вы посылаете в них одного за другим налоговых чиновников, с их зубами звериными, чтобы пожирать последние останки. Сами же вы остаетесь у себя, предаваясь покою, и извлекая богатства».

Даже столичный градоначальник – эпарх Константинополя – обладал совершенно особым статусом в стране, и современники иногда уподобляли его власть власти царской, «только без порфиры», как говорили они. Один из таких эпархов однажды столь бурно увлекся строительством многоэтажных домов в столице, что останавливать его пришлось специальным императорским указом о запрете строительства в столице зданий больше 10 этажей.

Вся политическая, культурная и общественная жизнь, по сути, проходила в Константинополе. Правительство не хотело замечать, что создается серьезнейший дисбаланс и забытая столицей провинция все больше нищает. Постепенно в ней острее стали проявляться центробежные тенденции.

Губернаторы отдаленных территорий тоже зачастую вели свою лукавую игру. Собиравшиеся в провинции налоги бессовестно разворовывались. И пол беды, если уворованные деньги шли на личное обогащение губернаторов и их приспешников. Хуже, когда на государственные же средства создавались настоящие воинские формирования под видом отрядов для охраны правопорядка. И порой эти войска были более боеспособны, чем регулярная армия.

Когда государство слабело – провинции отделялись. Государство почти беспомощно смотрело на этот процесс. Но мятежные губернаторы, освободившись от власти центра, недолго оставались в плену своих радужных надежд. Вместе с несчастным населением их областей они почти мгновенно попадали под жестокую власть иноверных. При этом население истреблялось или попадало в рабство и самостийные территории заселялись турками и персами.

Демографическая проблема была одной из самых острых в Византии. Империю постепенно заселяли чуждые народы, уверенно вытесняя коренное православное население. На глазах происходила смена этнического состава страны. В чем-то это был неизбежный процесс: рождаемость в Византии становилось все более низкой. Но и это было не самое страшное. Такое временами случалось и раньше. Катастрофа была в том, что народы, которые теперь вливались в империю, больше не становились ромеями, а навсегда оставались чужими, агрессивными, враждебными. Теперь пришельцы относились к Византии не как к своей новой родине, а лишь как к потенциальной добыче, которая рано или поздно должна перейти в их руки.

Происходило это еще и потому, что империя отказалась заниматься воспитанием народа в угоду появившимся в начале эпохи Возрождения демагогическим веяниям о государственной идеологии как о насилии над личностью. Но свято место пусто не бывает. Добровольно отказавшись от своей тысячелетней идеологической функции воспитания народа, византийцы допустили влияние на души и умы своих граждан не столько независимой и вольной мысли, сколько целенаправленной агрессии, нацеленной на разрушение основных устоев государства и общества.

А ведь у них был потрясающий, ни с чем не сравнимый опыт! Лучшие правители империи умело использовали свое великое наследство: богатейший опыт управления и подчинения. В результате жестокие варвары, приобщенные к великой христианской культуре, оказывались самыми надежными союзниками, получали громкие титулы, обширные поместья, входили в число высших сановников государства и сражались за интересы империи на самых отдаленных рубежах.

Что же касается демографических вопросов и извечной головной боли всякой империи – сепаратизма окраин, то лучшие византийские императоры оставили своим наследникам проверенные способы имперского решения этих задач. Например, создание условий для массового переселения жителей из центральных областей в отдаленные провинции. Это сразу давало настоящий взрыв рождаемости и уже во втором поколении необычайную жизнеспособность переселенцев на новом месте.

Но весь этот опыт был жестоко осмеян, этим великим опытом преступно пренебрегли в угоду чужому мнению и, наконец, безвозвратно потеряли!

Но что же это было за мнение? Чьим взглядам вдруг стали так дорожить византийцы? Что могло так повлиять на их умы, что они одну за другой стали совершать столь самоубийственные ошибки?

В это трудно поверить, но столь громадный пиетет и зависимость у византийцев постепенно сложилась по отношению к тому самому варварскому некогда Западу, который завистливо и алчно столетиями взирал на богатства Византии, а потом холодно и системно наживался на ее постепенном разрушении.

4. Духовный кризис

Византия была особым государством, которое отличалось и от Запада и от Востока. Все признавали этот факт. Но одни восхищались им, другие эту самобытность ненавидели, третьи ею тяготились. Как бы то ни было, но отличие Византии от остального мира было объективной реальностью. Начать с того, что Византия была единственной в мире страной, простиравшейся на огромном пространстве между Европой и Азией. Уже эта география во многом определяла ее уникальность. Очень важно, что Византия по природе своей была многонациональной имперской державой, в которой народ ощущал государство как одно из своих высших личных ценностей. Это было совершенно непостижимо для западного мира, где в священный принцип были уже тогда возведены индивидуализм и частный произвол.