Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Апреля 2012 в 22:55, реферат
Толерантность - терпимость, доброжелательное отношение к окружающим, стремление к достойным компромиссам и к преодолению возникающих несогласий и конфликтов, склонность решать возникающие проблемы мирным способом - все чаще становится предметом внимания исследователей. И это не случайно. Только на пути толерантности человечество может избежать опасности взаимного истребления.
Традиции толерантности в культуре народов Кавказа
Толерантность - терпимость, доброжелательное отношение к окружающим, стремление к достойным компромиссам и к преодолению возникающих несогласий и конфликтов, склонность решать возникающие проблемы мирным способом - все чаще становится предметом внимания исследователей. И это не случайно. Только на пути толерантности человечество может избежать опасности взаимного истребления.
Толерантность (терпимость) и нетерпимость - качества, видимо, равным образом свойственные каждой личности, каждой социальной общности. Толерантность позволяет налаживать связи и контакты с окружающими людьми и обществами; в то же время нетерпимость к иному, чужому, чуждому, способствуя некоторому обособлению, помогает избежать излишнего внешнего влияния, сохранить собственную самобытность.
В настоящее время, когда
проблема толерантности стала мировой
проблемой, важным представляется изучить
опыт сосуществования тенденций толерантности
и нетерпимости в конкретных обществах
и регионах. Любое общество, для которого
характерны культурная, этническая, религиозная
неоднородность, могут стабильно существовать
только при наличии определенной степени
толерантности. По мнению исследователей,
толерантность увеличивает способность
этноса к адаптации в окружающем мире.
Северный Кавказ - регион, сложный и в языковом,
и в этническом, и в религиозных отношениях.
Здесь на сравнительно небольшой территории
издавна, бок обок проживают народы, отличающиеся
друга особенностями хозяйства, быта,
традициями повседневной жизни. Подобное
разнообразие сформировалось в весьма
отдаленные времена и сохраняется на протяжении
многих веков.
Особенностью этого горного региона можно считать и то обстоятельство, что многочисленные различия и несходства существовали не только между этносами, но зачастую и в нутрии одного этноса: нередко отдельные села, общины, группы общин были обособлены друг от друга, что приводило к формированию «своих», локальных традиций и обычаев внутри каждого села. В особенности это относилось к Дагестану, где зачастую не только отдельные села, но даже и тухумы были эндогамны, что в значительной степени ограничивало контакты с окружающим миром. Каждый аул мясо по-своему режет - говорится в кумыкской пословице.
Так, локальные этнические
традиции присутствовали даже в такой
относительно единой по нормам области
культуры, как разделение труда между
полами. Например, переноска тяжестей
на спине в горном Дагестане - дело исключительно
женское, а у кумыков - исключительно мужское;
мужчина-балкарец за гончарным кругом
- ситуация недопустимая, тогда как у даргинцев-сулевкентцев
или табасаранцев-джулинцев - обыденная;
мужчина, косящий траву косой в Дагестане
повсеместно обычное дело, у тиндинцев
- традиционно недопустимое.
В этих условиях неизбежным становилось
формирование представлений о «своих»
и «чужих», в свою очередь соотнесенных
с представлениями о «своем хорошем» и
«чужом не столь хорошем». Характерно
для Кавказа существование таких понятий,
как «адыгагъэ» (букв. «адыгство»), «апсуара»
(букв. «абхазство»), служащих для обозначения
кодекса нравственного поведения соответственно
адыгов и абхазов. Эти понятия, включающие
в себя все мыслимые добродетели, традиции
и ценности данных ни родов, возникли как
отражение этноцентриэма - чувства превосходства
своего над чужим, противопоставления
своего народи всем другим.
"Свое" могло существовать на разных
уровнях - «своя семья», «своя родня», «свои
соседи», «свое село», «свой народ». Приоритет
«своего» ярко отражен в фольклоре народов
Кавказа. Об этом говорят многочисленные
пословицы: Наша собственная низкошерстная
собака лучше, чем чужой косматый барин
(аварская), Лучше свой осел, чем чужой
конь (лезгинская). Особенно близкими были
связи родственников: вне родственного
круга жизнь, по народным представлениям,
была невозможна: Кто без рода - тот несчастен;
Лишних родственников нет; Самый неприятный
родственник и самый близкий друг равносильны:
Где родни много, там могила просторна
- гласят адыгские пословицы.
Соседские отношения у народов Кавказа
зачастую приравнивались по значению
к родственным: мнение соседей нельзя
было не учитывать, всеми силами стремились
избегать конфликтов с соседом, быть с
соседями заодно. Сосед считался настолько
«своим», что у некоторых народов Кавказа
браки с соседями фактически были запрещены.
О желательной модели поведения по отношению
к соседям говорят пословицы карачаевцев,
адыгов. лезгин, вайнахов: Если сосед слепой,
жмурь глаз и ты: Плохая собака бросается
на соседа: С соседом не враждуют; Если
сосед с соседом заодно, то они вместе
- как обоюдоострый клинок; Унижая соседа,
сам унижаешься; Пища без воды и еда без
соседа - грешны: Выбери себе соседа до
того как построишь дом.
Верность своему селу, общине (джамаату)
признавалась народами Кавказа величайшей
ценностью: Кто не вместе с аулом - тот
покойник и без могилы (ногайская пословица);
Предавший аул да будет сожжен в ауле (аварская);
Где аул больше - там и ума больше (лакская).
Мнение общества ставилось выше мнения
отдельного человека. Как говорится в
кумыкской пословице, Двое - Аллах для
одного: табасаранцы по этому поводу отмечали:
Скажут тебе двое, что ты слеп - хватайся
за стену и ходи. Правомерность общего
решения не подвергалась сомнению: Если
весь аул решил отсечь руку - она не болит
(Рука, отрезанная аулом, не болит).
Предпочтение «своего» формировало соответствующее
отношение к «чужому». Настороженность
к «чужакам» отражена, например, в следующем
обычае дагестанского аула Урала: здесь
запрещалось включать кого-либо, пришедшего
со стороны, в число жителей аула, поскольку
считалось, что «на чужака не должно распространяться
ни добро, ни зло аула». Если же кто-нибудь
«приводил чужого человека в селение для
житья», с него брали штраф - корову.
Считалось достойным и похвальным защищать
достоинство своего селения. Так, в ауле
Хотода придерживались правила: если «споря
за честь своего аула», сельчанин «убил
или ранил кого-либо из другого аула»,
то штраф за убийство и возмещение заранее
общество брало на себя, а также помогало
«ревнителю чести аула» в пахоте, уборке
урожая и в других работах. Согласно обычаям
дагестанского аула Асаб, соответствующим
штрафом наказывали того, кто клеветал
на жителей аула или накинул его с целью
ему навредить. Пословицы Свой Ахтычай
- сам величай (лезгинская); Сказано: свою
речку самим надо возвеличивать (даргинская,
лакская) свидетельствуют, что репутации
своей «малой родины» в народе придавали
немалое значение.
По народным представлениям, только на
родине, в родном селе человек мог обрести
истинное счастье, здесь ему и подобало
устраивать свою жизнь: Тот, кто покинул
аул отца, тот не увидит хорошего дня: Лучше
быть в своем ауле подошвой, чем на чужбине
султаном; Свой край для себя - и есть Багдад;
Лучше быть на родине бедняком, чем в Каире
царем - таково единодушное мнение кавказских
народов; Не собирайся жить там, где не
покоятся твои предки.
Причина формирования подобных воззрений
- необходимость единения перед лицом
различных угроз и опасностей: нападения
врагов, стихийные бедствия, болезни и
эпидемии. В одиночку человек ни на что
не способен: Удалью одного храбреца крепость
не взять: Одно дерево - не сад, один камень
- не стена; Кто не с людьми - тот вроде и
не родился: Отделившийся от стада получает
палку. Только сообща можно решить даже
самые сложные задачи; Сабля народа рубит,
даже если она из войлока; Если все помогают,
то и войлочный кол в землю войдет; Когда
все вместе, тогда и Надир-шах глуп; Перед
народом и лев склонится; Мясо, сваренное
в большом котле, сырым не останется; Общий
котел и на льду закипит.
Вместе с тем пословицы отразили и такую
сторону жизни, как социальное неравенство,
социальные противоречия внутри «своего»
общества - богатым и бедным, знатным и
незнатным трудно сохранить единство;
На воду не опирайся, беку не верь; Про
хана можно сказать, что он хорош, только
тогда, когда на нем вырастет столько травы,
чтобы насытить хотя бы козленка; Не хвали
зиму, пока не пройдет, хана - пока не умрет;
Ласковому слову князя и зимней ночи -
не доверяй; Без ветра нет холода, без богатства
- родни; Богатый бедному братом не станет.
Все же в целом принцип доброжелательного,
миролюбивого отношения к окружающим
признавался необходимым на всех уровнях
- от семьи до общины. Старинное аварское
изречение гласит: Подбодряй семью, радуй
друга, будь ласков с родителями, уживчив
с соседями и приветлив к гостю. Семья
без согласия, взаимных уступок не может
существовать, во всяком случае существовать
благополучно - такая мысль звучит не только
в пословицах (Раздоры в доме как снег
для травы; Лучшее благо - согласие), но
и в других произведениях фольклора кавказских
народов.
В чеченской сказке «Возвращение благодати»
говорится о том, что благодать, рассердившись
на хозяина, покинула его дом. Когда тот
пошел искать ее и нашел в горной пещере,
благодать сказал: «За то, что ты потрудился
и пришел ко мне, я дам тебе что-нибудь
одно. Хочешь - проси золота или большое
хозяйство, хочешь - проси здоровье или
что-нибудь другое, но не проси меня вернуться
к тебе». По совету жены он попросил у благодати
для своей семьи согласия, и благодать
сказала: «Перехитрили вы меня. Даю вам
согласие. А там, где согласие, должна быть
я. Потому возвращаюсь к вам. Благодати
не бывает там, где нет согласия».
В качестве примера истинной толерантности,
уважительного отношения к чужим традициям
можно привести поведение Шамиля в годы
его пребывания в Калуге. Шамиль говорил
приставу А. Руновскому, сопровождавшему
всюду имама: «Хотя государь и позволил
мне жить по моим обычаям, но я буду пользоваться
этой его милостью только у себя дома.
В обществе же, с которым я очень желаю
вести знакомство, я не могу, как мне кажется,
поступать по моим обычаям, а должен придерживаться
ваших обычаев».
Изучение языков других народов
Многоязычие Кавказа побуждало наиболее
социально активную часть населения -
мужчин - к изучению языков соседних народов,
причем, как правило, горцы стремились
изучить язык равнинного населения. Так,
по свидетельству дагестанского историка
Р.М. Магомедова, молодые люди из урахинских
и акушинских аулов ходили на лето копать
марену, убирать зерновые в Джемикент,
Великент, хотя и зарабатывали они немного.
Целью их было изучить кумыкский язык.
Так же поступали и муталимы - ученики
духовных лиц: они специально уходили
служить дальние мечети, чтобы освоить
языки соседей.
Грузины-рачинцы, заинтересованные в том,
чтобы у них и семье были знающие карачаево-балкарский
язык, отдавали детей на некоторое время
в семьи балкарцев и карачаевцев, так же
поступали сваны и осетины. М. Кипиани
писал об этом в 1880-е гг.; «Рачинцы отдают
даже своих мальчиков в услужение горцам,
в особенности карачаевцам, на самых невыгодных
для себя условиях. Так, например, мальчик
лет десяти за семилетнюю службу получает
всего около 20 коз и по окончании срока
весьма счастливый отправляется с ними
домой. Весь интерес в данном случае заключается
в том, что мальчик изучает язык и заводит
знакомства и близкие отношения с карачаевцами,
что очень важно для него, так как, опираясь
на них, он впоследствии может вести торговлю».
Знание языка и наличие среди балкарцев
и карачаевцев кунаков было выгодно еще
и тем, что позволяло сопровождать торговцев,
не владевших карачаевским языком, при
этом за каждого купленного в Карачае
быка переводчик получал плату - 1 рубль.
По свидетельству старожилов с. Геби, в
конце XIX - начале XX вв. в их селе редко кто
из мужчин не владел карачаевским языком.
Отношение к иноверцам
и представителям чужих народов
На Кавказе с его полиэтничным
составом населения, несмотря на происходившие
время от времени конфликты, военные нападения
и т.п., в большинстве своем не сформировалось
отрицательных стереотипов в отношении
соседних народов. Напротив, нередко подчеркивались
положительные качества того или иного
этноса. Так, адыги считались на Северном
Кавказе законодателями в области этикета.
Традиции толерантности в Культуре народов
Кавказа отними в области этикета. У ингушей,
желая похвалить человека, творили: Благородный,
как черкес или Гордый, как кабардинец.
Во время экспедиции в Ингушетии приходилось
слышать и подобное высказывание: Парень
хорош ингушский, девушка - осетинская,
а конь - кабардинский.
Согласно нормам «нохчалла» - своеобразного
кодекса чести чеченцев - требовалось
проявлять уважение к любому человеку,
причем уважение тем большее, чем более
далек был этот человек по родству, вере
или происхождению. В народе говорят: обида,
(которую ты нанес мусульманину, может
быть прощена, ибо возможна встреча в Судный
день. Не прощается обида, причиненная
человеку иной веры, ибо такой встречи
не будет никогда. У дагестанских народов
при совершении торговых сделок считалось
предосудительным при прочих равных условиях
отдавать предпочтение покупателю-мусульманину
перед иноверцем.
Особенности этикета
Этикетные нормы кавказских народов во
многом были направлены на то, чтобы создавать
благоприятную атмосферу для общения
людей, причем не только знакомых, но и
случайно встретившихся на пути, в поездке.
Для горцев характерно особое внимание
к словесным формулам, сопровождавшим
различные ситуации общения. Следует отметить,
что слово нередко считалось более опасной
вещью, чем оружие: Рана от сабли заживает,
рана от слова - нет, говорили в Дагестане.
Аналогичные пословицы есть у всех народов
Северного Кавказа: Ревущий бычок вредит
стаду, человек грубый на слова - вредит
джамаату; Ружье убивает одного, а слово
- тысячу человек;
Лучше оттолкни рукой, чем словом; Язык
расколет камень, если не камень, если
не камень, то голову; Хорошее слово и кинжал
отведет; От хорошего слова и камень добреет.
В то же время признавалось: От красивого
слова может растаять высокая гора: Красивое
слово и змею из норы выманит; То, что не
в силах разрубить сабля, разрубить сабля,
разрубит благопожелание; Под добрым словом
лежит золото.
В преданиях, повествующих о легендарном
адыгском мудреце Жабаги Казаноко (XVIII
в.), особенно часто приводятся его высказывания
о необходимости быть сдержанным во всем,
что касается социального поведения человека,
и в первую очередь - быть сдержанным в
словах: Гневом подстрекаемый, никуда
не ходи; Не оружие вызывает войны, а слово.
Народная память сохранила следующий
эпизод: Жабаги, задумавшись, долго смотрел
в сторону кладбища, и на вопрос о том,
почему он так пристально смотрит в ту
сторону, ответил: «Смотрю и думаю: как
много там лежат навредивших себе несдержанностью
в словах... Трудно, когда язык есть, но
к нему нет головы. Сколько людей погубили
себя из-за слов, которых не стоило высказывать.
От болезней умирает меньше, чем гибнет
от ненужных слов».
Хан-Гирей отмечал, что «соблюдение вежливости
в обращении есть непременная обязанность
каждого черкеса. Не только князья и дворяне,
которые по всей строгости подчинены закону
благопристойности, но даже и простой
народ между собою следует этому прекрасному
правилу, облагораживающему человека».
Как отмечает Б.Х. Бгажноков, у адыгских
народов «благожелательность стоит в
одном ряду с такими принципами поведения,
как гостеприимство, почитание старших,
почитание женщин, скромность. Мало того,
она является условием реализации каждого
из названных принципов». Благожелательное
поведение ассоциируется с этикетным,
социально одобренным поведением, хотя,
конечно, всегда существовала и существует
разница между представлением об идеале
коммуникативного поведения и реальным
поведением конкретных индивидов. Одна
из социальных функций благожелательного
поведения у адыгов - это интеграция этноса
(симптом «адыгства», адыгской чести и
совести - «адыгэ нэмыс»). Показательно,
что всю сферу благожелательности именуют
«адыгэбзэ» - «адыгский язык»
Преодоление конфликтных ситуаций
Исследования правовых традиций северокавказских
народов последних лет показывают, что
многочисленные свидетельства путешественников,
посещавших Кавказ в ХVIII-XIX веков, о кровной
мести, якобы продолжавшейся многие годы
и становившейся причиной гибели не только
отдельных семей, но и целых селений - довольно
сильное преувеличение. В литературе зафиксированы
лишь единичные примеры того, как столкновения
между тухумами и джааатами периодически
возобновлялись на протяжении жизни нескольких
поколений. Так, в даргинском селении Кадар
два тухума враждовали около 200 лет, с XVII
века до 1860-х годов.
На практике в большинстве случаев кровная
месть сдерживалась так называемой системой
композиций - натуральных или денежных
штрафов согласно нормам обычного права.
Как отмечал в XIX в. Л.Я Люлье, «у горцев
кровомщение не есть необузданное, неудержимое
чувство, вроде вендетты корсиканцев;
это скорее обязанность, налагаемая честью,
общественным мнением, требованием крови
за кровь».
О предпочтительности мирного решения
конфликтов, о том, что зло влечет за собой
лишь новое зло, говорят и пословицы, созданные
народами Кавказа: Так, карачаевцы говорили:
Полка, которой замахнешься на другого,
ударит но твоей голове; Сделаешь добро
- получишь добро; Не отвечай злом на зло,
не смывай кровью кровь: Если кто-то ударит
тебя камнем - ударь его угощением (т.е.
ответь добром на зло). О том же и адыгские
пословицы: Если бы люди не прощали друг
друга, то не было бы конца убийствам; Кинь
добро в воду - оно не пропадет; Добром
на добро - дело каждого, добром на зло
- дело мужчины. Имеются аналогичные пословицы
и у дагестанских народов: Враг камнем
ударит, ты его хлебом бей; Добро без возврата
не останется (кумыкские); Кровь кровью
не смывается (бежтинская).
Как показывают специальные исследования,
правовая культура народов Кавказа выработала
весьма разнообразные методы и фирмы преодоления
конфликтных ситуаций.
Необходимость сосуществования в условиях
культурного, социального, этнического
многообразия способствовала возникновению
у народов Кавказа институтов, назначением
которых было преодолевать существующее
обособление и отчуждение этнических
и социальных миров, с помощью которых
удавалось налаживать связи и контакты,
устанавливать пути взаимного общения
и доверия между разными народами и разными
группами одного народа. Этой цели служили
такие традиционные институты, как гостеприимство,
куначество, аталычество, побратимство
и другие, чрезвычайно многообразные на
Кавказе формы заключения искусственного
родства. Рассмотрим некоторые из них.
Гостеприимство
и куначество
Традиции гостеприимства,
отличавшиеся у отдельных народов некоторыми
чертами своеобразия, повсеместно имели
сакральное обоснование: Гость - посланник
Бога; Гость от бога - общераспространенная
на Кавказе пословица. Кто не оказал почета
гостю - у того поле не заколосится - говорили
в Дагестане. Пословицы вайнахов говорят
об этом следующее: С тем, кто не считается
с гостем, не будет считаться и бог; Дом,
куда не приходит гость, считается могилой;
В дом, куда не приходит гость, не приходит
и изобилие; Куда не заглянет гость - не
заглянет добро. Поэтизация и художественная
идеализация этого явления прослеживаются
в фольклоре горцев: легендарный пращур
чеченцев родился с куском железа в одной
руке (символ воинственности) и с куском
сыра в другой (символ гостеприимства).
У осетин не соблюдавший законов гостеприимства
навлекал позор не только на свою семью,
но и на родственников и на ближайших однофамильцев.
Свидетельством готовности оказать гостеприимство
любому путнику в прошлом считалось наличие
во дворе коновязи. Правила гостеприимства,
безусловно, распространялись на людей
иной веры и иной национальности. Строгое
соблюдение адыгами обычая гостеприимства
отмечено в сборниках адатов, составленных
в первой половине XIX века: «Гостеприимство
у черкес считается первейшей добродетелью,
и гость у них, кто бы он ни был, есть особа
неприкосновенная». Как отмечают исследователи,
сосредоточение в кунацкой адыга всего
лучшего (оружие, ковры, посуда и т.д.), что
есть в доме, имело целью не только украсить
помещение, но и подчеркнуть, что все в
доме принадлежит гостю. Обычай также
предписывал хозяину защищать гостя в
случае нанесения ему обиды и всячески
помогать ему в его делах, даже если это
был преступник или кровник.
Применительно к карачаевцам В.М. Сысоев
писал: «Гость у карачаевцев, как и у других
горцев, считается священной и неприкосновенной
особой, даже если он находится в неприязненных
отношениях к хозяину». По мнению исследователей,
чувство гостеприимства - одна из основных
черт этнической психологии горских народов.
В традиционно-бытовой культуре народов
Кавказа институт гостеприимства осуществлял
важную социальную функцию: он позволял
поддерживать интенсивные связи и контакты
не только внутри одного этноса, но и между
представителями разных народов. Как отмечает
Б.Х. Бгажноков, исследовавший традиции
адыгов, гостеприимство, «будучи своего
рода эпицентром национальных и межнациональных
контактов», играло важнейшую роль в «интенсификации,
оптимизации общения внутри этноса и за
его пределами». Автор начала XX века писал
о Дагестане: «Можно смело утверждать,
что только священный обычай гостеприимства
дает возможность проникнуть в эту почти
недоступную страну». Характерно, что
у большинства народов существовала пословица
Дальний гость почетней ближнего. Именно
в силу подобного убеждения с наибольшей
пышностью и вниманием встречали на Кавказе
путешественников-иностранцев, которые
и оставили нам многочисленные восторженные
отзывы о гостеприимстве кавказских народов.
У кабардинцев «дальние гости» в свою
очередь также подразделились на несколько
категорий в зависимости от отдаленности
места, из которого они прибыли: наиболее
почетными считались «гости из других
стран», затем - «гости, переехавшие через
три реки (пять, семь, девять рек)» и «гости
из других селений». При прочих равных
условиях более почетным считался гость,
прибывший из мест, лежащих в верховьях
реки (по представлениям кабардинцев,
верховье реки считалось более почетной
страной, чем низовье). С особым уважением
относились к гостям - чужестранцам и в
Дагестане, независимо от их национальности
и религии. При госте, если он не жал языка
сельчан, говорил на понятном ему языке.
Обычай предписывал дагестанским горцам
быть более внимательными и снисходительными
к человеку другой национальности, иного
языка, волею судьбы оказавшемуся в чужом
селе. Обычно ему прощали невольные промахи
в поведении, происходившие от незнания
местных порядков, которые «своему» никогда
бы не простили.
С обычаем гостеприимства был тесно связан
институт куначества, повсеместно распространенный
на Северном Кавказе. Он близок по содержанию
и к институту побратимства (посестримства).
Куначество, по сути, было дальнейшим развитием
обычая гостеприимства: частое гостеванье
одного человека в семье другого сближало
их и в конце концов могло сделать их кунаками.
Если обычный гость оказывался под покровительством
хозяина лишь на тот период, пока он находился
в его доме, то кунаки были связаны между
собой постоянными и нерушимыми узами
дружбы, которой они должны были быть верны
при любых обстоятельствах.
Исследователи справедливо подчеркивают,
что одно из основных значений обычаев
гостеприимства и куначества - их роль
в установлении добрососедских отношений
и сохранения мирных отношений между народами,
общинами.
И.Ф. Бларамберг так описывает эту сторону
гостеприимства: «Если один кунак гостит
у другого, его угощают самым наилучшим
образом, в его распоряжение предоставляется
все что только есть у хозяев... посредством
этих индивидуальных связей все самые
различные народы сближены. Часто случается,
что знакомство, вытекающее из обязательств
гостеприимства, перерастает в дружбу.
Русские, живущие в пограничных с Кавказом
районах, и особенно казаки на линии, имеют
кунаков среди черкесов, чеченцев и других
народностей, с которыми они поддерживают
дружеские отношения».
Хан-Гирей (XIX в.) отмечал относительно
адыгов, что «каждый старается иметь кунака
в отдаленной стране и прибегает к нему
в случае нужды, а посредством связей,
каковые каждый имеет в чуждой земле, сближаются
между собою все народы или по крайней
мере есть возможность к взаимному их
сообщению. Лучший и весьма употребительный
способ обеспечить себя от разбоев на
случай переезда из одного места в другое
внутри гор, состоит в приискании надежного
кунака, каковые охотно нанимаются в провожатые
за умеренную плату и отвечают за ценность
особы и пожитки путешественника. Частные
люди и купцы не иначе ездят из Моздока
в Грузию и из Кизляра в Дербент и Баку,
как под покровительством кунаков».
Как видно из приведенных выше описаний,
этнические и религиозные различия не
препятствовали установлению куначеских
отношений. Напротив, это в каком-то смысле
даже способствовало их возникновению,
поскольку, только став кунаком, человек
иной веры или иной этнической принадлежности
мог с уверенностью рассчитывать на безопасность
своего путешествия и успех своей деятельности.
Так, И.Ш. Анисимов пишет относительно
дагестанских горских евреев, живших в
окружении мусульман: «Каждый горец-еврей
имеет в других аулах своих кунаков, еврея
или мусульманина, у которых он останавливается;
также и каждый мусульманин. Армяне (черкесогаи),
издавна жившие в Черкесии, осуществляя
свою торговую деятельность, старались
иметь кунаков среди адыгов. Грузины Тушети
имели кунаков в Дагестане, в селении Хварши.
По рассказам стариков, в сезон свадеб
все взрослое мужское население находилось
в Тушети, приглашенное на празднества.
Когда у хваршинца рождался сын, тушинец
преподносил своему кунаку в подарок ружье,
кинжал или коня. Исследователи осетинской
культуры отмечают, что куначество сыграло
положительную роль в общении осетин с
другими народами - русскими поселенцами
на Тереке, грузинами, кабардинцами, ингушами
и чеченцами, балкарцами, карачаевцами.
Грузины Горной Рачи, жившие по соседству
с карачаевцами и балкарцами, заинтересованные
в установлении тесных хозяйственных
контактов с регионом Северного Кавказа,
вступали в куначеские отношения с горцами
соседних балкарских и карачаевских сел.
Нередко куначеские отношения становились
наследственными, передавались из поколения
в поколение в течение десятилетий. Так,
Михаил Лобжанидзе из с. Геби Онского района
Грузии в конце XIX в. стал кунаком балкарской
семьи Шаваевых, поскольку часто бывал
в их селе в связи со своими торговыми
делами - он закупал молодняк мелкого рогатого
скота в с. Верхний Чегем, затем растил
его и продавал. Трое его сыновей - Георгий,
Лука и Серго - также часто бывали у балкарских
кунаков, а Лука даже жил у них в течение
года, чтобы выучить язык. Когда в 1944 г.
балкарцев выселяли, Шаваевы оставили
своим кунакам на хранение кое-что из имущества,
в том числе бочонок меда. Вернувшись через
13 лет домой, Шаваевы получили все обратно
в целости и сохранности.
Установление куначеских отношений между
представителями различных народов Дагестана
(или представителями различных общин
одного народа) зачастую было обусловлено
развитием торговых связей: мастера-ремесленники,
сбывая свой товар, объезжали самые отдаленные
аулы. По установившемуся обычаю, когда,
например, балкарец приезжал торговать
посудой в аул, где у него не было кунака,
то первый встретившийся обязан был пригласить
торговца к себе в гости и оповестить о
его приезде сельчан. Он же сопровождал
торговца по селу, пока тот не продавал
весь товар. Так же происходила торговля
различными фруктами и другими товарами.
В Дагестане, как и в других районах Северного
Кавказа, было распространено наследственное
куначество, когда тесные дружеские отношения
поддерживались семьями на протяжении
нескольких поколений. Семья, имевшая
много кунаков, пользовалась уважением
в селе, поэтому каждый по возможности
старался иметь своего кунака в других
селах, и особенно среди представителей
соседних народов. Эта форма личных связей
помогала не только решать проблемы повседневной
жизни, но и улаживать межобщинные распри
и конфликты.
Несмотря на сложные природно-географические
условия, даже самые отдаленные дагестанские
аулы никогда не были совершенно изолированы
от окружающего мира. Русский путешественник,
побывавший в Дагестане в конце XIX века,
с удивлением отмечал: «Здесь всякий переход
из аула в аул, от общества к обществу -
своего рода подвиг, риск и во всяком случае
большой труд. И однако люди общаются здесь
не в пример легче, чем, например, живущие
в наших равнинах».
Следует отметить, что для народов Кавказа
характерно особое отношение к дружбе,
особенно дружбе мужской. Престиж верности
дружбе, ее ценности отражен в многочисленных
пословицах (Оставшийся без друзей споткнется
тысячу раз; Сто друзей - мало, один враг
- много; Если у тебя есть друг, следи, чтобы
тропа к его дому не заросла травой; Шуба
хороша новая, а друг - старый; У кого хорошие
друзья, у того родник любви не иссякнет»
Хан-Гирей, замечая, «сколь много производит
дружба между горцами Кавказа спасительных
связей», в то же время указывал на случаи
«коварной измены», и на тех преступников,
которые становились в результате этого
«предметом народного презрения»: «Честные
люди теряют к ним уважение и гнушаются
их сообществом..., а в прежние времена
подобные изверги новее были изгоняемы
из общества людей чтимых». Черкесы, «желая
память изменников коварных предать проклятию
потомства», говорили: «Бог дружбы да накажет
злодея!».
Фольклорные произведения народов Кавказа
изобилуют красочными описаниями того,
как полагается кунакам, побратимам, в
том числе и представителям разных народов,
вести себя по и отношению друг к другу.
Героические фольклорные произведения
вайнахов «Илли» содержат массу примеров
благородного поведения вайнахов по отношению,
например, к своим кабардинским побратимам.
Как отмечают исследователи, «чечено-ингушский
фольклор с большой художественной глубиной
воспевает героев-побратимов чеченцев,
ингушей, русских, грузин, кабардинцев,
кумыков, представителей других народов.
На протяжении всей истории, живя в постоянных
контактах с другими народами, знакомясь
с их бытом, традициями, культурой и образом
их жизни, народ мудро видел, что счастье
не на пути вражды и зла к другим народам,
а на пути добра и братства».
Покровительство
Родственным гостеприимству
и куначеству можно считать известный
у ряда народов Кавказа институт покровительства,
связывавший или различные группы одного
народа (например, у адыгов) или разные
народы (абхазов и грузин, грузин ибалкарцев
и т.д.). Хан-Гирей так характеризует этот
институт: «По введенному в Черкесии обыкновению
слабый человек, находя свое положение
опасным, ограждает себя посредством покровительства
могущественной особы». Лицо, принятое
под защиту, «поступает уже под покров
гостеприимства на правах гостя». Такие
гости-кунаки жили или в селах своих покровителей,
или оставались на родине в своих селах,
или даже жили «в других племенах». Если
покровительствуемому лицу наносилась
обида или он попадал в плен, то покровитель
помогал своему кунаку и заступался за
него как за своего гостя. В условиях частных
войн и феодальных усобиц своих покровителей
в среде разных народов имели также купцы.
Как сообщает Хан-Гирей. «они, нередко
потерпев бедствия от разбоев, впоследствии
посредством своих покровителей и не только
освобождаются от плена, но даже и всю
потерю свою получают обратно».
Грузинские торговцы, приходившие из сел
Горной Рачи (Геби, Чиора) в Карачай и Балкарию,
вынуждены были поступать под покровительство
местных таубиев и одаривать их товарами
в обмен на защиту. Когда семьи таубиев
разрастались и разделялись, они «делили»
между собой и торговцев, находящихся
у них под покровительством.
Кроме денежных выплат (в соответствии
с количеством товаров у купцов), торговцы,
находившиеся под покровительством таубиев,
обязаны были ежегодно привозить им определенное
число железных лемехов для плугов и больших
медных котлов. Когда же балкарцы пригоняли
лошадей и крупный рогатый скот в Закавказье,
то лица, находящиеся под их покровительством,
должны были сопровождать их в поездках
в качестве переводчиков и прислуги. Существовал
и такой обычай: молодые таубии после женитьбы
отправлялись в селения Геби и Чиора со
своей свитой, где им устраивалось торжественное
угощение и преподносились подарки
Аталычество
Аталычество - обычай обязательного воспитания
детей вне родительской семьи, приводивший
к установлению искусственного родства
- был известен практически всем народам
Северного Кавказа, но в «классической»,
наиболее яркой форме аталычество наблюдалось
у адыгов, относительно которых Хан-Гирей
в первой половине XIX века писал: «Не видано
в Черкесии примера, чтобы дети человека
значительного воспитывались в родительском
доме, под надзором родителей; напротив,
по рождении младенца немедленно отдают
его на воспитание в чужие руки»
Связи воспитанника с семьей аталыка на
протяжении всей его жизни были очень
тесными, аталык по обычаю считался главным
советчиком и руководителем воспитанника.
Аталык (формально - второй отец) нередко
был даже ближе воспитаннику, чем родной
отец. Жена аталыка считалась приемной
матерью воспитанника, дети аталыка - братьями
и сестрами. Родственные связи, устанавливавшиеся
между аталыком и его семьей, с одной стороны,
и воспитанником, с другой, не только приравнивались
к кровным, но фактически были сильнее
их. Близкородственный характер аталыческих
связей подчеркивался обязательным взаимным
участием обеих семей в кровной мести,
затрагивавшей одну из этих семей, а также
в запрещении браков между членами этих
двух семей, В условиях феодального Кавказа
аталычество служило главным образом
целям укрепления сюзеренно-вассальных
отношений.
Обратим внимание на одну из социальных
функции аталы-чества - установление тесных
связей между фамилиями и даже целыми
народами. В XIX в. у адыгов детям нередко
давали имена по названиям племен, в которых
они воспитывались: Убых, Бесленей и др.
Среди адыгов воспитывались наследники
Крымских ханов, которые, в случае необходимости,
всегда находили убежище в Черкесии.
Западноадыгские князья нередко имели
несколько аталыков. Так, Асланбек, сын
темиргоевского князя Джамбулата Болотокова,
имел трех аталыков: первым был кабардинский
первостепенный уздень Куденетов, вторым
- абадзехский старшина Аджи Аджимоков,
третьим - убыхский дворянин Хаджи Берзек,
который был аталыком и самого князя Джамбулата.
У кабардинцев были аталыческие связи
с другими группами адыгов, а также со
многими соседними народами: с балкарцами,
осетинами-дигорцами, карачаевцами, абазинами,
убыхами. Западные адыги поддерживали
с аталыческие связи с абхазам. Так, владетельный
князь Абхазии Михаил Шервашидзе воспитывался
в известной убыхской фамилии Берзеков,
и впоследствии пользовался в этом племени
большим влиянием. В трудные годы он помогал
убыхам продовольствием и даже учредил
в пользу убыхов особый налог (по пять
кошелок кукурузы с дыма).
Значительное развитие получил институт
аталычества у карачаевцев и балкарцев.
Одно из первых упоминаний о воспитании
балкарцами представителей иного этноса
можно найти и историко-героической песне
конца XVI века «Баксанук» - здесь говорится
о том, что в семье безенгиевских таубиев
Суюнчевых был воспитан кабардинский
князь Таусултанов. В балкаро-кара-чаевском
фольклорном произведении «Гошаях и Каншаубий»
речь идет о том, что в начале XVII в. карачаевский
князь Камгут Крым-Шамхалов воспитывался
в доме абазинского князя Бибердова, а
его родной брат Каншаубий - в семье кабардинцев
Атажукиных. Аталыческие связи карачаевцы
и балкарцы поддерживали также со сванами
и осетинами.
Царское правительство, стремясь ослабить
влияние кабардинских федералов на соседние
народы, предприняло попытку запретить
этот обычай. В 1822 г. А.П. Ермолов издал
прокламацию на уничтожение аталыческих
взаимоотношений между кабардинскими
феодалами и соседними народами Кавказа:
«Отныне впредь воспрещается всем кабардинским
владельцам и узденям отдавать детей своих
на воспитание к чужим народам, то есть:
к закубанцам, карачаевцам и вообще городским
народам, но воспитывать их в Кабарде.
Тех, кои отданы прежде, тотчас возвратить».
Тем не менее, отдача детей на воспитание
продолжалось, хотя и в значительно меньших
масштабах, и в последующие годы. Причиной
этого исследователи считают то обстоятельство,
что установление аталыческих связей
было выгодно обеим сторонам: «даже в условиях
глубокого кризиса традиционного общества
и утраты политической самостоятельности
воспроизводились механизмы поддержания
упорядоченных регулируемых по понятным
правилам, а потому мирных межэтнических
отношений».
Побратимство, усыновление и другие
виды искусственного родства
Наряду с аталычеством,
у народов Северного Кавказа существовали
и другие, весьма многообразные, формы
заключения искусственного родства. Так,
установление искусственного родства
было связано с некоторыми обрядами детского
цикла (прием родов, первое кормление грудью,
наречение имени, первая стрижка волос),
свадебного цикла (помещение невесты в
«промежуточный дом», пребывание жениха
в «другом» доме).
Повсеместно было распространено молочное
родство: оно возникало и как следствие
Действительного кормления грудью чужого
ребенка (при отсутствии молока у матери),
и как стремление примирить кровников
или обрести покровительство того или
иного человека - когда взрослый человек
символически касался губами груди женщины.
Побратимство (а у некоторых народов и
посестримство), оформлявшиеся различными
способами (питье из общей чаши, обмен
оружием или подарками), - также известно
всем северокавказским народам. Особой
формой искусственного родства были присяжные,
или клятвенные братства, которые в зависимости
от местных условий и конкретных ситуаций
оформлялись или как индивидуальное или
коллективное усыновление, или как побратимство.
Даже краткий обзор традиции, определявших
межэтническое сотрудничество народов
Кавказа, свидетельствуют об их богатстве
и многообразии. Народа этого региона
накопили богатейший опыт взаимной терпимости,
разумного приспособления, достойных
компромиссов, разностороннего сотрудничества.
Такого рода предания, нормы, представления - отражение ценностных ориентации представителей народов Кавказа, ориентации на толерантность.
Информация о работе Традиции толерантности в культуре народов Кавказа