Степан Разин

Ст.разин.Семнадцатый век -- один из самых бурных в истории России. Современники называли его «бунташным», так как через все это столетие проходит полоса ожесточенных классовых битв. В начале века в стране бушует первая крестьянская война, завершают его стрелецкие восстания. Между этими событиями Соляной бунт 1648 года в Москве, народные движения в Воронеже, Курске, Чугуеве, Козлове, Сольвычегодске, Великом Устюге, Соликамске, Чердыни, а позднее -- в Новгороде и Пскове, Третья четверть XVII века по размаху классовой борьбы не только не уступает, но даже превосходит его середину. В 1662 году местом острого социального конфликта вновь становится столица, где проявления народного недовольства дороговизной товаров и продуктов в связи с выпуском казной медных денег, ходивших в одной цене с серебряными, привело к так называемому Медному бунту, а в 1667 году в России занимается пожар второй крестьянской войны - еще более внушительной и сильной по своему классовому накалу, чем первая.

Восстания середины XVII века и Медный бунт грозные предвестники мощного народного движения, возглавленного С. Т. Разиным. Эти предвестники -- реакция угнетенных масс на усиление эксплуатации со стороны господствующего класса и выражавшего его интересы феодального государства.

ХVII век стоит как бы на переломе двух эпох -- средневековья с его мракобесием и религиозным фанатизмом и времени поразительного взлета и многоцветья российской культуры, которыми ознаменовано следующее -- ХVIII столетие. По отзывам современников, XVII век это время, когда «старина и новизна перемешалися». И действительно, новые явления материальной и духовной жизни причудливо переплетались тогда с приметами косной старины.

Пространство жизнедеятельности  людей было сужено до предела. Правительственный  чиновник доезжал отнюдь не до каждого  уезда. Если в захолустную глушь  добирался по бездорожью казенный обоз из Москвы, это было целое событие, долго потом обсуждавшееся и  вспоминавшееся.

В деревне крестьянин жил своим мирком, своей общиной, замыкался интересами своего двора, своей семьи. Жизнь носила архаичный, привычный характер, люди жили древними нравами и обычаями, и господствующий класс феодалов стремился сохранить  эти патриархальные черты в незыблемом виде. Традиции, неписаный и писаный  церковный -- кодексы поведения нормировали и регламентировали каждый шаг человека.

Соответственно  ограниченности жизненного пространства до предела было сужено и сознание людей. Но те, кто находился у кормила  власти, уже убеждались неоднократно в том, что это устойчивое, дремучее спокойствие весьма обманчиво, что  задавленный беспросветной нуждой народ способен явить непокорство  господам и восстать против них.

XVII век -- это время раскола русской церкви в результате острой идейно- политической борьбы между сторонниками поворота к государственным реформам и ревнителями старины. Это время беспримерного идейного поединка между царем и патриархом, заявившим: «священство царства преболе есть» на столько, «елико земля от неба».

Между бурным XVII и  блестящим XVIII веком так же много  сходства и различий, как между  царем Алексеем Михайловичем, с именем которого связано окончательное  оформление общегосударственной системы  крепостного права в России, и  его сыном Петром 1, вошедшим в  историю как император-преобразователь.

В правление Алексея  Михайловича Б. И. Морозов достиг невероятного могущества. Он лично  владел территорией, равной среднему западноевропейскому  государству, сотнями сел и деревень, железоделательными, винокуренными, кирпичными, поташными (от слова поташ-продукт получаемый из древесной золы) заводами, в его власти были десятки тысяч зависимых крестьян. Морозов был крупнейшим землевладельцем, купцом, ростовщиком, промышленником в одном лице. Вокруг Морозова группировалась новая знать -- люди, подобно Милославскому выдвинувшиеся по его протекции и обязанные ему своей карьерой.

Провинциальное  дворянство, имевшее ранг «городовых»  дворян или детей боярских, в основной своей массе далеко отстояло от привилегированной  и малочисленной группы думных людей, хотя в некоторых случаях в  среду думцев и проникали выходцы  из служилого сословия, а в ряды последних опускались по тем или  иным причинам представители высшего  слоя класса феодалов.

Помимо высоких  чинов, существовали особые должности, Которых именитые отцы домогались для  своих сыновей. Например, всегда много  было охотников на место «спальника» -- лица, несшего службу в царских покоях, так как с этой должности можно было продвинуться в «комнатные» или «ближние» бояре или окольничие.

Раздача чинов и  должностей верным людям -- излюбленный прием, которым широко пользуется клика Б. И. Морозова. Морозов с одобрения царя прибрал к рукам управление рядом приказов -- государственных учреждений, ведавших важнейшими делами в стране, а во главе большинства других оказались ставленники властолюбивого боярина, причем в основном из фамильного ряда Милославских.

В середине XVII века в России еще были обширные земли, не захваченные феодалами. Но их количество быстро и неуклонно сокращалось  под натиском бояр, дворян, церкви и  самого феодального государства. Крестьяне, искони вольготно жившие и хозяйствовавшие  на этих землях, теряли свою независимость, попадали в крепостную кабалу. Особенно стремительно господствующие классы и  государство прибирало к рукам  территорию с нерусским населением. Крупнейшим феодалом было само государство. В России были так называемые тяглые сословия, или тяглецы. К ним относились черносошные (закрепленные за государством) крестьяне и посадские люди -- торгово-ремесленное население городов и промысловых местечек. Они должны были нести «тягло» -- выполнять особые повинности в пользу феодального государства. Отсюда и их название.

Тяглецы должны были вносить в пользу государства  многочисленные подати, выполнять до двадцати видов обременительных  повинностей. С них брали сборы  деньгами и натурой за провоз товаров, за пользование баней, за лавки и  харчевни, если они вздумают их открыть, за землю и всякие угодья. За соль была предусмотрена специальная  соляная пошлина. Пьющие платили  кабацкие деньги за употребление спиртного, курящие -- за табак, причем оба эти  налога были введены отнюдь не из человеколюбия, не в заботе о здоровье людей, а исключительно в целях пополнения государственной казны. Тягло тянули и посадские люди. Это было имущественно крайне неоднородное сословие. На одном его полюсе -- городские низы: ремесленники, которым «прокормиться нечем», мелкие торговцы, весь товар которых помещался на скамье или небольшом лотке, мастеровые, не находившие применения своим рукам, скитавшиеся по чужим дворам, вынужденные ночевать под лодками и питаться, как тогда горько шутили, похлебкой из яичной скорлупы. На другом полюсе -- посадская верхушка, наиболее привилегированную часть которой составляла корпорация «гостей» -- купцов и промышленников, купивших у государства право сбора с населения различных налогов. Например, именно на гостей было возложено взимание крайне непопулярной в народе, но очень выгодной соляной пошлины. Гости буквально выколачивали из тяглецов налоги. Они сосредоточили в своих руках торговлю наиболее прибыльными товарами. Низы и средние слои посадских людей терпели произвол не только со стороны представителей власти, гостей, богатых купцов. Они были беззащитны и перед сильными феодалами.

Возмущение посадского люда вызывали «белые» места и  слободы -- городские феодальные владения, «обеленные» (отсюда «белые»), то есть освобожденные от выплаты пошлин, налогов и выполнения натуральных повинностей в пользу государства. Правда, население «белых» слобод вынуждено было отдавать изрядную долю доходов деньгами и натурой своему господину, но это было несравненно меньше, чем вносили в казну посадские тяглецы, которых к тому же разоряли алчные государевы сборщики и те же владельцы «белых» слобод - феодалы.

Обстановка в  стране накалялась. По городам и  селам ходили тревожные слухи: «делается-де на Москве нестройно, и разделилась-де Москва натрое, бояре-де себе, а дворяне  себе, а мирские и всяких чинов  люди себе ж». Народная молва не ошибалась: дворянство набирало силы и требовало  уравнять его в правах с аристократией, разрешить ему передавать свои поместья по наследству. Это вызывало протест  у владельцев вотчин, считавших претензии  дворян посягательством на свои льготы и привилегии.

Крестьян особо  волновал вопрос о сроках их сыска  в случае побега от феодала. Розыск и возврат беглых с 5 лет в 1613 году вырос до 15 в 1647 году. Прошел слух и  о полной отмене «урочных лет», что  не могло не взбудоражить огромную массу крестьянского населения.

Нижегородский сын  боярский Прохор Колбецкий, находясь в столице, писал своему отцу, что «на Москве смятение стало великое» и что «боярам быть побитым...». Толпы челобитчиков осаждали приказы. У каждого, кто пришел в Кремль, были свои обиды, свой повод для недовольства. Из Москвы люди возвращались, не найдя правды, неудовлетворенные. И снова начиналось тяжкое, с горем пополам житье бытье.

Поистине бедственным  было положение крестьянства -- основного трудового класса тогдашней России. Задавленное нуждой, замученное подневольным трудом, кормившее множество ненасытных ртов, оно само нередко голодало. Конец сороковых годов XVII века выдался неурожайный. Не поднялся хлеб, от засухи зачахли травы. Начался падеж скота. Правительство официально заявляло, что «уездные и сошные люди от хлебной скудости стали бедны и с промыслов отбыли». Изнемогала под тяжестью феодального гнета городская беднота -- мелкие ремесленники, торговцы, поденные работники. Роптали на свою рабскую долю холопы -- люди, попавшие в полную зависимость от господ и лишенные всяких прав. Трудно приходилось военному люду, независимо от того, были ли это стрельцы и казаки, составлявшие старое российское войско, или солдаты новых, сформированных по европейскому образцу полков («нового строя»). Те и другие весьма скупо вознаграждались за свою нелегкую службу. И без того невысокое денежное и хлебное жалованье выплачивалось им в неполном объеме и с частыми перебоями. Они терпели рукоприкладство и произвол высших чинов. Последние расхищали деньги и продовольствие, предназначенные рядовому составу, принуждали своих подчиненных работать на себя, «наряжали службами маломочных людей» и за взятки освобождали от караулов тех, кто побогаче. Нараставшие исподволь глухое недовольство и брожение масс прорвались грозным возмущением 1 июня 1648 года в Москве. Негодование народа вылилось в разгром боярских усадеб. Уничтожались обнаруженные там крепостные документы, учинена была расправа над давними недругами - Н. Чистым, Л. Плещеевым, П. Траханиотовым.

События середины века были красноречивым проявлением  непокорства угнетенных масс. Волнения в стране еще долго не улегались. Не затихали слухи о том, что «мир весь качается», «еще-де у нас замятне быть и кровопролитию великому».

Грозное предупреждение народа заставило правящий класс  незамедлительно на него прореагировать и спешно перегруппировать свои силы. Верхи феодального общества предприняли  двоякие меры: с одной стороны, пошли на некоторые уступки недовольным  существующим порядком вещей дворянам и посадской элите, с другой -- усилили крепостнический зажим основной массы подданных Российского государства.

По настоянию  думных чинов, московских и провинциальных дворян, церковных иерархов, гостей, «лучших людей» на Земском соборе в июле 1648 года было решено в срочном  порядке приступить к составлению  нового свода законов -- Уложения, «чтобы впредь по той уложенной книге всякие дела делать и вершить».

В начале 1649 года Уложение было принято Земским собором, почему и получило название соборного. На этом своде законов лежит отблеск  пламени прокатившихся по стране народных восстаний. В статьях Уложения, где говорится о запрете подавать царю челобитные в церкви во время службы, о недопустимости всяких бесчинств и брани на государевом дворе, явно ощущаются отголоски «Соляного бунта».

В начале 60-х годов  Степан Разин - заметная фигура на Дону. О нем идет слава не только ратного  умельца и лихого рубаки, но и  большого знатока тактики казацкого  боя.

На своем коротком веку С.Т. Разин испытал и повидал  немало: пережил утрату отца, расправу со старшим братом, в жарких сражениях не раз был на волосок от смерти, познал тяготы и невзгоды полукочевой казацкой жизни, половина которой проходила на стругах, а другая в седле. Он прошел Русь от Азовского до Белого моря, путь его пролегал через Валуйки и Воронеж, Елец и Тулу, Ярославль и Тотьму, Великий Устюг и Архангельск. Трижды побывал Разин в Москве, причем в первый раз -- вскоре после Соляного бунта и принятия Соборного уложения, а в третий -- за год до восстания 1662 года.

Столица поразила молодого казака сказочной красотой Кремля, прочностью и затейливостью искусно  возведенных боярских хором, множеством окон и изукрашенных узорами колонн. В городе, особенно в центре, возвышались  выстроенные на европейский лад  каменные и кирпичные здания. В далеких Соловках, куда ходил Разин по казацкому обычаю, на богомолье, и в златоглавой Москве, на родном Дону и на Слободской Украине, где жила названая мать Степана вдова Матрена Говоруха, - везде, где приходилось ему бывать, он сталкивался с одним и тем же - со злом, несправедливостью, гнетом и насилием, которые богатые и власть имущие чинили по отношению к тем, кто был от них в зависимости и, терпя нужду, голод, лишения, работал на них до седьмого пота. Насмотрелся Степан на народные страдания, наслушался стонов, жалоб и обид запоротых до полусмерти за недоимки, иссеченных до костей на правеже, обманутых и ограбленных воеводами и приказными, незаконно - без очереди и сроку - взятых в даточные люди (в войско), оставшихся из-за господского произвола без кормильца вдов и сирот, больных и калек, заезженных и изувеченных в прошлом непосильной работой. Часто натыкался Разин на бродяг - людей, хлебнувших лиха и некогда снявшихся с насиженного места, но так никуда и не приткнувшихся. Как перекати-поле скитались они с места на место, держась подальше от дорог, пробираясь рощами, перелесками да опушками.

Перенаселенность  дона, скученность там массы беглого  элемента, бедственное положение  голутвенного казачества толкали недовольных выступить, несмотря на все препоны и преграды, в большой поход. доброхоты (добровольцы)стали группироваться вокруг слывшего удачливым головщиком (казачьим командиром)Степана Разина. Старшина, с одной стороны, косо смотрела на это происходившее помимо нее формирование казачьей ватаги, с другой -- ее вполне устраивал отток с дона лишних ртов и голов, будораживших весь край. Однако она отнюдь не безучастно наблюдала за приготовлениями Разина и решительно воспрепятствовала попытке его отряда пробиться к Азовскому морю. «Домовитые» понимали, что такие действия могут нарушить мир с Турцией, а, следовательно, привести к новым осложнениям, а то и разрыву с Москвой, что вовсе не входило в их планы.