Сергей Петрович Трубецкой и его жена Екатерина Ивановна Трубецкая

          Реферат.

Тема: Сергей Петрович Трубецкой и его   жена Екатерина Ивановна Трубецкая. 
 
 
 
 
 

                              2009 г.      

                   Список литературы:

Марк Сергеев ”Несчастью верная сестра“.

 Иркутск,  Восточно-Сибирское книжное издательство, 1978. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     С  Екатериной Лаваль С. П. Трубецкой познакомился в 1819 году в Париже. В доме её кузины княгини Потёмкиной. Встреча произвела на обоих сильное впечатление. «Перед своим замужеством Каташа наружно выглядела изящно, - пишет её сестра Зинаида, - среднего роста, с красивыми плечами и нежной кожей, у неё были прелестнейшие руки в свете… Лицом она была менее хороша, так как благодаря оспе кожа его, огрубевшая и потемневшая, сохраняла ещё кое-какие следы этой болезни... По природе веселая, она в разговоре своем обнаруживала изысканность и оригинальность мысли, беседовать с ней было большое удовольствие. В обращении она была благородно проста. Правдивая, искренняя, увлекающаяся, подчас вспыльчивая, она была щедра до крайности. Ей совершенно было чуждо какое-либо чувство мести или зависти; она искренно всегда радовалась успехам других, искренно прощала всем, кто ей тем или иным образом делал больно»

    Трубецкой  «…скоро… предложил ей руку и сердце, и таким образом устроилась их судьба, которая в последствии так резко очертила характер Екатерины Ивановны и среди всех превратностей судьбы устроила их семейное счастье на таких прочных основаниях, которых ничто не могло поколебать впоследствии», - писал декабрист Оболенский.

      Отец Екатерины Ивановны - граф Иван Степанович Лаваль отдавая дочь свою, юную графиню Екатерину, в руки князя Трубецкого, считал партию сию весьма достойной. Трубецкому было около тридцати, он уже был заслуженным героем, участником Бородинской битвы, заграничных походов войска российского  1813-1815 годов, имел чин полковника, служил штаб-офицером 4-го пехотного корпуса. Его род уходил в глубины истории, князь был богат, приметен, образован. Единственного не знал граф: его зять стоит в тайном обществе, и не просто стоит - он управляет делами Северного общества, он готовится свергнуть царя, монархию, ему суждено сыграть одну из главных ролей в близкой уже героической трагедии.

     Четыре  с половиной года оставалось до Сенатской площади.

     А  пока - сверкающая огнями свадьба - 12 мая 1821 года! Упоительный медовый месяц, любящая и любимая жена, балы, путешествия, армейская служба…

    А  пока - тайные встречи с друзьями, разговоры о цареубийстве проекты будущего России, которая сбросит  коросту крепостничества, разорвёт цепи рабства.

      Молодоженам отводят комнаты  в доме графа Лаваля, их частыми  гостями становятся члены Северного  общества, и 

Екатерина Ивановна узнаёт о том, что её муж состоит в заговоре. « В Киеве после одного из совещаний в доме Трубецких, - вспоминает сестра Екатерины Ивановны, - узнав, быть может, впервые, высказанные перед нею предложения о необходимости цареубийства, Екатерина Ивановна не выдержала, пользуясь своей дружбой к Сергею Муравьёву (Апостолу), она подошла к нему, схватила за руку и, отведя в сторону, воскликнула, глядя прямо в глаза: « Ради бога, подумайте о том, что вы делаете, вы погубите нас всех и сложите свои головы на плахе». Он, улыбаясь, смотрел на неё: «Вы думаете, значит, что мы не принимаем все меры с тем, чтобы обеспечить успех наших идей?» Впрочем, С. Муравьёв-Апостл тут же постарался представить, что речь шла об « эпохе совершенно неопределённой».

     И  вдруг неожиданная смерть Александра I в пути, в Таганроге, поставившая членов тайного общества перед необходимостью немедленного выступления.

     …14 декабря 1825 года. Сенатская площадь.  День гордости. День неудачи. Замешательство в Зимнем дворце, растерянный и перепуганный Николай. Но замешательство и в рядах восставших. Отчаянная храбрость одних и нерешительность других, оторванность от народа, ради которого они вышли на площадь, предательство доносчиков Шервуда, Майбороды, фон Витта, Бошняка, успевших предупредить правительство о заговоре, - всё это не способствовало победе.

     Стояние  на Сенатской площади не могло  быть бесконечным. Что-то должно было произойти. Но восставшие бездействовали, и тогда грянули дворцовые пушки, решившие исход «дела».

    Трубецкой, определенный заговорщиками в диктатуры восстания, Сенатскую площадь не явился. Его арестовали одним из первых. Он был осужден как один из руководителей «возмущения» на смертельную казнь, потом замененную двадцатилетней каторгой, а после - на вечное поселение в Сибири.    
 

  Надо представить себе Екатерину Ивановну Трубецкую, нежную, тонкого душевного склада женщину, чтобы понять, какое смятение поднялось в её душе. «Екатерина Ивановна Трубецкая, - пишет Оболенский, - не была хороша лицом, но, тем не менее, могла всякого обворожить своим добрым характером, приятным голосом и умною плавною речью. Она была образована, начитана и приобрела много научных сведений во время своего пребывания за границей. Немалое влияние в образовательном отношении оказало на неё знакомство с представителями европейской дипломатии, которые бывали в доме её отца, графа Лаваля. Граф жил в прекрасном доме на Английской набережной, устраивал пышные пиры для членов царской фамилии, а по средам в его салон собирался дипломатический корпус и весь петербургский бомонд».

   Поэтому когда Екатерина Ивановна решилась следовать за мужем в Сибирь, она не только вынуждена была разорвать узы семейной привязанности, преодолеть любовь родителей, уговаривающих остаться, не совершать безумия, она не только теряла этот пышный свет, с его балами и роскошью, с его заграничными путешествиями и поездками «на воды», - её отъезд был ещё и вызовом всем этим «членам царской фамилии, дипломатическому корпусу и петербургскому бомонду». Её решение следовать в Сибирь раскололо общество на сочувствующих ей откровенно, на благословляющих её тайно, на тайно презирающих и открыто ненавидящих.

   Хорошо  осведомленная через чиновников, подчинённых её отца, обо всём, что делается за стенами тюрьмы над Невой, она узнала дату отправления в Сибирь мужа и уехала буквально на следующий день после того, как закованного в кандалы князя увезли из Петропавловской крепости, уехала первой, ещё не зная, сможет ли кто-нибудь из жен декабристов последовать её примеру.

   24 июля 1826 года закрылся за ней полосатый  шлагбаум петербургской заставы, упала пёстрая полоска, точно отрезала всю её предыдущую жизнь.

   Её сопровождал в дороге секретарь отца. Его звали Карл Август Воше. 

   Через месяц с небольшим они были уже в Красноярске.

     Нынешнему  человеку, легко меняющему автомобиль на поезд, а поезд на реактивный самолет, возможно, путь такой покажется небыстрым. Но только через семьдесят лет пойдут в Сибирь поезда и через сто лет полетят самолеты. По тем же временам, когда в кибитку были впряжены лошади, которых приходилось и покормить, и пустить в гору шагом, и дать им передохнуть, надо было останавливаться на ночлег в лежащих на пути городах и деревнях не только для отдыха, но и потому, что ночью небезопасно было двигаться по таежным дорогам. А сами дороги…

   её дорожный экипаж сломался. Трубецкая бросила его и пересела на неторопливую почтовую тройку. Приплачивала деньги ямщикам - скорей, скорей, скорей! - а вдруг князь Сергей ещё в Иркутске?

  Декабристов  в столице Восточной Сибири  не было - их уже разослали на близлежащие заводы.

   Князь  Евгений Петрович Оболенский, которому на первых порах было назначено местом пребывания Усолье на Ангаре, соляной завод, находящийся в шестидесяти верстах от Иркутска, вспоминая эти дни, говорит, что «вопреки всем полицейским мерам скоро до нас дошла весть, что княгиня Трубецкая приехала в Иркутск: нельзя было сомневаться в верности известия, потому что никто не знал в Усолье о существовании княгини и потому выдумать известие о её прибытии было невозможно… Я был уверен, что она даст мне какое-нибудь известие о старом отце, - но как исполнить намерение при бдительном надзоре полиции - было весьма затруднительно».

  Связь помог  установить один из местных  жителей.

  «Он верно исполнил поручение - и через два дня  принёс письмо от княгини Трубецкой, которая уведомляла о своём прибытии, доставила успокоительные известия о родных и обещала вторичное письмо… Письмо вскоре было получено, и мы нашли в нем пятьсот рублей, коими княгиня делилась с нами.

  Тогда же предложила она нам писать родным, с обещанием доставить наше письмо… Случай благоприятный был драгоценен для нас, и мы им воспользовались, сердечно благодаря Катерину Ивановну за её дружеское внимание».

  В начале  октября было получено указание  препроводить декабристов ещё дальше - в Нерчинские рудники, и, когда их собрали в Иркутске перед отправкой за Байкал, Екатерина Ивановна увидела, наконец, мужа.

 Николай I, разрешив женам ехать в Сибирь за мужьями, вскоре понял, что поступил вопреки собственному мстительному замыслу - сделать так, чтобы Россия забыла своих мучеников, чтобы время и отдалённость, отсутствие сведений об их жизни стерли их имена из памяти народной. Женщины разрушили этот замысел.

  Закона запрещающего  жене быть со своим  мужем  не было, даже и осужденным как уголовный преступник, в те поры не было. Кроме того, в законе говорилось:

  «Статья 222: Женщины, идущие по собственной воле, во все время следования не должны быть отделяемы от мужей и не подлежат строгости надзора».

  Однако Трубецкую от мужа отделили.

   В январе 1827 года Трубецкая обратилась  к губернатору с письмом, но только в апреле, подписав отречения от своих дворянских и человеческих прав, она отправилась за Байкал.

  Вынеся столь  жестокую нравственную пытку,  Трубецкая предполагала, что дальше всё пойдёт проще, надо только промчаться оставшиеся полторы тысячи верст и соединиться с любимым человеком, мужем, другом. И вот она в Большом Нерчинском заводе, тогдашнем центре каторжного Забайкалья. Здесь её догнала Мария Николаевна Волконская, с которой отныне им уже не суждено было расставаться до последнего часа.

                        Благодатский рудник.

  Рудник Благодатский. коротенькая улица вросших в  землю бревенчатых домов, каменистая почва, местами прикрытая травой, голые, выстриженные сопки - лес сведен на пятьдесят километров, дабы каторжникам не служил укрытием каторжникам, если вздумают бежать. Над всем этим убогим, нагим пейзажем высится усечённая пирамида горы Благодатки, изъеденная снаружи, выгрызенная внутри - в темных норах добывают здесь заключенные свинец с примесью серебра.

  Вторым возвышением,  правда не пытающимся соперничать с горой Благодаткой, была каторжная тюрьма. Разделённая на две неравные части, она прятала по вечерам в тёмной утробе своей убийц, грабителей, разбойников - им отведена большая часть - и государственных преступников - им отведена меньшая часть, поделённая дощатыми перегородками на коморки. В одной из них помещены были Трубецкой, Волконский и Оболенский.

  Тяжесть  этого заточения описал Трубецкой в письме Екатерине Ивановне в Иркутск от 29 октября 1826 года: