Петр I

Петр  I

г. Краснодар

1999г.

Будущий первый российский император  Пётр I родился в ночь на 30 мая 1672 года в Теремном дворце московского  Кремля. Для отца, царя Алексея Михайловича, он был всего лишь четырнадцатым  ребёнком, зато для матери, царицы Натальи  Кирилловны из рода Нарышкиных, – сыном-первенцем. Накануне Петровского поста это  событие было отмечено очень скромно: колокольным звоном и обедом в  Царицыной Золотой палате. 29 июня, в день Святых Петра и Павла, ребёнка окрестили в Чудовом монастыре и нарекли Петром. Царь-отец повелел снять с новорождённого «меру» – измерить длину и ширину его тельца – и написать икону таких же размеров. Икону написал знаменитый живописец Симон Ушаков: с одной её стороны была изображена Троица, а с другой – лик апостола Петра. Ни при каких жизненных обстоятельствах Пётр не разлучался с этой иконой, всюду возил с собой, а после кончины императора её повесили над царским надгробием.

ДЕТСТВО ПЕТРА

Со временем у  царицы появились и другие дети, а к Петру были приставлены  мамки и няньки, но Наталья Кирилловна ни на миг не отпускала от себя своего любимца «свет-Петрушеньку». Малыша развлекали погремушками, гуслями и цимбальцами, а он тянулся к солдатикам, конькам и пушечкам. Когда Петру исполнилось три года, отец подарил ему детские ружьецо и сабельку.

Благодаря первым счастливым и спокойным годам жизни, проведённым  в материнской горенке, Пётр навсегда полюбил небольшие, уютные комнаты  с низкими потолками и маленькими оконцами. Такие комнаты были в  домах, которые он строил для себя и где любил жить. Однажды, будучи с официальным визитом во Франции, Пётр предпочёл приготовленным для  него огромным великолепным покоям в  Лувре частный особняк, распорядившись свою спальню устроить в тесной и  тёмной комнате, ранее служившей  гардеробной. В конце января 1676 г. умер царь Алексей Михайлович. Петру  шёл всего четвёртый год. Летом  того же года венчался на царство пятнадцатилетний Фёдор, сводный брат Петра, – сын  Алексея Михайловича от первого  брака с Марией Милославской. «Книжный»  человек, Фёдор беспокоился, что  брата не учат грамоте, и неоднократно напоминал об этом царице Наталье. Она  же считала, что сын ещё слишком  мал, и не торопилась с его обучением. Наконец через полтора года нашли  подходящего, по мнению царицы, учителя. Если обучение царя Алексея Михайловича  проходило под руководством деда, патриарха

Филарета, и боярина Бориса Морозова – людей образованных и  искушённых в книжной премудрости, а наставником Фёдора и Софьи  был Симеон Полоцкий – выдающийся писатель, педагог и учёный монах, то в учителя к Петру определили ничем не примечательного дьяка Никиту Моисеевича Зотова. Недостаток образованности, однако, искупался тем, что, будучи человеком терпеливым и добрым, Зотов не только не стремился подавлять природную любознательность и непоседливость царственного отпрыска, но и сумел завоевать доверие царевича. К тому же, как того желала царица Наталья, он «ведал Божественное Писание», изучению которого уделял основное внимание в занятиях с Петром. Уже взрослым царь вспоминал эти уроки и мог свободно цитировать Священное Писание или спорить о толковании того или иного места в Евангелии.

Зотову вменялось в  обязанность воспитывать у мальчика царственную величавость и статность. Но «дядька» и не пытался принуждать бойкого, подвижного ребёнка к многочасовому восседанию с прямой спиной на стуле для выработки привычки к трону. Он позволял царевичу вволю лазать по чердакам, играть и даже драться с дворянскими и стрелецкими детьми. Когда Пётр уставал от беготни, Никита Моисеевич усаживался рядом и, неторопливо рассказывая о случаях из собственной жизни, вырезал деревянные игрушки. Царевич смотрел на ловкие руки «дядьки» и сам начинал прилежно обтачивать заготовку ножом. Никакими особыми навыками народного умельца Зотов не обладал, всё делал на глазок. Пётр перенял эту сноровку и, полагаясь всегда больше на собственный глазомер, нежели на чертежи и математические выкладки, ошибался нечасто.

Из Оружейной палаты Никита Зотов постоянно приносил Петру  книги с иллюстрациями, а позже, по мере развития интереса ученика  к «историческим» предметам –  военному искусству, дипломатии и географии, – заказывал для него «потешные  тетради» с красочными изображениями  воинов, иноземных кораблей и городов. В зрелом возрасте Пётр I не раз проявлял разнообразные и глубокие исторические знания. Царевич всему учился охотно и впоследствии писал бегло, но с  многочисленными ошибками.

Занятия с Зотовым оставили след в памяти Петра на всю жизнь. Став взрослым, проводя реформы в  стране, он мечтал, чтобы была написана книга по истории отечества; сам  составил азбуку русского языка, простую  по написанию и лёгкую для запоминания.

Царь Фёдор Алексеевич скончался весной 1682 г., не назвав имени  своего преемника. После него на русский  трон могли претендовать два брата  – шестнадцатилетний Иван и десятилетний Пётр. Братья по отцу, они имели разных матерей, родственники которых начали жестокую борьбу за власть. Заручившись  поддержкой духовенства, Нарышкины  и их сторонники возвели на престол  Петра, а его мать, царицу Наталью  Кирилловну, объявили правительницей. Однако с этим не пожелали примириться  родственники царевича Ивана и царевны  Софьи – Милославские, – усмотрев в провозглашении Петра царём  ущемление своих интересов. Недовольные, они нашли поддержку среди  стрельцов, которых в Москве было более 20 тыс. человек.

Ранним утром 15 мая 1681 г. в  стрелецких слободах зазвучал набат. Стрельцы, подстрекаемые Милославскими, вооружились  и с криками, что Нарышкины  убили царевича Ивана, двинулись  в Кремль. Правительница Наталья  Кирилловна, надеясь успокоить бунтовщиков, вышла к ним на Красное крыльцо, ведя за руки Ивана и Петра. В первые часы бунта были убиты крупные государственные деятели Артамон Матвеев и Михаил Долгорукий, а потом и многие другие сторонники царицы Натальи, Несколько дней в столице буйствовали стрельцы, грабя и убивая. Лишь 26 мая они утихомирились и потребовали также венчать на царство болезненного и слабоумного сводного брата Петра – царевича Ивана. Управление страной по молодости обоих царей было вручено царевне Софье Алексеевне.

Десятилетний Пётр стал очевидцем  ужасов стрелецкого бунта. На всю  жизнь стало для него ненавистным  слово «стрельцы», которое вызывало жгучее желание отомстить за гибель близких, слезы и унижения матери.

ПРЕОБРАЖЕНСКОЕ

После того как состоялась торжественная церемония венчания на царство царевичей, нареченных царями Иваном V и Петром I, правительница  Софья, подозревавшая Наталью Кирилловну в интригах, вынудила её вместе с  Петром покинуть Москву. Царица Наталья  обосновалась в подмосковном дворце в селе Преображенском.

В Кремле Пётр и шагу не мог  ступить без толпы мамок, нянек  и другой прислуги, а выход за стены царской резиденции приравнивался  к целому путешествию, на время которого назначалось правительство из бояр и думных дьяков, обязанных следить, чтобы в это время «государству не убыло и потерьки не было». Напротив, в Преображенском Пётр пользовался полной свободой. Пока царица плакала, молилась и попрекала вероломную падчерицу – царевну Софью, Пётр с ватагой сверстников из дворовых слуг убегал в окрестные поля и леса. На вольном воздухе он физически окреп, на время забыв пережитое. Летом он забавлялся качелями, игрой в кости, а зимой катался на коньках и салазках, строил с ребятами снежные городки и брал их приступом.

ПЁТР I КАК  ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕЯТЕЛЬ И ПОЛКОВОДЕЦ

Одетый в Преображенский сюртук европейского покроя, Пётр I по образу мыслей всегда оставался русским самодержцем. Узнав во время пребывания за границей, что вновь восстали стрельцы, он срочно возвратился в Россию. За один лишь осенний день 1698 г. на Красной площади были казнены 200 стрельцов, причём Пётр настаивал, чтобы роль палачей исполняли сановники из его свиты. Лефорту удалось уклониться от этой «милости», сославшись на религиозные убеждения. Александр Меншиков, наоборот, хвастался тем, что лично отрубил головы двадцати бунтовщикам. Таким образом, все сподвижники Петра оказались связанными страшной кровавой порукой. Ещё больше крови было пролито во время подавления казачьего восстания под предводительством Кондратия Булавина в 1707 – начале 1709 гг.

Вся противоречивость характера  Петра I проявилась во время строительства  новой столицы – Санкт-Петербурга. С одной стороны, намереваясь  встать твёрдой ногой на Балтике, Россия должна была получить опорный  пункт и базу для флота. Но с  другой – гибель тысяч людей в  ходе строительства города показывает, какой дорогой ценой обходилось порой воплощение государственной воли царя. Не щадя себя, не умея беречь своё здоровье и жизнь, он не жалел и своих подданных, легко жертвуя ими ради великих замыслов.

Когда Петру I напоминали о  бессмысленной жестокости по отношению  к стрельцам, вина которых едва ли могла быть доказана судебным порядком, он заявлял: «С другими европейскими народами можно достигать цели человеколюбивыми способами, а с русскими не так: если бы я не употреблял строгости, то бы давно уже не владел русским государством и никогда не сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых  хочу переделать в людей». Властитель по династическому праву, Пётр искренне полагал, что ниспослан России Божественным провидением; считал себя истиной в  последней инстанции, человеком, не способным на ошибки. Меряя Россию на свой аршин, он чувствовал, что начинать преобразования необходимо с ломки  старозаветных обычаев. Поэтому  по возвращении из Европы Пётр I категорически  запретил своим придворным носить бороды, дворянам повелел пить кофе, а солдатам приказал курить – в соответствии с «Воинским Артикулом». Не злой по натуре, он был порывист, впечатлителен  и недоверчив. Не умея терпеливо  объяснить другим то, что для него было очевидным, Пётр, встречая непонимание, легко впадал в состояние крайнего гнева и часто «вколачивал» истину сенаторам и генералам своими огромными кулаками или посохом. Правда, царь был отходчив и через  несколько минут уже мог хохотать над удачной шуткой провинившегося. Однако в иные моменты злость, досада и вечная спешка мешали Петру как следует разобраться в деле. Так, например, он поверил ложному обвинению, выдвинутому против одного из наиболее верных его соратников – Василия Никитича Татищева. В результате тот несколько лет провёл под следствием и лишился высокой должности управляющего казённой промышленностью на Урале.

Большую часть своего правления  государь-преобразователь провёл в  путешествиях, деловых разъездах  и военных походах. Царь редко  задерживался в столицах – Москве и Петербурге. По замечанию российского  историка С.М. Соловьёва, «это должно было иметь свою вредную сторону: до царя далеко... следовательно, произволу  правительственных лиц, не вынесших из древней России привычки сдерживаться, открылось широкое поприще...». Пётр I правил «наездами»; проводя преобразования во всероссийском масштабе и подчас не имея возможности вникнуть в суть частных проблем, он передоверял  их приближённым и отнюдь не всегда мог проконтролировать деятельность этих людей. Подобное положение дел  открывало дорогу многочисленным служебным  злоупотреблениям, вполне обычным в  Петровское время.

Эти недостатки правления  отчасти уравновешивались замечательным  талантом царя подбирать себе одарённых  помощников, способных нести вместе с ним груз реформ и войн, притом достаточно образованных, чтобы самостоятельно решать сложнейшие вопросы внутренней политики и дипломатии. Этим Пётр I напоминает другого великого государя русской  истории – Ивана III, также сумевшего  собрать вокруг престола блестящих  воевод и советников. Как и Иван III, Пётр был способен переступить  через личную неприязнь во имя  интересов дела. Он никогда не испытывал  тёплых чувств к полководцу Борису Шереметеву и дипломату Петру Толстому, но тем не менее они были возвышены им за свои способности и заслуги, сослужив России добрую службу.

Пётр был безразличен  к нарядам и не любил официальных  приёмов, на которых должен был носить горностаевую мантию и символы царской  власти. Его стихией были ассамблеи, где присутствующие обращались друг к другу запросто, без титулов  и званий, пили водку, черпая её глиняными  кружками из банных ушатов, курили, играли в шахматы и танцевали. Царь даже не имел собственных выездных экипажей: если требовалось организовать торжественный  выезд августейшей четы, он заимствовал  коляску у известных придворных щеголей – Меншикова или Ягужинского.

До конца дней своих  Петру приходилось заниматься самообразованием; новые политические и военные  задачи заставляли его постоянно  искать учителей за пределами России. После поражения под Нарвой в 1700 г., когда русская армия лишилась всей артиллерии, Пётр не потерял присутствия  духа и сказал Меншикову: «Вот Карл XII – достойный учитель; без него я остался бы плохим работником в  делах ратных». В память «Нарвской  конфузии» была отлита специальная медаль с девизом: «Учителю – от достойного ученика». Царь собирался вручить её шведскому королю после того, как одержит над ним победу, По окончании Полтавского сражения, несмотря на то, что Карлу и Мазепе удалось бежать в Турцию, Пётр устроил пир, на котором поднял тост в честь «учителей-шведов». Присутствовавший на торжестве пленный военачальник Реншильд заметил: «Хорошо же отблагодарили вы своих учителей!»

Пётр I обладал выдающимся дипломатическим талантом. Он искусно  владел всеми классическими приёмами европейской политики, которые в  нужный момент легко «забывал», вдруг  перевоплощаясь в загадочного восточного царя. Он мог неожиданно поцеловать в лоб ошеломлённого собеседника, любил использовать в своей речи народные прибаутки, ставя в тупик  переводчиков, или же внезапно прекращал  аудиенцию, сославшись на то, что его  ожидает... жена. Внешне искренний и  доброжелательный, русский царь, по мнению европейских дипломатов, никогда  не раскрывал своих истинных намерений  и потому неизменно добивался  желаемого.

Пётр никогда не преувеличивал  своих полководческих способностей. После Нарвы он предпочитал командовать  лишь своим Преображенским полком, а армию доверил профессиональным полководцам. В совершенстве зная основы кораблевождения, царь не брал на себя командование всей эскадрой, поручая  это Апраксину, Голицыну и даже Меншикову. Страха в бою он никогда не показывал. В решающий момент Полтавского сражения 1709 г. царь лично повёл в атаку  свежие силы. Когда адмирал Крюйс во время похода на Гельсингфорс в 1713 г. упрашивал Петра I сойти на берег ввиду опасности встретить шведский флот, царь с улыбкой ответил: «Бояться пульки – не идти в солдаты», – и остался на флагманском корабле. На упрёк Меншикова, заметившего, что царь не бережёт себя, лично спасая тонущих в ледяной воде во время наводнения в Петербурге, он сказал: «За моё Отечество и людей жизни своей не жалел и не жалею».