Опричнина. Ее сущность, реализация, последствия

управления опричниной. Скоро он и сам поселился там  же, а в Москву стал

приезжать «не  на великое время». Так возникла среди глухих лесов новая

резиденция, опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со

сторожевыми заставами  по дорогам. В этой берлоге царь устроил  дикую

пародию монастыря, подобрал три сотни самых отъявленных  опричников, которые

составляли братию, сам принял звание игумена, а князя  Афанасия Вяземского

облек в сан  келаря, покрыл этих штатных разбойников  монашескими скуфейками,

черными рясами, сочинил общежительный устав, сам  с царевичами по утрам

лазил на колокольню звонить к заутрене, в церкви читал  и пел на клиросе и

клал такие  земные поклоны, что со лба его не сходили кровоподтеки. После

обедни за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за

аналоем читал  поучения отцов церкви о посте  и воздержании, потом одиноко

обедал сам, после  обеда любил говорить о законе, дремал или шел в застенок

присутствовать  при пытки заподозренных. 

                            Опричнина и земщина.

Опричнина при  первом взгляде на нее, особенно при  таком поведении царя,

представляется  учреждением, лишенным всякого политического  смысла.  В самом

деле, объявив в послании всех бояр изменниками и расхитителями земли, царь

оставил управление землей в руках этих изменников и  хищников. Но и у

опричнины был  свой смысл, хотя и довольно печальный. В ней надо различать

территорию и  цель. Слово опричнина в 16 веке было уже устарелым термином,

который тогдашняя  московская летопись перевела выражением особный двор. Не

царь Иван выдумал  это слово, заимствованное из старого  удельного языка. В

удельное время  так назывались особые выделенные владения, преимущественно

те, которые отдавались в полную собственность княгиням-вдовам, в отличие от

данных в пожизненное  пользование, от прожитков. Опричнина  царя Ивана была

дворцовое хозяйственно-административное учреждение, заведовавшее землями,

отведенными на содержание данного двора. Подобное учреждение возникло у нас

позднее, в конце 18 века, когда император Павел  законом 5 апреля 1797 г. об

императорской фамилии выделил «из государственных  владений особые

недвижимые имения»  в количестве свыше 460 тысяч душ  крестьян мужского пола,

состоявшие «в государственном исчислении под  наименованием дворцовых

волостей и  деревень» и получившее название удельных. Разница была лишь в

том, что опричнина  с дальнейшими присоединениями  захватила чуть не половину

всего государства, тогда как в удельное ведомство императора Павла вошла

лишь 1/38 тогдашнего населения империи. Сам царь Иван смотрел на

учрежденную им опричнину, как на свое частное владение, на особый двор или

удел, который  он выделил из состава государства; он предназначал после себя

земщину старшему своему сыну как царю, а опричнину – младшему, как

удельному князю. Есть известие, что во главе земщины  поставлен был крещеный

татарин, пленный  казанский царь Едигер-Семеон. Позднее, в 1574 г., царь

Иван венчал на царство другого татарина, касимовского хана Саина-Булата, -

в крещении Симеона  Бекбулатовича, дав ему титул  государя великого князя

всея Руси. Переводя этот титул на наш язык, можно  сказать, что Иван

назначал того и другого Симеона председателями думы земских бояр. Симеон

Бекбулатович правил царством два года, потом его сослали в Тверь. Все

правительственные указы писались от имени этого  Симеона как настоящего

всероссийского  царя, а сам Иван  довольствовался  скромным титулом государя

князя, даже не великого, а просто князя московского, не всея Руси, ездил к

Симеону на поклон, как простой боярин, и в челобитных своих к Симеону

величал себя князем московским Иванцом Васильевым, который  бьет челом «с

своими детишками», с царевичами. Можно думать, что  здесь  не все –

политический  маскарад. Царь Иван противопоставлял себя как князя

московского удельного  государю всея Руси, стоявшему во главе  земщины;

выставляя себя особым, опричным князем московским, Иван как будто

признавал, что  вся остальная Русская земля  составляла ведомство совета,

состоявшего из потомков ее бывших властителей, князей великих и удельных,

из которых  состояло высшее московское боярство, заседавшее в земской думе.

После Иван переименовал опричнину во двор, бояр и служилых людей, опричных

в бояр и служилых людей дворовых. У царя в опричнине была своя дума, «свои

бояре»; опричной областью управляли особые приказы, однородные со старыми

земскими. Дела общегосударственные, как бы сказать  имперские, вела с

докладом царю земская дума. Но иные вопросы царь приказывал обсуждать всем

боярам, земским  и опричным, и «бояре обои» ставили  общее решение. 

                            Назначение опричнины.

Но, спрашивается, зачем понадобилась эта реставрация  или эта пародия удела?

Учреждению с  такой обветшалой формой и с таким  архаичным названием царь

указал небывалую  дотоле задачу: опричнина получила значение политического

убежища, куда хотел  укрыться царь от своего крамольного  боярства. Мысль,

что он должен бежать от своих бояр, постепенно овладевала его умом, стала

его безотвязной  думой. В духовной своей, написанной около1572 г., царь

пресерьезно изображает себя изгнанником, скитальцем. Здесь  он пишет: «По

множеству беззаконий моих распростерся на меня гнев божий, изгнан я боярами

ради их самовольства из своего достояния и скитаюсь по странам». Ему

приписывали серьезное  намерение бежать в Англию. Итак, опричнина явилась

учреждением, которое  должно было ограждать личную безопасность царя. Ей

указана была политическая цель, для которой не было особого  учреждения в

существовавшем  московском государственном устройстве. Цель эта состояла в

том, чтобы истребить  крамолу, гнездившуюся в Русской  земле, преимущественно

в боярской среде. Опричнина получила назначение высшей полиции по делам

государственной измены. Отряд в тысячу человек, зачисленный  в опричнину и

потом увеличенный  до 6 тысяч, становился корпусом дозорщиков внутренней

крамолы. Малюта Скуратов, т. е. Григорий Яковлевич Плещеев-Бельский, родич

св. митрополита  Алексия, был как бы шефом этого  корпуса, а царь выпросил

себе у духовенства, бояр и всей земли полицейскую диктатуру для борьбы с

этой крамолой. Как специальный полицейский  отряд опричнина получила особый

мундир: у опричника  были привязаны к седлу собачья  голова и метла – это

были знаки  его должности, состоявшей в том, чтобы выслеживать, вынюхивать и

выметать измену и грызть государевых злодеев-крамольников. Опричник ездил

весь в черном с головы до ног, на вороном коне в черной же сбруе, потому

современники  прозвали опричнину «тьмой кромешной», говорили о ней: «яко

нощь, темна». Это  был какой-то орден отшельников, подобно инокам от земли

отрекшихся и  с землей боровшихся, как иноки  борются с соблазнами мира.

Самый прием  в опричную дружину обставлен  был не то конспиративной

торжественностью. Князь Курбский в своей Истории  царя Ивана пишет, что царь

со всей Русской  земли собрал себе «человеков, скверных и всякими злостьями

исполненных», и  обязал их страшными клятвами не знаться  не только с

друзьями и  братьями, но и с родителями, а  служить единственно ему и  на этом

заставлял их целовать крест. Припомним при этом, что я сказал о

монастырском  чине жизни, какой установил Иван в слободе для своей избранной

опричной братии. 

                      Противоречие в строе государства.

Таково было происхождение и назначение опричнины. Но, объяснив ее

происхождение и назначение, все-таки довольно трудно понять ее политический

смысл. Легко  видеть, как и для чего она возникла, но трудно уяснить себе,

как могла она  возникнуть, как могла прийти царю самая мысль о таком

учреждении. Ведь опричнина не отвечала на политический вопрос, стоявший

тогда на очереди, не устраняла затруднения, которым  была вызвана.

Затруднение создавалось  столкновениями, какие возникали  между государем и

боярством. Источником этих столкновений были не противоречивые политические

стремление обеих государственных сил, а одно противоречие в самом

политическом  строе Московского государства. Государь и боярство не

расходились друг с другом непримиримо в своих  политических идеалах, в

планах государственного порядка, а только натолкнулись на одну

несообразность в установившемся уже государственным порядком, с которой не

знали что делать, Что такое было на самом деле Московское государство в XVI

в.? Эта была абсолютная монархия, но с аристократическим  управлением, т. е.

правительственным персоналом. Не было политического законодательства,

которое определяло бы границы верховной власти, но был правительственный

класс с аристократической  организацией, которую признавала сама власть. Эта

власть росла  вместе, одновременно и даже об руку с другой политической

силой, ее стеснявшей. Таким образом, характер этой власти не соответствовал

свойству правительственных  орудий, посредством которых она  должна была

действовать. Бояре  возомнили себя властными советниками  Государя всея Руси

в то самое время, когда этот государь, оставаясь верным воззрению удельного

вотчинника, согласно с древнерусским правом пожаловал  их, как дворовых слуг

своих, в звание холопов государевых. Обе стороны  очутились в таком

неестественном  отношении друг к другу, которого они, кажется, не замечали,

пока оно складывалось, и с которым не знали что  делать, когда его заметили.

Тогда обе стороны  почувствовали себя в неловком положении  и не знали, как

из него выйти. Ни боярство не умело устроиться и  устроить государственный

порядок без  государевой власти, к какой оно привыкло, ни государь не знал,

как без боярского  содействия управиться со своим царством в его новых