М. В. Ломоносов и русская наука

Где пышный дух твой, – Фредерик, 
Прогнанный за свои границы, 
Ещё ли мнишь, что ты велик? 
Взирая на пожар Кристина, 
На притче грады оглянись, 
За Вислой и за Варной грады 
Падения или отрады  
От воли Русской власти ждут;  
И сердце гордого Берлина,  
Неистового исполина, Перуны, 
близ гремя, трясут, – 

Побуждаемый царицей  Елизаветой, М. В. Ломоносов, несмотря на бесконечный груз дел, тяготевший над ним, принимается за русскую историю. В 1760 г. появляется его «Краткий российский летописец с родословием». Вскоре после его смерти, в 1766 г., публикуется его «Древняя  Российская История от начала Российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого, или до 1054 года». 
     Ещё со студенческих лет М. В. Ломоносов проявил себя как знаток русского языка, реформатор стихосложения. Будучи за границей, он пишет: «Я не могу довольно нарадоваться, что российский наш язык не только бодростью и героическим звоном не уступает греческим, латинским немецким, но и подобную иным, а себе купно природную и соответственную версификацию иметь может». Его живо интересует связь церковно-славянского языка с русским, – на её основе он делит литературный язык на соответствующие стили: высокий, средний и низкий. В 1755 г. М. В. Ломоносов публикует «Российскую грамматику», почти в течение ста лет сохранявшую огромное практическое значение. 
     Теории поэзии посвящены письмо М. В. Ломоносова из Марбурга в 1739 г. и его анонимная статья «О качествах стихотворца рассуждение» (1755 г.). Проза трактуется в «Кратком руководстве к красноречию» (1747 г.). 
     Как государственный ум большой широты и решительности, М. В. Ломоносов проявляет себя в письме «О размножении и сохранении российского народа» (1761 г.) и в своих записках, касающихся организации Академии наук. 
     С 1757 г. М. В. Ломоносов стал близко причастным к управлению Академией; в этом году он был назначен советником академической канцелярии. В частности, в его обязанности вошло наблюдение за академической гимназией и университетом. Прямой и принципиальный, М. В. Ломоносов не мог мириться с тогдашней Академией, с её чиновниками и засильем иностранцев. Летом 1764 г. он написал «Краткую историю о поведении Академической канцелярии в рассуждении учёных людей и дел с начала сего корпуса до нынешнего времени». В этой истории описывались похождения знаменитого Шумахера и его преемника Тауберта, и кончалась она грустной фразой, что ежели бы не вмешательство императрицы, то «верить должно, что нет божеского благоволения, чтобы науки возросли и распространялись в России». Собственные предположения М. В. Ломоносова изложены в его «Новом расположении и учреждении Санкт-петербургской Императорской Академии Наук, на высочайшее рассмотрение и апробацию учинённом». Основное положение Ломоносовского проекта состоит в том, что Академия должна быть, прежде всего, русским учреждением, а академики – природными россиянами. Первой же обязанностью академиков должны быть интересы родины.

  О тяжёлых настроениях М. В. Ломоносова перед смертью свидетельствует такая запись в его бумагах последнего периода: «За то терплю, что стараюсь защитить труд Петра Великого, чтобы научились Россияне, чтобы показали своё достоинство. Я не говорю о смерти: пожил, потерпел, и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют». 
     Среди этих неустанных трудов Ломоносов умирает от случайной простуды 4 апреля 1765 года в возрасте 53 года. 
     Ломоносов похоронен в Александро-Невской лавре. Надгробие М. В. Ломоносова – мраморная стела с латинской и русской эпитафией и аллегорическим рельефом. Мастер Ф. Медико (Каррара) по эскизу Я. Штелина, 1760-е годы.

  Так как Михаил Васильевич не имел сыновей, линия рода Ломоносовых, которую он представлял, пресеклась. 
     Единственная оставшаяся в живых дочь Елена Михайловна Ломоносова(1749-1772) вышла замуж за Алексея Алексеевича Константинова, домашнего библиотекаря императрицы Екатерины II. От брака Елены Ломоносовой и Алексея Константинова родился сын Алексей (о к. 1767-1814) и три дочери Софья (1769-1844), Екатерина (о к. 1771-1846) и Анна (о к. 1772-1864). Софья Алексеевна Константинова вышла замуж за Николая Николаевича Раевского старшего, генерала, героя Отечественной войны 1812 года. 
     Все дети, внуки, правнуки и последовавшие поколения, происходящие от Алексея Алексеевича и Елены Михайловны Константиновых, являются непрямыми потомками М. В. Ломоносова. 
     М. В. Ломоносову по необъятности его интересов принадлежит одно из самых видных мест в истории культуры всего человечества. Даже Леонардо да Винчи, Лейбниц, Франклин и Гёте более специально и узки. Замечательно при этом, что ни одно дело, начатое М. В. Ломоносовым, будь то физико-химические исследования, трагедии и оды, составление грамматики и русской истории, организация и управление фабрикой, географические проекты, политико-экономические вопросы, не делалось им против воли или даже безразлично. М. В. Ломоносов был всегда увлечён своим делом до вдохновения и самозабвения, – об этом говорит каждая страница его литературного наследства. Пушкин в «Мыслях на дороге» замечает: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериной II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет, он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом». При этом разнообразные интересы М. В. Ломоносова таким образов совмещались в нём вполне гармонически. Его стихи во многих лучших образцах – редкий вид высокой научной поэзии; её с полным правом можно сопоставить с изумительной древнегреческой естественнонаучной поэмой Лукреция, которую Ломоносов, несомненно, хорошо знал. 

  М. В. Ломоносов придавал прямое научное значение многим своим стихам. По поводу приведённых строк о северном сиянии можно заметить следующее. В 1753 г. в «Слове о явлениях воздушных, от Электрической силы происходящих» М. В. Ломоносов, указывая на отличие своей теории северных сияний от теории Франклина, добавляет: «Сверх сего ода моя о северных сияниях, которая сочинена в 1743, а в 1744 г. в «Риторике» напечатана, содержит моё дальнейшее мнение, что северное сияние движением эфира произведено быть может».

  Поэт-химик не устоял, чтобы в трактате «Первые основания металлургии, или рудных дел» не привести в связи с вопросом о том, как древние нашли металлы, свой стихотворный перевод строк из поэмы Лукреция «О природе вещей». 
     В мозаичных портретах и картинах, можно сказать, синтезировался весь Ломоносов с его глубокими и конкретными химическими знаниями, техническим уменьем, гипотезами о свете, оптической и художественной зоркостью к цвету, восторгом перед Петром Великим, которого М. В. Ломоносов постоянно изображал и воспевал. 
     Его научные «слова», «рассуждения», трактаты и даже записи для себя порою являются высокими образцами художественной прозы, какие можно найти разве только у Галилея. Без преувеличения можно сказать, что М. В. Ломоносов был учёным в поэзии и искусстве и поэтом и художником в науке. Читая научную прозу М. В. Ломоносова, его русские и латинские диссертации, слышишь голос поэта, и, наоборот, в одах и поэтических размышлениях его сквозит философ, физик, химик и естествоиспытатель в самом широком и благородном смысле. 
     Полнее и глубже всего, наряду с поэзией, М. В. Ломоносов раскрылся в физике и химии. Своей «главной профессией» М. В. Ломоносов считал химию (об этом он пишет в посвящении ко второму изданию перевода «Вольфианской экспериментальной физики»), но вместе с тем он, несомненно, может считаться первым и наиболее замечательным русским физиком. 
     Принципиальные позиции М. В. Ломоносова, как в химии, так и в физике могут быть определены как крайний, последовательный атомизм и материализм. В заметках к «Пролегоменам к натуральной философии» незадолго до смерти М. В. Ломоносов писал: «Как трудно установить первоначальные принципы: ведь, что бы ни препятствовало, мы должны как бы одним взглядом охватить совокупность всех вещей». Вместе с тем тут же рядом им написано: «Я хочу основать объяснение природы на некоем определённом принципе, мною самим выдвинутом, дабы знать, насколько я могу ему доверять». Этим принципом и был механический атомизм. М. В. Ломоносов разошёлся с представлениями своего учителя Вольфа, основанными на Лейбницев ких непротяжённых монадах, и всю жизнь воевал с формализмом притяжения. Ещё в студенческой диссертации 1739 г. содержится решительное утверждение: «Нельзя ведь принять притягательную силу или какое-нибудь другое скрытое качество, поэтому обязательно необходима некоторая материя, которая своим давлением толкала бы корпускулы в противоположных направлениях и которая была бы причиной их сцепления». 
     В «Элементах математической химии» М. В. Ломоносов исходит из положения, что тот, «кто хочет глубже проникнуть в исследование химических истин, тот должен необходимо изучать механику». 
     «Правда, многие отрицают, возможность положить в основание химии начала механики, и сделать её точной наукой. Но это люди, заблудившиеся в потёмках скрытых свойств и не всегда умеющие находить законы механики в изменениях смешанных тел. Также и некоторые теоретики, без всяких предварительных опытов злоупотребляющие своим досугом для измышления пустых и ложных теорий и загромождающие ими литературу. Если бы те, которые все свои дни затемняют дымом и сажей, и в мозгу которых царствует хаос от массы непродуманных опытов, не гнушались поучиться священным законам Геометров. Некогда строго соблюдавшимся Евклидом и в наше время усовершенствованным знаменитым Вольфом, то, несомненно, могли бы глубже проникнуть в тайники природы, мистагогами которой они себя признают». 
     В атомно-механической картине явлений М. В. Ломоносова, наряду с корпускулами вещества, имеется эфир, т. е. «материя, при помощи которой нам передаются ощущения света и теплоты». Образ эфира у М. В. Ломоносова вполне конкретен, его частички «на своей шарообразной поверхности шероховаты». Доказывает это М. В. Ломоносов так: «Теплота распространяется через эфир коловратным (т. е. вращательным) движением его частичек, находящихся всегда в соприкосновении с ближайшими соседними. Предположим, что они все совершенно гладкие и чистые, без единой шероховатости. Отсюда не будет никакого основания, чтобы движущаяся частичка эфира могла двигать вокруг оси и приводить во вращение соседнюю, с нею находящуюся в соприкосновении». 
     Сохранился перечень (неоконченный) того, что М. В. Ломоносов сам считал наиболее важным среди своих результатов в области естественных наук. Этот перечень написан незадолго до кончины М. В. Ломоносова. 
     Прежде всего, М. В. Ломоносов указывает на свою корпускулярную теорию теплоты и упругой силы воздуха. Эта теория, основанная на атомистических представлениях, совпадающая с современными взглядами, для XVIII в. была во многом совсем оригинальной. Она указывала, например, на необходимость существования предельно низкой температуры, давала приближённый вывод закона Бойля-Мариотта и предусматривала необходимость отклонений от этого закона. Далее М. В. Ломоносов с полным основанием помещает в свой список исследования по физической химии и в особенности по теории растворов. М. В. Ломоносов вообще должен по праву считаться основателем особой науки – физической химии, с точки зрения которой «химия первая предводительница будет в раскрытии внутренних чертогов тел, первая проникнет во внутренние тайники тел, первая позволит познакомиться с частичками». 
     В теории растворов М. В. Ломоносов, как и во всех своих трудах, последовательно проводит «микро логическую», корпускулярную точку зрения. Главное значение имеет разделение растворов, при образовании которых теплота выделяется, для составления которых нужно затратить тепло. Он исследовал явления кристаллизации из растворов, зависимость растворимости от температуры и другие явления. 
     В основу всех своих теоретических заключений М. В. Ломоносов полагал законы постоянства материи и движения. 
     Нельзя не отметить, что эти законы понимались М. В. Ломоносовым как частные случаи некоего более широкого принципа сохранения основных природных величин. Вот какие строки читаем мы в его «Рассуждению твёрдости и жидкости тел»: «Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимается, столько присовокупится в другом месте: сколько часов положит кто на бдение, столько же сну отнимет. Сей всеобщий естественный закон простирается и в самые правила движения: ибо тело, движущее своею силою, столько же теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает». Это же утверждение М. В. Ломоносов повторял и в других местах на латинском языке. 
     В том же «Рассуждении» М. В. Ломоносов пишет: «Если  будет несколько материи, то умножится в другом месте. Сей всеобщий естественный закон простирается и в смысле правила движения, ибо тело, движущее своею силою, столько же от веса у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает». Мнение своё о неизменности вещества М. В. Ломоносов доказывал химическими опытами, значительно опережая Лавуазье. В 1756 г. он делает такую запись: «Делал опыты в заправленных накрепко стеклянных сосудах, чтобы исследовать, прибывает ли вес металлов от чистого жару. Оными опытами нашлось, что славного Роберта Бойля мнение ложно, ибо без попущения внешнего воздуха вес отожжённого металла остаётся в одной мере». Увеличение веса металла при обжигании он приписывал соединению его с воздухом, как явствует из письма к Эйлеру. М. В. Ломоносов был первым, высказавшим, опираясь на опыт, в форме, вполне отчётливой, закон неизменности общей массы вещества при химических изменениях. 
     Далее М. В. Ломоносов помещает в список работ, наиболее им ценимых, свою теорию света, изложенную в «Слове», говоренном в 1756 г., и частью в «Теории электричества». Теория эта вполне оригинальна. Хотя М. В. Ломоносов вместе с Гюйгенсом и Эйлером считает свет колебательным движением в эфире, он принимает (на основании опытов со смешением цветов), что существуют только три элементарных цвета – красный, жёлтый и голубой. Этим трём цветам отвечают, по М. В. Ломоносову, три рода твёрдых частиц эфира, совершающих «коловратное» движение и имеющих зубчатую периферию. Мнение своё Ломоносов доказывает практикой художников тем, что из смешения трёх основных красок можно получить остальные. «Живописцы, – говорит он, – употребляют цвета главные, прочие через смешение составляют, можем ли мы в натуре положить большее число родов эфирной материи для цветов, нежели она требует и всегда к своим действиям самых простых и коротких путей ищет?». 
     М. В. Ломоносова увлекали на путь построения трёхцветной теории света концепция о трёх химических элементах и желание построить не только оптическую, но одновременно и химическую теорию. М. В. Ломоносов разделил участь многих великих учёных своего времени. Как у Ньютона, у Эйлера, у Бошковича, так и у Ломоносова объяснение света оказалось ошибочным, но в историческом разрезе нельзя не удивляться остроумию гипотезы М. В. Ломоносова, её глубокой оригинальности и предчувствию идеи резонанса между светом и веществом. С другой стороны, в этой его теории перед нами особо показательный пример его последовательного механического атомизма. 
     Записка М. В. Ломоносова с перечнем его главных результатов в науке им не окончена, и её можно было бы продолжать очень долге, перечисляя огромное множество фактов, мыслей, догадок, найденных или высказанных М. В. Ломоносовым в химии, физике, астрономии, метеорологии, геологии, минералогии, географии, истории, языкознании. 
     Читающего теперь книги, рассуждения и тетради М. В. Ломоносова на каждом шагу останавливает своеобразие, остроумие и бесконечно разнообразное содержание мыслей этого замечательного русского учёного. Но сам М. В. Ломоносов мало заботился о распространении своих трудов. Результаты его научной деятельности остались почти неизвестными на Западе, а на родине в своё время он, к несчастью, был ещё почти одиноким, не было конгениальных учеников и преемников – их вообще было ещё очень мало. Русские современники могли полностью оценить М. В. Ломоносова как поэта, создателя языка, историка, творца мозаичных картин, но его наука оставалась непонятной. М. В. Ломоносова, учёного-естественника, вполне понимали только такие люди, как Леонард Эйлер. Л. Эйлер назвал его «гениальным человеком, который своими познаниями делает честь настолько же Академии, как и всей науке». К несчастью, на родине физико-химическое наследие М. В. Ломоносова было погребено в не читавшихся книгах, в ненапечатанных рукописях, в оставленных и разобранных лабораториях. Многочисленные остроумные приборы М. В. Ломоносова не только не производились, их не потрудились даже сохранить. 
     Незабываема заслуга покойного профессора Б. Н. Меншуткина, впервые вновь открывшего, уже в нашем веке, М. В. Ломоносова, великого физика химика, во всём его многообразии и самобытности. Работа, начатая Б. Н. Меншуткиным, ещё не закончена, и дело советской науки – полностью восстановить, разобрать и оценить научное наследство великого первого русского учёного.  
     М. В. Ломоносов был первым русским учёным потому что он русский по национальности и с исключительным успехом развивал в России передовую науку, – он первый русский учёный ещё потому, что в нём впервые и с необычайной силой и выразительностью открылись те особенности русского научного гения, которые потом проявились в Лобачевском, Менделееве, Бутлерове, Лебедеве, Павлове и других главных представителях русской науки. 
     Наиболее замечательные и совершенные произведения человеческого духа всегда несут на себе ясный отпечаток творца, а через него и своеобразные черты народа, страны и эпохи. Это хорошо известно в искусстве. Но такова, же и наука, если только обращаться не просто к её формулам, к её отвлечённым выводам, а к действительным научным творениям, книгам, мемуарам, дневникам, письмам, определившим продвижение науки. 
     Никто не сомневается в общем значении евклидовой геометрии для всех времён и народов, но вместе с тем «Элементы» Евклида, их построение и стиль глубоко национальны; это одно из примечательнейших проявлений духа древней Греции наряду с трагедиями Софокла и Парфеноном. В таком же смысле национальна физика Ньютона, философия Декарта и наука М. В. Ломоносова. 
     История русской науки показывает, что её гениям свойственна особая широта задач и результатов, связанная, однако, с удивительной почвенностью и реальностью и вместе с тем простотой подхода к решениям. Эти черты, этот стиль работы, которые мы встречаем и у Менделеева и у Павлова, особо выразительны у Ломоносова. 
     Сам М. В. Ломоносов это ясно сознавал. Призывая в хорошо известных и всем запомнившихся стихах современников:  
…показать, 
Что может собственных Платонов, 
И быстрых разумом Невтонов 
Российская земля рождать, –  
     он вместе с тем для потомков записывал: «Сами свой разум употребляйте. Меня за Аристотеля, Картезия, Невтона не почитайте. Ежели вы мне их имя дадите, то знайте, что вы холопы, а моя слава падает и с вашею». Это требование, этот призыв великого 
русского учёного к оригинальности и самобытности русская наука выполняла до сих пор с честью. 
     Два века прошло с тех пор, как М. В. Ломоносов стал академиком. Влияние его гения, его труда неизмеримо. Наш язык, наша грамматика, поэзия, литература выросли из богатейшего творчества М. В. Ломоносова. Наша Академия наук получила своё бытие и смысл только через М. В. Ломоносова. Когда мы проходим по Моховой мимо Московского университета, мы помним, что деятельность этого рассадника науки и просвещения в России есть развитие мысли М. В. Ломоносова. 
     Благодаря непреклонной воле, решительности и необычайной энергии из деревенского мальчика, крестьянина рыболова, всего лишь в  19 лет начавшего школьную учёбу, выросла грандиозная фигура величайшего мыслителя. В различных областях точных наук, писателя, общественного деятеля, стойкого и открытого борца за высшие интересы науки и просвещения, не смущавшегося в этой бескорыстной и непреклонной борьбе ни дружбой, ни пиратством, никакими побочными соображениями акад. 
     Когда в Советском Союзе по призыву правительства и партии стали бурно расти наша современная наука и техника- это взошли семена Ломоносовского посева. Неслыханная война, борьба за самое наше существование потребовали ещё большей мобилизации нашей науки – физики, химии, геологии. Если внимательно посмотреть назад, то станет ясным, что краеугольные камни успехов нашей науки были заложены в прошлом ещё М. В. Ломоносовым. 
     Неиссякаемая энергия М. В. Ломоносова, его необычайная жизненная активность, непримиримость в принципиальной, высокое сознание своего долга и ответственности перед Родиной и сейчас служат нам образцом. 
     Вот почему М. В. Ломоносов – живой образ славного культурного прошлого.

1. Артемов, В. В. Русские ученые и изобретатели [Текст] В. В. Артемов; [ил. А. Н. Позиненко]. – М.: Росмэн-Пресс, 2003. – 334, [1] с.: ил. – (Великие русские). 
2. Астафуров, В. И. М. В. Ломоносов: для славы народа российского [Текст] : книга для учащихся 8-11 кл. / Владимир Иванович Астафуров. – М.: Просвещение, 2001. – 239 с.: ил. 
3. Баландин, Р. К. Великие русские люди: детство и юность [Текст] / Р. К. Баландин. – М.: Педагогика-Пресс, 2002. – 259, [2] с.