Крестовый поход детей

    Стефан  проповедовал перед взрослыми. Но в толпе были сотни детей, которых тогда частенько брали с собой старшие, направляясь к святым местам.

    Через неделю чудесный отрок вошел в  моду, выстояв в острой конкуренции  со взрослыми краснобаями и юродивыми. К тому же Стефан исцелял хромых и слепых, являл и иные знаки святости.

    С горячей верой слушали нового чудотворца дети. Он взывал к их тайным мечтам: о ратных подвигах, о путешествиях, о славе, о служении господу, о свободе от родительской опеки. А как это льстило честолюбию подростков! Ведь господь избрал своим орудием не грешных и алчных взрослых, а их – детей!

    Паломники расходились по городам и весям  Франции. Взрослые очень скоро забыли о Стефане. Зато дети взахлеб рассказывали всюду о ровеснике – чудотворце и ораторе, поражая воображение соседских детей и давая друг другу страшные клятвы помочь Стефану. И вот уже игры в рыцарей и оруженосцев заброшены, французские ребятишки начали опасную игру в христово воинство. Дети Бретани, Нормандии и Аквитании, Оверни и Гаскони, пока взрослые всех этих областей ссорились и воевали друг с другом, стали объединяться вокруг идеи, выше и чище которой не было в XIII в.

    Хроники умалчивают, был ли Стефан для папы счастливой находкой, или кто-то из прелатов, а может, и сам понтифик заранее запланировали явление мальчика–святого. Принадлежала ли сутана, мелькнувшая в видении Стефана, никем не уполномоченному монаху–фанатику или переодетому посланцу Иннокентия III – теперь уже не дознаться. Да и неважно, где возникла идея детского крестоносного движения – в недрах папской курии или в ребячьих головах. Папа ухватился за нее железной хваткой.¹⁶

    Теперь  все служило добрым предзнаменованием для детского похода: плодовитость лягушек, столкновения собачьих стай, даже начинающаяся засуха. То там, то здесь появлялись "пророки" двенадцати, десяти и даже восьми лет от роду. Все они твердили, что посланы Стефаном, хотя многие из них в глаза его не видели. Все эти пророки тоже излечивали бесноватых и творили другие чудеса...

    Детвора формировала отряды и маршировала по окрестностям, повсюду вербуя новых сторонников. Во главе каждого шествия, поющего гимны и псалмы, находился свой пророк, за ним несли орифламму – копию стяга святого Дионисия. Дети держали в руках кресты и зажженные свечи, размахивали курящимися кадильницами.

    А какое это было заманчивое зрелище  для детей знати, которые наблюдали  торжественный ход сверстников из своих замков и домов! А ведь почти у каждого из них в Палестине сражались дед, отец или старший брат. Кто-то из них погиб. И вот – возможность отомстить неверным, стяжать славу, продолжить дело старшего поколения. И дети из знатных семей с энтузиазмом включались в новую игру, стекались под знамена с изображениями Христа и Приснодевы. Иногда они становились вожаками, иногда вынуждены были подчиняться худородному сверстнику–пророку.

    В движение включилось немало и девочек, которые тоже мечтали о святой земле, подвигах и свободе от родительской власти. Вожаки не гнали "девчонок" – хотелось собрать армию побольше. Многие девочки ради безопасности и для удобства движений переодевались мальчиками.

    Как только Стефан (еще не истек май!) объявил местом сбора Вандом, туда стали сходиться сотни и тысячи подростков. С ними были немногочисленные взрослые: монахи и священники, идущие, по выражению преподобного Грея, "всласть пограбить или вдосталь намолиться", городская и деревенская беднота, присоединившаяся к детям "не для Иисуса, а ради хлеба куса"; а всего больше – воры, шулера, разный преступный сброд, который надеялся поживиться за счет знатных детей, хорошо снаряженных в дорогу. Многие взрослые искренне верили в успех похода без оружия и надеялись, что им достанется богатая добыча. Были с детьми и старцы, впавшие во второе детство. Сотни продажных женщин вились вокруг отпрысков знатных семей. Так что отряды получались на диво пестрые. И в прежних крестовых походах участвовали дети, старики, орды магдалин и всяческие подонки. Но раньше они были лишь довеском, а ядро христова воинства составляли искусные в ратном деле бароны и рыцари. Теперь вместо плечистых мужей в латах и кольчугах ядро воинства составляли безоружные дети.

    Но  куда же смотрели власти и, главное, родители?

    Все ждали, что дети «перебесятся» и  успокоятся.

    Король  Филипп II Август, неутомимый собиратель французских земель, коварный и дальновидный политик, поначалу одобрил инициативу детей. Филипп хотел иметь папу на своей стороне в войне с английским королем и был не прочь угодить Иннокентию III и организовать крестовый поход, да только власти его на то не хватало. Как вдруг – эта затея детей, шум, энтузиазм. Разумеется, все это должно зажечь сердца баронов и рыцарей праведным гневом против неверных!

    Однако  взрослые не потеряли голову. А детская "возня" стала угрожать спокойствию государства. Ребята бросают дома, бегут в Вандом, и в самом деле собираются двинуться к морю! Но с другой стороны, папа отмалчивается, легаты агитируют за поход... Осторожный Филипп II опасался прогневать понтифика, но все же  обратился к ученым недавно созданного Парижского университета. Те ответили твердо: необходимо немедленно остановить детей! Если надо – силой, ибо их поход вдохновлен сатаной! Ответственность была за остановку похода снята с него, и король издал эдикт, повелевающий детям немедля выбросить из головы глупости и разойтись по домам.¹⁷

    Однако  королевский эдикт не произвел впечатления  на детей. У ребячьих сердец был владыка могущественнее короля. Дело зашло слишком далеко – окриком его уже не остановить. Лишь малодушные вернулисьдомой. Пэры и бароны не рискнули применить насилие: простой люд сочувствовал этой затее детей и поднялся бы на их защиту. Без бунтов не обошлось бы. Ведь народу только что внушали, что божья воля позволит детям без оружия и кровопролития обратить мусульман в христиан и, таким образом, освободить из рук неверных "Гроб Господень".

    К тому же папа заявил громогласно: "Эти  дети служат укором нам, взрослым: пока мы спим, они с радостью выступают  за святую землю". Иннокентий III все еще надеялся с помощью детей разбудить энтузиазм взрослых. Из далекого Рима он не мог видеть исступленных ребячьих лиц и, вероятно, не сознавал, что уже утратил контроль над ситуацией и не может остановить детский поход. Охвативший детей массовый психоз, искусно подогреваемый церковниками, теперь уже невозможно было сдержать.

    Поэтому Филипп II "умыл руки" и не настаивал на выполнении своего эдикта.

    В стране стоял стон несчастных родителей. Забавные торжественные детские шествия по округе, столь умилявшие взрослых, превратились в повальное бегство подростков из семей. Редкие семьи в своем фанатизме сами благословляли детей на гибельный поход. Большинство отцов пороли своих отпрысков, запирали в чуланах, но дети перегрызали веревки, подкапывали стены, ломали замки и – убегали. А те, кто не смог вырваться, бились в истериках, отказывались от пищи, чахли, заболевали. Волей–неволей родители сдавались.

    Дети  надевали своего рода униформу: серые  простые рубахи поверх коротких штанов и большой берет. Но многие ребятишки  и этого не могли себе позволить: шли в чем были (нередко босые и с непокрытой головой, хотя солнце в то лето за тучи почти не заходило). На груди у участников похода был нашит матерчатый крест красного, зеленого или черного цвета (конечно, эти цвета соперничали друг с другом) . У каждого отряда был свой командир, флаг и прочая символика, которой ребятишки очень гордились. Когда отряды с пением, знаменами, крестами бодро и торжественно проходили через города и деревни, направляясь в Вандом, только замки и крепкие дубовые двери могли удержать сына или дочь дома. Словно чума прошлась по стране, унося десятки тысяч детей.

    Восторженные  толпы зевак бурно приветствовали отряды детворы, чем еще больше подогревали ее энтузиазм и честолюбие.

    Наконец некоторые священники поняли всю  опасность данной затеи. Они стали останавливать отряды, где могли – уговаривали детей разойтись по домам, уверяли, что мысль о детском походе – это происки дьявола. Но ребята были непреклонны, тем более что во всех крупных городах их встречали и благословляли папские эмиссары. Разумных священников немедленно объявляли вероотступниками. Суеверие толпы, энтузиазм детей и козни папской курии победили здравый смысл. И многие из этих священников–"вероотступников" сознательно отправились вместе с обреченными на неминуемую гибель детьми, как семью веками позже учитель Януш Корчак пошел вместе со своими воспитанниками в газовую камеру фашистского концлагеря Треблинка.¹⁸

  Крестный путь  германских детей.

    Весть о мальчике–пророке Стефане расходилась по стране со скоростью пешими богомольцами. Те, кто ходил на поклонение в Сен-Дени, принесли новость в Бургундию и Шампань, оттуда она достигла берегов Рейна. В Германии не замедлил объявиться свой "святой отрок". И там папские легаты рьяно взялись за обработку общественного мнения в пользу организации детского крестового похода.

    Мальчонку звали Николас (мы знаем только латинский  вариант его имени). Родился он в деревушке близ Кельна. Ему было лет двенадцать, а то и десять. Поначалу он был просто пешкой в руках взрослых. Отец Николаса энергично «пропихивал» своего вундеркинда в пророки. Неизвестно, был ли богат отец мальчика, но им, несомненно, руководили невысокие мотивы. Монах–летописец, свидетель процесса "делания" малолетнего пророка, называет отца Николаса "пройдошливым дурнем". Сколько он заработал на сыне, нам неведомо, но через несколько месяцев поплатился за дела сына жизнью.¹⁹

    Кельн – религиозный центр германских земель, куда стекались тысячи паломников зачастую со своими детьми, – был наилучшим местом для развертывания агитации. В одной из церквей города хранились ревностно почитаемые мощи "Трех королей Востока" (волхвов, принесших дары младенцу-Христу) – героев популярнейшей церковной легенды. Отметим деталь, роковая роль которой выяснится позже: мощи были захвачены Фридрихом I Барбароссой во время ограбления им Милана. И вот именно здесь, в Кельне, по наущению отца Николас провозгласил себя избранником божьим.

    Далее события развивались по уже апробированному сценарию. Николасу – де было видение креста в облаках, и голос всевышнего велел ему собирать детей в поход; толпы бурно приветствовали новоявленного мальчика–пророка; немедленно последовали исцеления им бесноватых и иные чудеса, слухи о которых распространились с невероятной быстротой. Николас ораторствовал на папертях церквей, на камнях и бочках посреди площадей; всякий раз в патетических местах своей речи указывая на собор с драгоценной ракой, к которой богомольцы сносили свои пожертвования, он риторически вопрошал: "А таким ли почетом окружен Гроб Господень в Иерусалиме? Неужели мы бесчувственнее франков? Неужели только им одним достанется слава завоевания святой земли?"

    Далее все шло по известной схеме: взрослые паломники разносили весть о  малолетнем пророке, дети перешептывались и собирались в команды, маршировали по окрестностям разных городов и сел уходили окончательно – в Кельн. Но были в развитии событий в Германии и свои особенности. Фридрих II, сам еще юнец, только–только отвоевавший престол у своего дяди Оттона IV, был на тот момент любимчиком папы, а следовательно, мог позволить себе перечить понтифику. Он решительно запретил затею детей: страну и без того сотрясали смуты. Поэтому дети собрались только из ближайших к Кельну прирейнских краев. Движение выхватывало из семей не одного–двух ребят, как во Франции, а почти всех, включая даже шестилеток и семилеток. Именно эта малышня уже на второй день похода станет проситься старшим на закорки, а на третьей–четвертой неделе начнет болеть, умирать, в лучшем случае оставаться в придорожных селениях (по незнанию дороги назад – навсегда). Вторая особенность германского варианта: среди мотивов детского похода первое место здесь занимало не стремление к освобождению "святой земли", а жажда мести. Доблестных германцев в крестовых походах погибло весьма много – в семьях любого звания и состояния помнили о горьких потерях. Вот почему отряды состояли почти сплошь из мальчиков (правда, некоторые из них оказались переодетыми девочками), а проповеди Николаса и других вожаков местных отрядов больше чем наполовину состояли из призывов к реваншу. Но реваншу приятному во всех отношениях: ведь поход, по "договоренности" с богом, должен быть бескровным. Взрослые германцы умилялись детскому многоголосому пению: "Пройдем по морю, как посуху. Обратим неверных словом божьим, да примут святой закон Христа!"²⁰

    Отряды  детей поспешно собирались в Кельне. Поход надо было начать как можно  скорее: император против, бароны против, родители ломают палки о спины  сыновей! Того и гляди, заманчивая затея  сорвется!

    Жители  Кельна являли чудеса терпения и гостеприимства (деваться некуда) и давали приют и пищу тысячам детей. Большая часть мальчиков ночевала в полях вокруг города, стонущего от наплыва преступного сброда, который рассчитывал поживиться, присоединившись к детскому походу.

    И вот настал день торжественного выступления из Кельна. Конец июня. Под знаменами Николаса – не менее двадцати тысяч детей (по некоторым хроникам, вдвое больше). В основном это мальчики двенадцати лет и старше. Как ни противились немецкие бароны, но отпрысков знатных семей в отрядах Николаса оказалось больше, чем у Стефана. Ведь и баронов в раздробленной Германии было намного больше, чем во Франции, а майорат [Майорат (от лат. major – старший) – форма наследования недвижимости (прежде всего земельной собственности), при которой она переходит полностью к старшему из наследников. Направлена на сохранение крупных земельных владений.] не оставлял надежд на обеспеченное будущее их младшим сыновьям: для этих последних любой крестовый поход – надежда на улучшение судьбы. К тому же в сердце каждого знатного подростка, воспитанного на идеалах рыцарской доблести, пылала жажда мести за убитого сарацинами деда, отца или брата.