Историческая роль варягов на Руси ничтожна. О культурной роли нечего и говорить

Историческая роль варягов на Руси ничтожна. О культурной роли нечего и говорить.

                                                                                                 Б.А. Рыбаков.

Высказывание  Б.А. Рыбакова – известного историка 20 века, археолога, специалиста по Древнерусской истории – отражает ожесточенную полемику отечественных мыслителей по поводу той роли, которую сыграли норманны в истории нашего государства. Проблема эта, более известная как варяжский фактор, была и остается необычайно актуальной, ибо речь идет не просто о становлении национальной государственности, а о начале формирования самосознания русского этноса, об освоении абстракции общего интереса, о начале процесса консолидации, без которого невозможно было становления русского народа как нации.

Традиционно, говоря об исторической роли варягов  на Руси, историки обсуждают вопрос о зарождении русского государства, которое связывается Повестью Временных  Лет (летописным сводом, составленным монахом Нестором в 12 веке) с призванием на княжение в Новгород Рюрика вместе с его двумя братьями Синеусом и Трувором, а также варяжской дружиной в 862 году. Полемика вокруг этой даты нашла свое оформление в двух идейных направлениях – норманизме и антинорманизме. Представители первого течения – историки немецкого происхождения 18 века Байер, Миллер и Шлетцер – развивали мысль о том, что сам факт призвания варягов на Русь свидетельствует о неспособности русского народа к государствообразующему творчеству, утверждали неполноценность восточных славян.

С критикой норманизма впервые выступил Михаил Ломоносов, который обвинил немецких историков в антинаучности и  в безосновательном унижении достоинства  русского народа. Русский ученый и его многочисленные сторонники ставили под сомнение саму фактическую основу теории норманистов – а именно факт призвания варягов, происхождение первых князей и прочие детали, которые для нас сейчас не представляют особого интереса. Но самое главное, что Ломоносов впервые выступил с содержательной критикой самой идеи норманизма, заявив, что русский народ, как и все другие этносы, был способен созидать, а государственность экспортировать просто невозможно, учитывая догосударственную культуру варяжских князей.

Спор норманистов  и антинорманистов приобрел в отечественной историографии огромный размах, учитывая всеобщий и интерес к данному историческому периоду. Однако оба направления стали излишне политизированы. Быть норманистом означает принижать потенциал и мощь русского народа, а антинорманизм созвучен патриотизму. Разумеется, такое положение вещей объясняется бывшей долгое время реальностью ожесточенной идеологической борьбой, а также неустанным поиском собственной самобытности, которая никак не может потерпеть иностранного происхождения.

Самое же главное, что дискуссия в русле двух указанных направлений не даст, на наш взгляд, плодотворных результатов, главным образом потому, что проблема влияния варягов на историю Руси рассматривается предельно однобоко, а ведь сама формулировка – историческая роль – предполагает комплексный анализ вклада скандинавов в политическую, социальную, экономическую, а также культурную составляющую жизни русского социума, особую важность рассмотрения которой подчеркнул в своем высказывании Рыбаков. Таким образом, вопрос о зарождении государства, о происхождении власти, оставаясь, безусловно, важным, перестает быть единственным.

  Говоря  о влиянии варягов на процесс институциализации русского общества, важно различать два, нередко отождествляемых в российской историографии, понятия – государство и государственность. В нашем понимании, термин государственность намного шире государства. Если признаки государственности можно отыскать еще в ранних проявлениях социальности, то государство как полноценный институт формируется намного позже.

Отрицать  процесс зарождения государственности на Руси еще до призвания варягов (мы не собираемся оспаривать достоверность самого факта в данном эссе) невозможно, так как многочисленные факты дают основание утверждать о наличии даже протогосударственных объединений у восточных славян – Артании, Славии, Куябии.

Однако до складывания государства было  еще очень далеко. Чтобы произошло создание такого сложного социального института как государство, необходимо осознание большинством такой насущной необходимости, для чего просто необходимо интеллектуально вырваться за пределы непосредственно ощущаемого локального мира и начать мыслить абстракциями – какой и является государство. Человеку с догосударственным сознанием свойственна дихотомия в мышлении: для него существует мир своих и мир чужих. Такое восприятие мира, присущее всем архаическим обществам, существенно осложняет процесс консолидации малых общностей на одной территории. Безусловно, подобные проблемы стояли и перед восточными славянами

 Сам факт продажи рабов, которые были одной из основных статей экспорта славян, говорит о многом: еще не было осознания единства и принадлежности к одной большой социальной общности. Греция, в данном случае, особенно показательна: несмотря на отсутствие централизованного государства и наличие большого количества обособленных друг от друга полисов, Эллада воспринималась отдельным единым миром, отличавшимся от мира варваров.

Более того, препятствия консолидации крылись  в самой социальной организации  восточных славян. Так, крупный специалист по истории славян, А.Г. Кузьмин пришел к выводу, что характерной особенностью организации древнерусского общество было существование с древнейших времен у славян территориальной общины, а не кровнородственной, как это было на Западе. В территориальной общине доминировали горизонтальные связи и, будучи намного более демократичной и открытой, чем кровнородственная, она создавала и существенные проблемы из-за неразвитости иерархических структур. В результате этого социальная дифференциация – а именно, процесс расщепления синкретичного целого шел у восточных славян довольно медленно.

Таким образом, признавая, безусловно, бурные процессы складывания национальной государственности, необходимо констатировать, что достаточных внутренних предпосылок для образования государства в чистом виде у славян не было.

Вместо этого  катализатором и одновременно пружиной всех государствообразующих процессов  стали внешние факторы – а  именно внешняя торговля, которой  благоприятствовала близость одного из главных торговых путей того времени – Пути из Варяг в Греки. Привлекательность контроля над этими речными территориями порождали внешнюю угрозу – главным образом, со стороны хазар юга и норманнов севера. Именно эта опасность подтолкнула племенные центры к поиску внешней власти, способной организовать социум.

В данном случае представляется абсолютно неважным происхождение первых князей, ибо  это нисколько не должно ущемлять национальные чувства народа: в Европе, например, происхождение многих правящих династий было иноземным. Самое главное в этом вопросе – обратить внимание на культуру варягов – первых князей на Руси. Навязать государственность они просто не могли, так как сами находились на таком же уровне общественного развития, что и славяне, то есть являлись так же носителями догосударственной культуры локальных миров.    

В чем же тогда заключалась их роль в политическом процессе на Руси, если они не экспортировали государственность? В сущности, варяжские князья с их дружинами стали той первой общей властью, которая объединила разрозненные славянские миры, были первыми представителями племенного единства. По мнению С.Ф. Платонова – авторитетного российского историка – варяжские князья, внешне сплотив общество, создавали тем самым возможность внутреннего сплочения.

По нашему мнению, варяги не стали основателями Древнерусского государства, ибо это образование не представляло собой государство в истинном смысле этого слова. Думается, в нем пока было больше механического соединения малых и средних общностей, которые пока были не готовы к вхождению в объединенное государство, о чем было подробно сказано выше.  В новоиспеченном «государственном образовании» (намеренно взято в кавычки во избежание путаницы) отсутствовало осознание общего интереса первыми князьями. Общий интерес подменялся частными интересами князя и его дружины, которые служили общим нуждам только постольку поскольку общие интересы совпадали с узколичными. Об этом говорил и Вернадский в «Начертании русской истории», подчеркивая, что Рюриковичи руководствовались стремлением выжать из покоренного населения максимум – отсюда разбойничья деятельность Игоря. Но самое, на наш взгляд, оригинальное мнение высказали Ю.Пивоваров и А. Фурсов, назвав государственность Рюриковичей специфическим силовым предприятием типа «бандитской крыши» первого постсоветского десятилетия.

Но опять  же, постепенно происходило формирование государственного сознания у правителей, что предопределило начало позитивного и плодотворного государственного творчества на благо всему обществу.

Варягам нельзя ставить в заслугу основание  государства, нельзя им приписывать  и насаждение государственности. Древнерусская история – это совместный поиск верхушки (варяжских князей) и славянского общества, совместная выработка стратегий и моделей развития, пусть и не совсем осознанная.

Таким образом, историческая роль варягов заключается не столько в институциональном оформлении славянского общества, сколько в том, что первые варяжские князья задали специфический вектор развития, характеризующийся особенностями в отношениях между властью и обществом в Древней Руси, властных отношениях и общественном устройстве в целом.

 Сам факт призвания варягов, а не захвата, покорения территорий, как это было в Западной Европе, накладывал отпечаток на характер общественно-экономического уклада, предопределив его особенность.  Невозможность привязать князем к себе дружину экономически, раздавая ей земли в собственность, обусловила специфику властных отношений. Дружинники по сути дела не зависели напрямую от князя и между ними не могли складываться отношения вассалитета. Как многократно отмечал Соловьев на страницах «Истории России с древнейших времен», не земля, а дань с покоренных племен представляла особенную ценность для дружины.

Разумеется, для первых варяжских князей очень  остро стояла проблема легитимации  их властных полномочий, так как  договоров, подобных тому, который был заключен с Новгородом, с другими городами и племенными центрами заключено не было. В условиях, когда и лидерство среди дружинников имело не экономическую, а иную, индивидуальную основу, проблема легитимности становилась еще более важной.

Способ, который  был найден для решения этой задачи, обусловлен до некоторой степени  именно иностранным происхождением власти. Ставка была сделана варягами на идею перманентной войны, которая  не только обслуживала общий  интерес  – защиту торгового пути – но и легитимировала власть варяжских князей. Значение этого факта сложно переоценить, ибо это лишь упрочило тенденцию к экстенсивной модели развития, которая, в числе прочего, питалась и климатическими условиями (Ионов. Российская цивилизация и истоки ее кризиса).

Еще одна особенность  общественного развития Руси также  связана непосредственно с варягами, а также с самой природой зарождавшейся  государственности. Эта особенность  заключается в том, что накладываясь на славянскую действительность, княжеский полюс власти не вытеснял родовой, исконно славянский, более того, они существовали зачастую параллельно (при всех попытках варяжских князей установить эмоциональный контакт с населением). В итоге формировался так называемый авторитарно-вечевой идеал управления (термин, введенный в историографию отечественным философом А.С. Ахиезером), который не позволял полностью преодолеть догосударственные культурные элементы.

Поэтому сосуществование мира локального и мира государственного прочно вошло в генетический код нашего народа. Это выразилось в наличии двух полюсов власти: казачий круг – атаман, община – помещик. Нетрудно заметить, что традиция, которая легла в основу киевской государственности надолго пережила ее саму.

Но нельзя обойти нашим вниманием экономическую сторону вопроса – влияние варягов на развитие экономики. Безусловно, первые варяжские князья, представляя достаточно организованную военную силу, защищали территорию расселения восточных славян от разорительных набегов, тем самым способствуя и благоприятствуя экономическому развитию Руси. По пути следования кораблей возникали города, которые становились торговыми центрами, из близлежащих стран приглашались ремесленники и другие профессионалы. Именно это позволяет назвать Древнюю Русь страной развитых ремесел. Немаловажную роль для экономического развития сыграли заключенные первыми варяжскими князьями договоры с Византией (907, 911, 945 гг.), которые создавали благоприятные условия для торговли славянских купцов. Вообще именно обслуживание торговли являлось первостепенной задачей варяжских князей, так как это занятие и обуславливало главным образом экономическое развитие Руси, а также ее единство. Недаром В.О. Ключевский заметил, что «внешняя торговля – главная пружина народного хозяйства».

С культурной ролью варягов дело обстоит сложнее всего. Думается, что, несмотря на категоричность вывода Рыбакова, о культурной роли варягов действительно «нечего и говорить». Привнести культуру могли лишь завоеватели, притом те, которые находятся на более высокой ступени развития. В случае с варягами не было ни того, ни другого. Более того, сами варяги, будучи малочисленными, быстро растворялись в русском этносе, ассимилировались, как это происходило и с финно-угорскими племенами. Также нельзя говорить и о формировании замкнутой правящей варяжской элиты. Как уже неоднократно было сказано выше, дружина князя носила открытый характер; вступить в нее при желании и способностях мог любой, поэтому и состоять только лишь из варягов она не могла.

Итак, проведя  анализ исторической роли варягов на Руси, мы пришли к выводу, что отрицать ее вовсе не представляется возможным. Главное, как и во всех делах, не стараться абсолютизировать никакую, даже очень привлекательную идею. В данном случае, отрицать полностью роль скандинавов также нерационально, как и превозносить степень их влияния на нашу историю.

Таким образом, с высказыванием Рыбакова нам  представляется возможным согласиться лишь частично.