Автор работы: Пользователь скрыл имя, 16 Февраля 2012 в 12:41, реферат
Эта тема была выбрана мной не случайно, так как правление Ивана IV Грозного играет немаловажную роль в истории России. Во времена его правления был созван первый Земский собор (1549 г.) – совещательный орган, в котором были представлены различные сословия: аристократия, служилые люди, духовенство; принят новый общероссийский Судебник, способствовавший укреплению централизованной власти.
РЕФЕРАТ
НА ТЕМУ:
I.
ВВЕДЕНИЕ
Эта тема была выбрана мной не случайно, так как правление Ивана IV Грозного играет немаловажную роль в истории России. Во времена его правления был созван первый Земский собор (1549 г.) – совещательный орган, в котором были представлены различные сословия: аристократия, служилые люди, духовенство; принят новый общероссийский Судебник, способствовавший укреплению централизованной власти. В результате реформ было создано постоянное стрелецкое войско, возникли особые органы исполнительной государственной власти – приказы (Посольский, Разбойный, Челобитный и др.). В это время в особое сословие выделились дворяне. Было ограничено местничество (занятие высших должностей в зависимости от знатности и служебного положения предков); система кормлений (содержание должностных лиц за счет местного населения) была заменена общегосударственным налогом, из которого оплачивались служилые люди (1556 г.). Немаловажно было и расширение территории Российского государства за счет присоединения Башкирии (1552-1557 гг.), Астрахани (1556 г.) и Сибирского ханства (Западная Сибирь), присоединенного к России Ермаком в 1582 г.
Но все эти положительные перемены были омрачены поражением в Ливонской войне (1558-1583 гг.), в результате которого Россия потеряла ряд крепостей: Нарва, Ям, Копорье, Ивангород. Неудача в Ливонской войне была следствием слаборазвитой экономики, острой внутренней борьбы в государстве, вызванной опричниной (1565-1572 гг.), деспотичный режим которой еще долго сохранялся даже после ее отмены царем.
Централизация через террор привела к экономическому и политическому кризису 1570-1580-х гг., усиленному войной. Выход из него стали искать в дальнейшем закрепощении крестьянства. XVI век подходил к концу с обострением внешних и внутренних противоречий.
Неординарна и личность самого Ивана IV. Его воспоминания о детстве и молодости (о казнях, зверствах и насилиях) сделали из него «Грозного». Сначала Иван Васильевич предпринял попытки мирных перемен в стране и уже добился многих успехов, но прошлое стало перебарывать его, подозрительность и жестокость превратили его в тирана.
Своей работой я хотел подробнее осветить жизнь России того времени, времени перемен, а также выявить те обстоятельства, которые сделали из царя чудовище и ввергли Россию в пучину кровавой опричнины и экономического упадка.
Мой реферат состоит из нескольких частей: I. Введение; II. Личность Ивана Грозного; III. Эпоха правления Ивана Грозного: 1.Ливонская война. Оборона Пскова, 2. Положение России в Европе: Торговля с Англией,
3. Опричнина: Что такое опричнина, 4. Противоречие в строе государства,
5. Взятие Казани, 6. Поход Ермака в Сибирь; IV. Заключение.
Я просмотрел по каталогу литературу способную наиболее подробно раскрыть все разделы моего реферата, и подобрал ряд книг.
Чтобы наиболее ярко и адекватно показать личность Ивана Грозного я рассмотрел 2 книги: Ключевского В. О. «Исторические портреты», Платонова
С. Ф. , Виппера Р. Ю. «Иван Грозный». Книга Василия Осиповича Ключевского наиболее ярко освещает эту тему, здесь приведены различные факты из жизни первого русского царя: его детства, отрочества и зрелого возраста, подробно раскрыты те обстоятельства, которые повлияли на становление его личности: характера, привычек, склада ума.
Лучшие историки России пытались дать мрачному и героическому правлению русского царя правильную оценку, включить эпоху Грозного в поток русской и европейской истории. Особенно актуально звучит эта тема в экстремальную эпоху, которой в России являлась первая четверть XX века. Именно тогда были написаны сочинения о царствовании Ивана Грозного, в которых на фоне современных событий осмысливалось происходящее в XVI веке. Таковы труды замечательных российских историков: оригинальна трактовка «опричных потрясений» грозненской эпохи Сергея Федоровича Платонова, ставшая впоследствии классической, и совершенно иная концепция, разработанная его современником Робертом Юрьевичем Виппером.
Для наиболее полного раскрытия вопроса касающегося Эпохи правления Ивана Грозного, я проанализировал ряд книг. Например, во 2ой том книги «Сочинения по русской истории» Платонова С. Ф. вошли интереснейшие работы библиографического жанра, посвященные отдельным проблемам русской истории XVI-XVII веков. Объективность, высочайшая исследовательская культура и, так характерное для Сергея Федоровича Платонова, мастерство изложения делают их непременным минимумом знаний каждого культурного человека. Эта книга удобна в использовании и ей может пользоваться каждый от профессора до школьника, любой, кто интересуется прошлым нашей великой Родины. Книга Пушкарева С. Г., основанная на исторических источниках с использованием трудов известных историков: Костомарова Н. И., Ключевского
В. О., Соловьева С. М. и др., дает иной взгляд на ряд исторических событий известных нам ранее. Эта книга побуждает к глубокому изучению государства Российского.
Я с упоением прочитал книгу Сырова С. Н. «Страницы истории» и Соловьева С. М. «Сочинения. История России с древних времен», авторы которых с правдивостью, кристальной честностью, красочно и четко подают материал. События, отображенные на страницах их произведений, реально предстают перед глазами, и создается впечатление, что ты находишься в том месте и в то время, о котором идет речь, становишься участником событий. В моем воображении рождался образ доброго царя Ивана невинно играющего в детские игры, и образ Ивана Грозного, царя – тирана, наводящего ужас на всю Россию и всех ее граждан. Теперь я могу с уверенностью заявить, что мой рассказ об Эпохе правления Ивана Грозного был бы не полным без прочтения этих книг.
Заключение составлено на
РЕФЕРАТ
НАПИСАН БУРЕНКОМ
НИКОЛАЕМ 24.03.98 >>
ИСПРАВЛЕН И ДОПОЛНЕН
6.12.99. ПОЛЬЗУЙТЕСЬ НА
ЗДОРОВЬЕ!
Первое условие для сколь-нибудь верной оценки исторического деятеля - это отрешиться от тенденциозности, второе - понять век, в котором он жил и действовал. (Форстен Г. В.)*
Иван Васильевич IV появился на свет в 1530 г. От природы он получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий великорусский, московский ум. Но обстоятельства, среди которых протекало детство Ивана, рано испортили этот ум, дали ему неестественное, болезненное развитие. Иван рано стал сиротой, на четвертом году лишился отца, а на восьмом потерял и мать. С детства он находился среди чужих людей. В душе на всю жизнь сохранялось чувство сиротства, одиночества, о чем он твердил при всяком случае: «родственники мои не заботились обо мне». Отсюда его робость, ставшая основной чертой его характера. Как и все люди, выросшие среди чужих, без надзора отца и ласк матери, Иван рано усвоил себе привычку ходить, прислушиваясь и оглядываясь. Это развило в нем подозрительность, которая с течением лет превратилась в глубокое недоверие к людям. В детстве ему часто приходилось испытывать равнодушие и пренебрежение со стороны окружающих. Он сам вспоминал после в письме к князю Курбскому, как его с младшим братом Юрием в детстве стесняли во всем, что держали, как убогих людей, плохо кормили и одевали, ни в чем воли не давали, все заставляли делать насильно и не по возрасту. В торжественные церемониальные случаи — при выходе или приеме послов — его окружали царственной пышностью, становились вокруг него с раболепным смирением, а в будни те же люди не церемонились с ним, порой баловали, а порой и дразнили. Горечь, с какою Иван вспоминал об этом 25 лет спустя, дает почувствовать, как часто и сильно его сердили в детстве. Его ласкали как царя и оскорбляли как ребенка. Детство Ивана прошло в такой обстановке, что он не мог тотчас и прямо обнаружить чувство досады или злости, излить кому-либо свои переживания, рассказать о страданиях и бедах. Эта необходимость сдерживаться, дуться в рукав, глотать слезы, питала в нем раздражительность и затаенное, молчаливое озлобление против людей, злость со стиснутыми зубами. К тому же он был испуган в детстве. В 1542 г., когда у власти были князья Бельские, сторонники князя И. Шуйского ночью врасплох напали на стоявшего за их противников митрополита Иоасафа. Владыка скрылся во дворце великого князя. Мятежники разбили окна у митрополита, бросились за ним во дворец и на рассвете вломились с шумом в спальню маленького государя, разбудили и напугали его.
Дворцовые перевороты оставили болезненный след в сознании малолетнего Ивана IV. На его глазах во дворце происходили безобразные сцены своеволия, насилия и убийства. Поэтому в памяти Ивана IV на всю жизнь остались впечатления, полученные им в раннем возрасте, что по смерти матери остались они с братом круглыми сиротами, что подданные начали заботиться не о них, а о стяжании себе богатства и славы. И сколько зла натворили они! Скольких бояр и воевод убили... Дворы, села, именья дядей их расхитили и водворились в них... Казну деда и отца нашего себе захватили. Но молодой государь и сам иногда вмешивался в дворцовые интриги. В 1543 году он отдал на растерзание собакам князя Андрея Шуйского, а в 1546 году приказал казнить двоих князей Воронцовых.
Безобразные сцены боярского своеволия и насилия, среди которых рос Иван, были первыми политическими его впечатлениями. Они превратили его робость в нервную пугливость, которая с годами превратилась в наклонность преувеличивать опасность, образовалось то, что называется страхом с великими глазами. Вечно тревожный и подозрительный, Иван рано привык думать, что окружен только врагами, и воспитал в себе печальную наклонность высматривать, как плетется вокруг него бесконечная сеть козней, которая, как ему казалось, старается опутать его со всех сторон. Это заставило его постоянно держаться настороже; мысль, что вот-вот из-за угла на него бросится недруг, стала привычным, ежеминутным его ожиданием. Всего сильнее в нем работал инстинкт самосохранения. Все усилия его бойкого ума были обращены на разработку этого грубого чувства.
Все переживаемое Иваном не мешало ему быстро развиваться. Ивана учили грамоте, вероятно, так же, как учили его предков, как вообще учили грамоте в древней Руси, заставляя твердить часослов и псалтырь с бесконечным повторением задов, прежде пройденного. Изречения из этих книг затверживались механически, на всю жизнь врезывались в память. С тех пор книги должны были стать любимым предметом его занятий. От псалтыря он перешел к другим частям писания, перечитал много, что мог достать из тогдашнего книжного запаса, вращавшегося в русском читающем обществе. Это был начитаннейший москвич XVI в. Недаром современники называли его «словесной мудрости ритором». О богословских предметах он любил беседовать, особенно за обеденным столом, и имел, по словам летописи, особливую остроту и память от божественного писания. В 17—20 лет он уже поражал окружающих массой пережитых впечатлений и передуманных мыслей, до которых его предки не додумались и в зрелом возрасте. Но все было не так уж безоблачно. Ранняя привычка к тревожному уединенному размышлению про себя, втихомолку постепенно развила в нем болезненную впечатлительность и возбуждаемость. Постепенно Иван привык вводить в деятельность ума участие чувства. О чем бы он ни размышлял, он подгонял, подзадоривал свою мысль страстью. С помощью такого самовнушения он был способен разгорячить свою голову до отважных и высоких помыслов, раскалить свою речь до блестящего красноречия, и тогда с его языка или из-под его пера, как от горячего железа под молотом кузнеца, сыпались искры острот, колкие насмешки, меткие словца, неожиданные обороты. Недаром Иван считался одним из лучших московских ораторов и писателей XVI в., потому что был самый раздраженный москвич того времени. В сочинениях, написанных под диктовку страсти и раздражения, он больше заражает, чем убеждает, поражает жаром речи, гибкостью ума, изворотливостью диалектики, блеском мысли, но это фосфорический блеск, лишенный теплоты, это не вдохновение, а горячность головы, нервическая прыть, следствие искусственного возбуждения. Но люди такого типа быстро перегорают, поскольку в них слабеет возбуждаемость, и они прибегают к искусственному средству, к вину, и Иван не был исключением из правил, так как в годы опричнины он не чуждался этого средства. Такой нравственной неровностью, чередованием высоких подъемов духа с самыми постыдными падениями объясняется и государственная деятельность Ивана. Царь совершил и задумывал много хорошего, умного, даже великого, и рядом с этим наделал еще больше поступков, которые сделали его примером ужаса и отвращения, как для его современников, так и для последующих поколений (Раздражение царя толкнуло его на то мероприятие, которое мы называем опричниной. В уме Грозного всему заводчиками были «изменные владыки», княжата, устроители рады, а виновными безначалии и оппозиции все вообще сочувствующие княжатам.* Гнев государя падал на всякого повинного в сопротивлении его воле - безобразия с опричниками в Москве и в Александровской слободе, разгром Новгорода по одному подозрению в измене, московские казни, убийство сына и митрополита Филиппа.) Но царь превратился в «Грозного» не только из-за банального пьянства. Еще с детства он был лишен устойчивого нравственного равновесия и при малейшем житейском затруднении охотнее склонялся в дурную сторону. От него ежеминутно можно было ожидать грубой выходки: он не умел сладить с малейшим неприятным случаем. Ему недоставало внутреннего, природного благородства; он был восприимчивее более к дурным, чем к добрым, впечатлениям; он принадлежал к числу тех недобрых людей, которые скорее и охотнее замечают в других слабости и недостатки, чем дарование или добрые качества. В каждом встречном, он, прежде всего, видел врага. Всего труднее было приобрести его доверие. Для этого таким людям надобно ежеминутно давать чувствовать, что их любят и уважают, всецело им преданы, и, кому удавалось уверить в этом царя Ивана, тот пользовался его доверием до излишества. Тогда в нем вскрывалось свойство, облегчающее таким людям тягость постоянно напряженного злого настроения - это привязчивость. Первую жену свою он любил какой-то особенно чувствительной любовью. Так же безотчетно он привязывался к Сильвестру и Адашеву, а потом и к Малюте Скуратову. Это соединение привязчивости и недоверчивости выразительно сказалось в духовной Ивана, где он дает детям наставление, «как людей любить и жаловать и как их беречься». Эта двойственность характера и лишала его устойчивости. В своей духовной грамоте он писал: «Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который бы исцелил меня, ждал я, кто бы поскорбел со мной, и не явилось никого, утешающих я не нашел, заплатили мне злом за добро, ненавистью за любовь». **Но если взглянуть с другой стороны, то сразу приходит мысль: «Ничего себе бедный страдалец, царственный мученик, да он года за два до того, ничего не расследовав, по одному подозрению, так, зря, бесчеловечно и безбожно разгромил большой древний город с целою областью, как никогда не громили никакого русского города татары». Это была еще одна из черт его характера – даже в самые злые минуты он умел подниматься до этой искусственной задушевности, до крокодилова плача. Но есть одно обстоятельство, которое сразу придает смысл всем описанным свойствам - Иван был царь. Черты его личного характера дали особое направление его политическому образу мыслей, а его политический образ мыслей оказал сильное, притом вредное, влияние на его политический образ действий, испортил его.
Кроме всего выше перечисленного в голове Ивана рано зародилось политическое размышление - занятие, которого не знали его московские предки ни среди детских игр, ни в деловых заботах зрелого возраста. Политические думы царя вырабатывались тайком от окружающих, как тайком складывался его сложный характер. Первым помыслом Ивана при выходе из правительственной опеки бояр было принять титул царя и венчаться на царство торжественным церковным обрядом. Все его мысли были о царской власти, о ее божественном происхождении, о государственном порядке, об отношениях к советникам и подданным, о гибельных следствиях разновластия и безначалия. Несть власти, аще не от бога. Всяка душа властем предержащим да повинуется. Горе граду, им же градом мнози обладают и т. п. Иван IV был первый из московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия. Это было для него политическим откровением, и с той поры его царственное «я» сделалось для него предметом набожного поклонения. Он сам для себя стал святыней и в помыслах своих создал целое богословие политического самообожания в виде ученой теории своей царской власти. Тут необходимо отметить недостаток ее практической разработки. Увлеченный враждой и воображаемыми страхами, он упустил из виду практические задачи и потребности государственной жизни и не умел приладить своей отвлеченной теории к исторической действительности. Без этой практической разработки его возвышенная теория верховной власти превратилась в каприз личного самовластия, исказилась в орудие личной злости, безотчетного произвола. Усвоив себе чрезвычайно исключительную и нетерпеливую отвлеченную идею верховной власти, он решил, что не может править государством, как правили его отец и дед, при содействии бояр, но, как иначе он должен править, этого он и сам не мог уяснить себе. Превратив политический вопрос о порядке в ожесточенную вражду, в бесцеремонную и неразборчивую резню, он своей опричниной внес в общество страшную смуту, а сыноубийством подготовил гибель своей династии.
Исходя из всего вышесказанного, я могу утверждать, что период правления Ивана IV не привнес значительных положительных результатов в нашу историю, как может показаться на первый взгляд, судя по его замыслам и начинаниям, по шуму, какой производила его деятельность. Иван Васильевич больше задумывал, чем сделал, сильнее подействовал на воображение и нервы своих современников, чем на современный ему государственный порядок. Жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, как она строилась до него и после него, но без него это устроение пошло бы легче и ровнее, чем оно шло при нем и после него: важнейшие политические вопросы были бы разрешены без тех потрясений, какие были им подготовлены.*Зато на лицо отрицательное значение этого царствования. Царь Иван был замечательным писателем и мыслителем того времени, но он не был государственным деятелем. Самолюбивое и мнительное направление его политической мысли при его нервной возбужденности лишало его практического такта, политического глазомера, чутья действительности, и, успешно предприняв завершение государственного порядка, заложенного его предками, он незаметно для себя самого кончил тем, что поколебал самые основания этого порядка.