Социально-экономическое развитие крымского ханства

С точки зрения Крыма этот союз означал, что Москва признаёт крымского  хана повелителем всей Великой Орды и переходит к нему в формальное подданство, сбросив зависимость  от Сарая. Унаследовав традиционное ордынское верховенство над московским великим князем, Менгли Герай отказался от привилегий, унижавших союзника: он освободил Ивана от выплаты дани и стал называть его в письмах «своим братом». Щепетильный вопрос о титуле был очень важен для Ивана III, ведь хан как представитель господствующей династии был бы вправе называть ордынского вассала и «холопом», однако вместо этого признал московского правителя равным себе, что сильно укрепило авторитет Ивана среди соседей.

В) Дипломатические контакты Крымского  ханства

Русско-крымские отношения.

Фактор турецкого военно-политического  могущества далеко не однозначно сказывался на характере русско-крымских отношений[42]. С одной стороны, любые попытки  русского наступления на Крым неминуемо  должны были привести к военному столкновению с Османской империей, что ещё  больше осложняло бы международное  положение России, ибо её сил для  борьбы одновременно на многих фронтах  было явно недостаточно. Вот почему приходилось отказываться от планов военного разгрома Крымского ханства и ставился вопрос  о необходимости обеспечения безопасности  южных границ страны путём создания по возможности более эффективной системы обороны, которая планомерно развивалась и совершенствовалась на протяжении всей первой половины XVI века[43]. Но в то же время нельзя не отметить тот факт, что на протяжении XVI века были периоды враждебных отношений между турецким султаном и правящей верхушкой Крыма. Разумеется, это не означало, что Крым переставал быть проводником воли Турции. Однако это существенно осложняло проведение Турцией своей политики в отношении России и создавало простор для деятельности русской дипломатии.

Русская дипломатия и русское  правительство использовали в своих  интересах не только те политические круги в Крыму, которые склонялись к поддержанию мира с Россией, но и возникающие в системе  мусульманских юртов внутренние противоречия, стремясь не допустить  создания единого антирусского фронта. Вместе с тем они вели и поиски на юге тех сил, которые можно  было бы противопоставить наиболее непримиримым противникам Российского государства. Отсюда и попытки поддержать против Крыма Астрахань и  Ногайскую  Орду[44].

Мы можем согласиться  с А. А. Новосельским, что воздействие  Польши на русско-крымские отношения  было однозначным[45], а меры по консолидации сил всех христианских государств носили сугубо декларативный характер. Известно, что в целях оправдания соглашений с Крымом в период Ливонской войны, порочивших репутацию польских королей, король Стефан Баторий разработал целую теорию завоевания Московского государства с тем, чтобы впоследствие обратить все силы против татар и турок и, таким образом, осуществить планы римского папы. Стефан Баторий в приподнятом тоне говорил о том, что Московии грозит захват её турками; если это случится, то тогда горе Европе. Ввиду этого вся Европа должна поддерживать завоевательные планы короля  в Московском государстве[46]. Коль скоро подобные заявления соответствовали действительности, польское правительство должно было идти на заключение союзного договора с Москвой, направленного непосредственного против «мусульманской угрозы». Однако все предложения о заключении такого договора были отклонены польской стороной. Всё это позволяет сказать, что Польша и Крым объективно выступали союзниками в борьбе против Московского государства на протяжении всего XVI века. Набеги крымских татар на Польшу, как убедительно показывает А. А. Новосельский, не наносили существенного вреда коренным польским землям и не представляли угрозы существования польской государственности[47]. Они носили во многом «спонтанный» характер и не были санкционированы крымским ханом. Всё это позволяет говорить о существовании определённого внешнеполитического курса Крымского ханства и делать выводы о его преимущественно антирусской направленности.

Курс Крымского ханства на «параллельную  поддержку»

После победы Менгли-Герея над Большой Ордой в 1502 году  вешнеполитический курс Крымского ханства изменился. Изменение этого курса начало происходить, пожалуй, чуть раньше, в конце XV века, когда, по словам К. Маркса, «изумленная Европа, в начале княжения Ивана III, едва ли даже подозревала о существовании Московии, зажатой между Литвой и татарами, была ошеломлена внезапным появлением огромной империи на восточных своих окраинах». Турции, как впрочем и Крымскому ханству, было явно не выгодно появление «огромной империи» в регионе, где у Турции были свои интересы. И если вначале Турция не была против союза Крыма с Москвой, направленного против Большой Орды и Польши, то теперь она стала требовать от Крымского ханства кардинально изменить свой внешнеполитический курс по отношению к Москве и Польше.

         Об  изменении внешнеполитического  курса Крымского ханства говорит  целый ряд фактов.^Например, успехи московских войск в 1500 году, поражение литовской армии у реки Ведроша произвели малоблагоприятное впечатление на крымского хана. Несмотря на то, что Иван III отказался зимой 1500—1501 гг. от похода на Смоленск (поход явно не нравился Менгли-Гирею), крымский хан все же прекратил вооруженную поддержку московского войска и, кроме того, стал форсировать дипломатические переговоры с Краковом и Вильно. Последние, в свою очередь, стремились как можно скорее разорвать союз Крыма с Московским государством. «Весьма показательным были попытки литовского полка — киевского воеводы князя Дмитрия Путятича напугать Менгли-Гирея военными успехами Москвы, перспективой приближения границ Московской державы к самому Крыму и в то же время предложить хану антимосковский союз, регулярную выплату дани... Эти демарши, видимо, были рассчитаны на полную переориентацию политики Крыма, однако они не оказывали еще большего воздействия на Менгли-Гирея, он хорошо знал им реальную цену».

         Однако  в отношениях Польши с Крымом  стали возникать новые моменты.  Менгли-Гирей теперь более охотно, чем раньше, принимал польских дипломатов, в то же время он проявлял некоторую «медлительность» в организации набегов на юго-восточные территории Польско-Литовского государства. Так, весной 1501 года Менгли-Гирей как будто был готов выступить против Литвы (об этом доносили Ивану III московские послы), тем не менее данную операцию он все же не осуществил. Иван III убедился в нежелании Менгли-Гирея продолжать активное сотрудничество с Московским государством, когда были получены сведения о настойчивых попытках польской дипломатии заключить с Крымом мир и союз. Этот момент наступил весной 1503 года. С одной стороны, Менгли-Гирей уже встал на путь переговоров с польско-литовским правительством, принимал польских послов в 1502—1504 годах, тогда же он организовал походы в район Чернигова, находившегося уже иод контролем Русского государства, проявлял определенный интерес к смене ханов на казанском престоле; с другой стороны, он боялся политического «воскрешения» Ших-Ахмата, его связей с ногайцами, боялся и восстановления ордынско-польского военного союза. Поэтому позиция Менгли-Гирея была весьма осторожной.

         Он, например, намеренно затягивал в  1503—1504 годах московские переговоры, заставлял русского посла почти  целый год ждать в Путивле  «пропуска» на въезд в Крым. Но в то же время Менгли-Гирей зорко следил за тем, чтоб Московское государство в конце концов вовсе не отказалось от. союза с Крымом. Особенно боялся Менгли-Гирей, что Москва, разорвав отношения с Бахчисараем, заключит союз с другим государством данного региона. Поэтому он чередует набеги то на владения польского короля, то на владения Великого московского князя.

         О нежелании разрывать отношения с Москвой говорит тот факт, что Менгли-Гирей, зная о замене на казанском престоле его пасынка Абдул Латифа Мухаммед-Эмином, ханом промосковской ориентации, относился к этому вначале весьма спокойно, даже посылает московскому государству грамоту, в которой указывает: «бывшему в Казани царем, царя Менгли-Гирея пасынку Нурзатань Царицы сыну Абдул Летифу быть у Российского государя во всяком послушании, усердствуя как ему государю, так и детям его, к польскому королю и ко другим государевым неприятелям не приставать, и никак с ним не ссылаться; жить в том месте, которое дано ему во владение, и без позволения государства никуда из России не выезжать». Абдул Латифу московским государем был пожаловал город Юрьев.

         Но  от былого активного сотрудничества  остается все меньше и меньше  следов, напротив, позиция Крымского  ханства и его дипломатов в  отношении Московского государства  становится все более жесткой.  Он все более и более проявляет  внимание к Казанскому ханству,  начинает решительно требовать  возвращения русским правительством  в Крым Абдул Латифа. Одобряет подготовку мятежа в Казани против Русского государства, который вспыхнул летом 1505 г. Пользуясь поддержкой, а может даже и помощью Крымского хана Менгли-Гирея, казанский хан Мухаммед-Эмин сначала выступил против «злоупотреблений» московских воевод, но по мере того, как крымский хан все активнее и активнее подстрекал против Москвы, Мухаммед-Эмин даже предпринял попытку наступления на Нижний Новгород и Муром. После же прихода к власти Василия III казанский хан открыто провозгласил о разрыве отношений с Московским государством.

         Все  более жесткой становится политика  Крыма по отношению к Московскому  государству и в восточно-европейском  регионе, особенно в последнее  десятилетие правления Менгли-Гирея, и стоящего за его спиной турецкого султана Баязида. Все меньше набегов крымский хан совершает на территорию польского короля, и в то же время Менгли-Гирей приступает к осуществлению все более регулярных опустошительных набегов на южные окраины Московского государства. Тактика Менгли-Гирея к Москве (да, впрочем, и к другим государствам) становится все более вероломной. Одной рукой он пишет грамоту московскому царю с уверением «в дружбе и согласии, противу Польского короля... великого князя земель и подвластных ему Российских князей не воевать», другой рукой седлает коня и совершает разбойничий набег на русские земли (зачастую опережая посла, направленного с грамотой в «дружеских заверениях»).

         Наступившие  в эти годы важные, крутые перемены  внешнеполитического курса Крыма  и Оттоманской Порты неоднократно  привлекали внимание исследователей. При этом многие из них, пытаясь  выяснить причины, вызвавшие такую  резкую перемену во взаимоотношениях  Москвы и Крыма, часто сводят  все дело к проблеме приближения  в начале XVI века государственных  территорий Московской Руси к  границам Крымского ханства и  к вопросу якобы возросшей  воинственности самой Москвы  по отношению к Крымскому ханству.  Но такие утверждения не подтверждаются  историческими фактами. Так, исследователи  И. Б. Греков, Л. В. Заборовский.  Г. Г. Литаврин и другие, рассматривая взаимоотношения Турции и стран Европы, где, в частности, уделяют внимание и вопросу отношений между Турцией и Крымом, с одной стороны, и Польшей, Литвой и Московским государством, с другой, подчеркивают: «Такая трактовка тогдашней международной жизни региона не может быть целиком принята. На наш взгляд, двусторонние крымско-московские отношения должны быть вписаны в систему международных отношений региона в целом». Такая точка зрения позволяет, пожалуй, наиболее верно разобраться в тех переменах, которые произошли во взаимоотношениях Москвы и Крымского ханства в начале XVI века.

         Пока  Крымское ханство и Османская  Порта видели для себя основную  опасность в существовании союза  между Польско-Литовским государством  и Большой Ордой, а также  в тесном сотрудничестве Польши, Венгрии и Чешского государства,  они активно сотрудничали с  Московской Русью, справедливо  считая, что именно она способна  противостоять дальнейшему усилению  Польши и Большой Орды. Но как  только Большая Орда по существу  перестала существовать и вследствие этого опасный польско-ордынский союз распался, перед Крымом и Портой возникла необходимость прекратить атаки на Польско-Литовское государство и форсировать наступательные операции против Московской Руси. И это несмотря на то, что польско-литовские «украинцы» все еще были ближе и доступнее войскам Крымского хана, чем «украинцы» Московского государства.

         Изменение  внешнеполитического курса Крымского  ханства и Османской Порты  произошло не сразу, так как  полный разрыв с Москвой был  чреват целым рядом невыгодных  для них последствий. «Эта политика стала фактом во втором десятилетии XVI в., а на протяжении 1505—1510 годов происходило лишь медленное «сползание» к такому внешнеполитическому курсу, поскольку крымско-османская дипломатия была вынуждена считаться с некоторыми сложностями конкретной исторической жизни региона, в частности, с перспективой политического «воскрешения» как хана Ших-Ахмата, так и самой Большой Орды, а, кроме того, и с перспективой усиления Польши на Западе, в связи с симптомами нового сближения Ягеллонов, обусловленного попытками Сигизмунда и Владислава продолжить борьбу против Габсбургов при поддер-жке Франции».

         После  того, как Московское государство,  объединив свои земли, укрепило  свое мелсдународное значение, а Большая Орда, напротив, утратила свое былое могущество, основной задачей крымско-османской дипломатии являлось разжечь польско-московское соперничество. С учетом этого становится ясно, что не случайно, видимо, Османская империя и Крымское ханство, продолжая под-держивать дипломатические связи и заверять как Москву, так и Краков в «любви и дружбе», вместе с тем использовал и все средства для ослабления двух своих восточноевропейских соседей — Московскую Русь и Польско-Литовское государство. Чаще всего таким средством были опустошительные набеги войск Крымского хана то на территорию Московской Руси, то на территорию Польского государства. Османско-крымская дипломатия использовала и даже подготавливала прямое столкновение между Москвой и Краковом. Это достигалось одновременной поддержкой и представлением параллельных «гарантий» военной помощи как Польше, так и Москве, в случае возникновения вооруженного конфликта между ними.

         Таким  образом, к концу правления  Менгли-Гирея внешнеполитический курс Крымского ханства по отношению к Москве резко изменился в сравнении с проводимой политикой его отца и самого Менгли-Гирея в начале его ханства. От активного союза с Москвой Крымское ханство переходит к «параллельной поддержке» Москвы и Кракова. Этот внешнеполитический курс Крымское ханство и Османская Порта по существу без особых изменений соблюдали до самых последних дней Крымского ханства.

МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО, УКРАИНА, ЛИТВА, ПОЛЬША И КРЫМ. XVII век.

В 1574 году турецко-татарское  войско напало на Молдавию. Приведя  там к власти своего ставленника  Петра, брата волошского господаря, турецкий султан, мстивший за участие  польских добровольцев в войне не на его стороне, приказал крымскому  хану совершить набег на Польшу. В октябре 1575 года десятитысячная татарская  орда начала опустошать польское приграничье. В это же время новый предводитель украинских казаков Богдан Ружинский ворвался с отборным отрядом через Перекоп на Крымский полуостров и произвел там большие опустошения. После этого его отряд по Черному морю проплыл к берегам Малой Азии и разграбил Трапезунт и Синоп, везде вырезая местных жителей. Позднее он погиб при взятии казаками турецкой крепости Асламы, закрывавшей проход из устья Днепра в Черное море. Бывший тогда королем Польши Стефан Баторий организовал днепровскую стражу — казаки были разделены на полки и сотни, имели верховные органы управления, получили гетманские клейноды, королевское знамя с гербом белого орла, бунчук, означавший одержанные казаками победы над татарами и турками, булаву и войсковую печать. Всего было десять полков, каждый из которых составлял целую область — Чигиринский, Корсунский, Черкасский, Умайский, Лодыженский, Богуславский и Киевский на правом берегу Днепра и Переяславский, Полтавский и Миргородский — на Левобережье. Реестровые казаки образовали пограничную стражу. Гетманской ставкой стал город Батурин, построенный по приказу Стефана Батория на реке Сейм и названный в его честь. Известно, что турецкий султан Мурад и крымский хан Девлет Гирей не один раз требовали от Стефана Батория уничтожения украинских казаков. Крымские татары получили достойных противников, не уступающим им ни в мужестве, ни в боевом мастерстве. Почти на каждый крымский набег казаки отвечали своим набегом на земли ханства. Кроме украинских в серьезную боевую силу превратилось и донское казачество.