Индоевропейская языковая семья, общая характеристика

Славянская группа, в которой обычно вычленяют 3 подгруппы (первоначально предпочитали двойное деление: северно-славянская и южно-славянская): 1) южно-славянскую: старославянский язык, 10-11 вв., в реконструкции - 9 в. (переводы Евангелия, Псалтыри, Требника и другой религиозной литературы; следы поэтических текстов, публицистики и т. п.), выступавший как общий язык культа у славян и продолживший свое существование у восточных и у большей части южных славян, с некоторыми местными модификациями как церковнославянский язык разных изводов (русского, болгарского, сербского и т. п.); болгарский, македонский, сербскохорватский (с двумя вариантами - сербским, пользующимся кириллицей, и хорватским, пользующимся латиницей), словенский, или словинский; 2) западно-славянская: чешский, словацкий, польский с обладающим собственной литературной традицией кашубским диалектом, словинско-поморские говоры, верхнелужицкий, нижнелужицкий, вымерший полабский (дравено-полабский) и ряд славянских говоров между Одрой и Эльбой, также исчезнувших уже на глазах истории; 3) восточно-славянская: русский, или великорусский, украинский, раньше называвшийся и малорусским, белорусский.

Несомненно, что существовали и некоторые другие И. я. Одни из них  вымерли бесследно, другие оставили по себе немногочисленные следы в  топономастике и субстратной  лексике. Случай, когда таких следов вполне достаточно, чтобы на их основе реконструировать особый язык, представлен  т. наз. пеласгским языком догреческого населения Древней Греции; сама реконструкция  его фонетических особенностей может  быть и довольно корректной, но это  еще не решает вопроса о конкретной принадлежности данного языка. В  отношении третьих языков есть сомнения, являются ли они самостоятельными особыми  языками или же лишь разновидностями  уже известных языков (случай древнемакедонского, или македонского, языка, который  часто считают древнегреческим  или иллирийским); наконец, в связи  с четвертыми продолжает стоять вопрос о принадлежности их к И. я. (случай этрусского языка).

Временные и пространственные диапазоны И. я. огромны: во времени - с самого начала 2-го тыс. до н. э., в пространстве - от побережья Атлантического океана на западе до Центральной Азии на востоке и от Скандинавии на севере до Средиземноморья на юге; в последние 500 лет наблюдается активная экспансия таких новых И. я., как английский, испанский, французский, португальский, нидерландский, русский, приведшая к появлению индоевропейской речи на всех материках. Уже в историческое время или незадолго до него (притом что реконструкция исходного состояния достаточно надежна) совершались миграции носителей И. я. Из них достаточно указать лишь некоторые: приход хетто-лувийских племен в Малую Азию, вероятно, из более северного ареала (не исключено, что из-за Черного или Каспийского морей - через Кавказ или Балканы) и продвижение их на запад Малой Азии к Эгеиде; миграция индоиранских племен (видимо, из южнорусских степей) на юго-восток - частично через Кавказ и далее в Малую Азию, Месопотамию, Иран, но в значительной степени - севернее Каспийского моря, через Среднюю Азию (для ведийских племен более или менее надежно прослеживается путь из восточного Ирана, в частности из Белуджистана, в северо-западную Индию, в Пенджаб, и уже в более позднее время далее на восток по течению Ганга и на юг в сторону Декана); дальше всех продвинулись на восток тохары, которые, судя по ряду обстоятельств (в частности, по заимствованиям из финно-угорских языков), видимо, также пришли к востоку между южной оконечностью Уральских гор и Каспийским морем. Древнегреческие племена из глуби Балкан двинулись в южном направлении, освоили всю Грецию вплоть до Пелопоннеса, островов Эгейского и Средиземного морей, а далее и западное побережье Малой Азии (Иония) и северный берег Черного моря; вместе с тем не исключены и западные миграции греч. племен - как в пределах Малой Азии, так и вне ее; происходили миграции фригийцев, фраийцев, вероятно, армян (как позже кельтов и некоторых других племен) с Балкан в Малую Азию, а иногда и далее на восток вплоть до Закавказья (армяне); движение германских племен с севера (из Скандинавии, Ютландии, с южного побережья Балтийского моря, например готов и др.) к югу, через Польшу, Россию, в южнорусские степи, Крым, Дакию, на Балканы, в Италию, Францию, Испанию, даже в Северную Африку, на Британские острова и т. п.; кельтские миграции к югу в Испанию и Италию, а также на восток и юго-восток через Германию, Австрию в Чехию, южную Польшу, западное Предкарпатье, Балканы, в Малую Азию; движение италийских племен, венетов, иллирийцев из Центральной Европы к югу на Апеннинский полуостров и на Балканы; распространение славян к югу на Балканы, к востоку и северу в России, позже вплоть до Ледовитого и Тихого океанов, отчасти и на запад к Эльбе; распространение балтийских племен к югу и юго-востоку от Прибалтики и т. п. Эти этнические передвижения соотносятся с постоянным изменением языковой ситуации на территориях, охваченных И. я. Можно полагать (такова пока наиболее распространенная точка зрения), что область первоначального (или просто достаточно раннего) распространения И. я. (или, точнее, диалектов) лежала в полосе от Центральной Европы и Северных Балкан до Причерноморья (южнорусские степи). Вместе с тем выдвигается гипотеза, согласно которой начальный центр иррадиации И. я. и соответствующей культуры лежал на Ближнем Востоке, в достаточно близком соседстве с носителями картвельских, афразийских (семито-хамитских) языков и, вероятно, дравидских и урало-алтайских. Во всяком случае, индоевропейская речь такого раннего локального центра, как Юго-Восточная (или Центральная) Европа или Ближний Восток, должна была представлять достаточно единое лингвистическое образование, которое вполне может претендовать на роль индоевропейского праязыка, или индоевропейского языка-основы.

Сравнительно-историческое индоевропейское языкознание постулировало  на определенном этапе своего развития (А. Шлейхер и позднее другие ученые) существование такого языка-источника  всех известных И. я., выявляемого  в его конкретных чертах через  установление системы соответствий между частными И. я. Эти регулярные соответствия между формальными  элементами разных уровней, связанных  в принципе с одними и теми же единицами содержания, как раз  и позволяющие говорить об индоевропейском праязыке, в свою очередь, могут интерпретироваться по-разному, например как результат существования исходного единства (индоевропейский праязык или совокупность древнейших индоевропейских диалектов) или ситуации языкового союза, возникшего как следствие конвергентного развития ряда первоначально различных языков. Такое развитие могло привести к тому, что, во-первых, эти языки стали характеризоваться типологически сходными структурами и, во-вторых, эти структуры получили такое формальное отношение, когда между ними можно установить более или менее регулярные соответствия (правила перехода). В принципе обе указанные возможности не противоречат одна другой, но принадлежат разным хронологическим перспективам. Таким образом, объединение ряда современных И. я. в общее единство оправдано с точки зрения исторической схемы, которая оказывается малоактуальной для настоящего состояния И. я., хотя и позволяет установить наиболее простым образом связи между И. я. в наиболее древнюю эпоху их существования - ср. такие типологич. полюса развития И. я., как законченный синтетизм древнеиндийского и балто-славянского при аналитизме современного английского; как флективность древних И. я. при выработке агглютинативной техники в ряде новых индийских и иранских языков. При этом в ходе развития И. я. могла неоднократно получать перевес то одна, то другая из названных тенденций. Учет типологического разнообразия И. я. требует обращать внимание и на некоторые исключения из "общего" типа - ср. наличие в ряде И. я. церебральных или фарингальных согласных, изафета или пересказывательного наклонения, двухслойной системы склонения или групповой флексии (как в тохарском), вторичных локативных падежей финно-угорского типа или следов классной системы имени и т. п.

Из особенностей диал. членения индоевропейской языковой области  следует отметить особую близость соответственно индоарийских и иранских языков (в  ряде случаев восстанавливаются  целые фрагменты общего индоиранского  текста), балтийских и славянских языков, несколько в меньшей степени  италийских и кельтских, что позволяет  сделать некоторые выводы об этапах и хронологии эволюции индоевропейской  семьи языков, Индоиранский, древнегреческий  и армянский обнаруживают значительное количество общих изоглосс. Вместе с тем балтийские, славянские, фракийский, албанский языки разделяют ряд характерных общих черт с индоиранскими языками, а италийские и кельтские - с германскими, венетским и иллирийским (ср. введенное X. Краэ понятие "центрально-европейских" языков).

Для древнего состояния языка-источника  И. я. (было бы неосторожно относить следующую ниже картину непременно к индоевропейскому праязыку) были, видимо, характерны след. черты: в фонетике - наличие "е" и "o" как вариантов единой морфонемы (отсюда следует, что для более раннего периода гласные могли не быть фонемами), особая роль "а" в системе, присутствие ларингальных, имевших отношение к становлению оппозиции долгота - краткость (или соответствующих интонационных или даже тоновых различий); наличие трех рядов смычных, обычно трактуемых как звонкий, глухой, придыхательный (для более раннего периода интерпретация, возможно, должна быть иной, в частности должна учитывать противопоставление по напряженности-ненапряженности), трех рядов заднеязычных, ранее сводимых к более простым отношениям; тенденция к палатализации опрелеленных согласных в одной группе И. я. и к лабиализации их в другой; возможная позиционная (в слове) мотивировка появления определенных классов смычных (т. е. правила дистрибуции, впоследствии часто недействительные); в морфологии - гетероклитическое склонение, совмещающее в одной парадигме разные типы склонения, вероятное наличие эргативного ("активного") падежа, признаваемое многими исследователями, относительно простая падежная система с дальнейшим развитием косвенных падежей из ранее непарадигматических образований (например, из синтаксического сочетания имени с послелогом, частицей и т. п.); известная близость номинатива на -s и генитива с тем же элементом, предполагающая единый источник этих форм; наличие "неопределенного" падежа (casus indefinitus); противопоставление одушевленного и неодушевленного классов, давших впоследствии начало трехродовой (через двухродовую) системе; наличие двух серий глагольных форм (условно на -mi и на -Hi/oH), определивших развитие ряда других категорий - тематического и атематического спряжения, медиапассивных и перфектных форм, переходности/непереходности, активности/инактивности; две серии личных окончаний глагола, с помощью которых, в частности, дифференцировались настоящие и прошедшие времена, формы наклонений и т. д.; основы на -s, из которых возникли один из классов презентных основ, сигматический аорист, ряд форм наклонений и производное спряжение; в синтаксисе - структура предложения с указанием взаимозависимости и места его членов, определяемая т. наз. законом Ваккернагеля; роль частиц и превербов; наличие полнозначного статуса у слов, позже превратившихся в служебные элементы; некоторые синтаксические черты первоначального аналитизма (с отдельными элементами "изолирующего" строя) и т. п.

Подобно тому как в течение более чем полуторавекового развития индоевропейского языкознания понимание состава И. я. менялось обычно в сторону увеличения языков (так, первоначальное ядро - санскрит, греческий, латинский, германский - расширялось за счет кельтских, балтийских, славянских, позже албанского и армянского, уже в 20 в. - за счет хеттолувийских и тохарских и т. п.; впрочем, известны и противоположные случаи - исключение из числа И. я. грузинского или кави), оно не вполне стабильно и сейчас, с одной стороны, существуют некоторые языки, усиленно проверяемые на их возможную принадлежность к И. я. (как этрусский или некоторые другие, еще не дешифрованные языки), с другой стороны, сами И. я. в ряде построений выводятся из изолированного состояния (так, П. Кречмер считал И. я. родственными т. наз. рето-тирренскому и возводил их к единому протоиндоевропейскому источнику). Теорию более глубокого родства И. я. предложил В. М. Иллич-Свитыч, подтвердивший на обширном материале фонетических и отчасти морфологических соответствий родственные связи И. я. с т. наз. ностратическими, куда входят, по меньшей мере, такие большие языковые семьи Старого Света, как афразийская, уральская, алтайская, дравидская и картвельская. Обретение И. я. своей собственной языковой "свсрхсемьи" позволяет наметить новые важные перспективы в изучении их развития.

3. НОВЫЙ АСПЕКТ

Важным аспектом индоевропейского языкознания стала интерпретация  имевшихся и вновь открытых языковых памятников так называемых "малых" индоевропейских языков, осуществленная на современном уровне лингвистических  знаний.

Помимо вышеназванных, документированных  значительной письменной традицией  древних индоевропейских языков, принадлежность которых к определенный языковым группам надежно установлена, сохранились фрагментарные памятники целого ряда исчезнувших индоевропейских языков, распространенных в давности в различных областях Европы. Особенности структуры этих языков не позволяют отнести их ни к одной из уже известных древних генетических общностей.

Реликтовые индоевропейские  языки представляется целесообразным объединить по географическому (ареальному) принципу.

Палеобалканский ареал. Он включает: фригийский (исторически распространенный в Малой Азии, но в древности локализуемый на Балканах) в двух его разновидностях - старофригийский, засвидетельствованный эпиграфическими памятниками VIII - V вв до н. э., и новофригийский, фиксированный в надписях II - III вв. н. э.; фракийский язык (VI - V вв. до н. э. - III - V вв. н. э.); мессапский язык, документированный надписями VI - I вв. до н. э. из южной и юго-восточной Италии, но генетически тесно связанный с другими палеобалканскими языками; иллирийский язык представлен именами собственными и отдельными глоссами [7]; древнемакедонский язык, лексические остатки которого дошли до нас из сочинений греческих авторов, пеласгийский или догреческий язык, методом лингвистической стратиграфии выявленный по данным аллогенной ономастики и апеллятивной лексики греческого языка [8].

Аппенинский ареал. В его составе выделяется как наиболее документированный памятниками венетский язык (надписи VI - I вв. до н. э.), занимающий обособленное место в кругу и.-е. языков, сикульский, авсонский, сабелльско-пиценский, элимский [9].

Пиренейский ареал. В нем в древности были распространены лузитанский и иберский языки [10].

Севернопричерноморский  ареал хранит следы ономастических языков киммерийского и синдского, или синдо-меотского [11].

Кроме того, сохраняются  разрозненные языковые остатки (почти  исключительно ономастика), индоевропейское  происхождение которых не вызывает сомнений и по отношению к которым  нередко применяют обозначение "язык", но которые в силу их скудости и  лингвистической неаутентичности  могут быть так названы лишь с  большими оговорками (дакийский, пеонийский, мигдонийский, ретийский, эпирский, мизийский, гетский и т. п.).

Одной из ключевых задач  индоевропейского языкознания всегда считалась задача определения границ распространения индоевропейского праязыка в доисторический период, упрощенно часто называемой "проблемой  прародины индоевропейцев". Локализацию  первоначального распространения  общеиндоевропейского языкового состояния  следует рассматривать в связи  с его диалектным членением. Эта взаимосвязь приводит к выводу о 1) пространственной подвижности предполагаемых границ, 2) возможности хронологического разграничения при определении этих границ для более раннего праязыкового состояния и для более позднего, характеризующегося интенсивной иррадиацией индоевропейских диалектов, вызванной процессами миграции индоевропейских племен на исторические места их расселения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На основе сравнения индоевропейских  языков стало возможно в какой-то степени реконструировать материальную и духовную культуру, обычаи, образ  жизни и социальные институты  древних индоевропейцев – людей, которые говорили на общеиндоевропейском  языке. Так, из того, что в латинском языке есть слово mel, в готском – , в греческом – , в древнеирландском – mil, в хеттском клинописном – melit и все они означают «мёд», можно заключить, что индоевропейцы были знакомы с этим продуктом; а если сравнить латинское bos, умбрское bue, древнеирландское bo, английское cow, латышское gùovs, старославянское gov-e-do, тохарское ko, греческое , армянское kov, авестийское gauš и ведийское gaús, означающие «корова» (реже – «бык» или «буйвол»), станет очевидно, что индоевропейцам были известны коровы. На основании такого рода соображений с достаточной определенностью можно утверждать, что индоевропейцы разводили домашних животных, в частности овец, собак, коров, коз, свиней, уток, гусей, а позднее – лошадей; что они обрабатывали землю с помощью плуга; что они сеяли ячмень, пшеницу, просо, овес и полбу; и что они мололи зерно и получали из него муку. Из диких животных знали медведя и волка, из деревьев – бук, березу, дуб и сосну. Из металлов им, вероятно, был известны только бронза или медь. По всей видимости, это были люди позднего каменного века, и, как показывает немецкое слово Messer «нож», они были знакомы с каменными орудиями для резания. Messer происходит от древневерхненемецкого mezzi-rahs, из mezzi-sahs, первый элемент которого – *mati- (англ. meat «мясо»), а второй является родственным древнеанглийскому seax «меч» и латинскому saxum «камень»; все слово целиком обозначает нож, сделанный из камня и используемый для разрезания мяса. (Исследование подобных фактов называют лингвистической палеонтологией.)

С помощью этого же метода можно попытаться идентифицировать «прародину» индоевропейцев, т.е. последнюю  территорию их расселения перед первым разделением, которое происходило  самое позднее в III тысячелетии  до н.э. Широкая распространенность обозначений для «снега» (англ. snow, нем. Schnee, лат. nix, греч. , русск. снег, литовск. и т.д.) и «зимы» (лат. hiems, литовск. ziemà, русск. зима, греч. ведийское himás), в противоположность отсутствию единых обозначений для «лета» и «осени», ясно указывают на холодную северную прародину. Об этом же свидетельствует наличие названий деревьев, приведенных выше, при отсутствии или позднем появлении названий деревьев, растущих в средиземноморском ареале и требующих теплого климата, – таких, как фиговое дерево, кипарис, лавр и виноградная лоза. Названия тропических и субтропических животных (таких, как кошка, осел, обезьяна, верблюд, лев, тигр, гиена, слон) также поздние, в то время как названия медведя, волка и выдры – ранние. С другой стороны, присутствие этих названий животных и растений и отсутствие названий полярных животных (тюленя, морского льва, моржа) и растений определенно говорит против полярной прародины.