Взаимоотношения религии и искусства

Поскольку в самом Коране нет ясно выраженного запрета изображений живого, предлагается искать ортодоксально-религиозное выражение запрета в толкованиях Корана, пышно расцветших после смерти пророка Хадисаха, представляющих своеобразную оправу к Корану. Однако эта точка зрения неправомерна, ибо не раскрывает не только психологии возникновения запрета изображений в мусульманской ортодоксии, но и не объясняет причин отрицательного отношения к монументальной живописи среди нардов, воспитанных мусульманской религией, находившихся под его сильным влиянием в средневековую эпоху. Наконец, запрет изображений культовой живописи и изобразительности в искусстве – это не одно и то же. Хадисы предписывали изображать природу, ландшафты, но не человека, не изображать бога, святых, мучеников, ибо бог мыслился как чистая духовность, очищенная от всего человеческого и случайного. Идея Аллаха – эта духовная субстанция – представляет собой конечный результат критического мышления. Как же случилось, что запрет изображения привел к культу орнамента, к замораживанию всякой изобразительности на несколько столетий, пока живопись не выработала все же внутренней силой своего развития новый художественный язык на базе художественных традиций и не завоевала право на самостоятельное существование (в частности, в жанре книжной миниатюры) в позднее средневековье?

Отрицательное отношение к изображениям, вылившееся впоследствии в преследование изобразительности, родилось вместе с Кораном, эволюционировало, конкретизировалось с развитием исламской ортодоксии. Оно представляет собой логическое следствие всей философии этой религии – специфического богопонимания и концепции человека, доведшей поляризацию духовного и материального, небесного и земного до крайности. Бог, понятый в исламе как чистая духовность, очищенная от каких бы то ни было земных элементов, не имеющий человеческих, антропоморфных черт, не мог быть изображен. Ислам предлагает рационалистический путь постижения бога. Резко противопоставляя небесное и земное, ислам, как и всякая религия, метафизически разрывает их единство, гипертрофирует значение небесного. Принцип взаимодействия духовного и материального, бога и человека основан на зависимости. Чрезмерно тщательное очищение духовного призвано оттенять мизерность, ничтожество материального. Это противоречие, медленно нарастающее в исламе, разрешается путем абсолютного растворения личности в божестве. Ислам, как мировая религия, тем более живуч, приспособлен к существованию и тем более реакционен и опасен, что сковывает инициативу человека, его творческие возможности.

Запрещение изображения бога и идолопоклонства имело следствием запрещение изображения человека, ибо человек в исламе не представляет никакой ценности вне божественной идеи. Допустить изображение человека означало в исламе идти в какой-то мере на компромисс с языческим богопониманием. Коран. Последовательно проводя идею монотеизма, в конечном счете, пришел к запрещению изображений всего живого, ибо это рассматривалось как подражание действиям Аллаха. Чуждость изобразительного искусства религиозно окрашенному «идеалу» в исламе привела к запрету изобразительного искусства вообще. Категорическое запрещение искусства исламом является отражением конфликта между двумя формами общественного сознания, отражением противоречия между внутренней сущностью религии и искусства, ибо живопись и скульптура – такие виды искусства, где мистическая идея с трудом находит возможность материального воплощения. Снятие противоположности между религиозной верой и искусством, т. е. художественной формой познания, происходит в исламе не путем использования искусства религией, а путем отказа от изобразительного искусства. И тем не менее, несмотря на «табу», наложенное мусульманской религией на изобразительные искусства (живопись, скульптуру), несмотря на враждебность, откровенно проявленную исламом по отношению к изображениям, творческий дух народа, его эстетическое сознание, художественное видение мира нельзя было окончательно и бесследно заглушить. Прогрессивная тенденция общественной жизни, которой питается искусство обнаруживает то противоречие, которое складывается между религиозной идеологией и художественным развитием «мусульманских» народов. Замечательная настенная живопись первых двух веков ислама (VII – VIII вв.), открытая в Пенджикенте, Варахше, Афрасибе, стилистически сформировала искусство книжной миниатюры, влияла на развитие народных форм декоративно-прикладного искусства и художественной промышленности в средневековой средней Азии.

Ислам оказал еще меньшее влияние на искусство (и народное, и профессиональное), чем буддизм или христианство, так как его неантропоморфность, жесткие запреты изображать все живое неизбежно сталкивались с коренными принципами искусства, которое немыслимо как форма общественного сознания без отношения к человеку. Но искусство оказалось все же необходимо исламу. От столкновения этих двух противоположных по своей сути духовных феноменов возникло нечто, что подтвердило жизненность и необходимость эстетического начала и вместе с тем иллюзорность и социальную ограниченность религиозного сознания.

В современном искусстве интерес вызывает и проблема взаимоотношения кинематографа и религии, которые всегда были непростыми. Священнослужители Запада раньше остальных поняли, что кино может служить весьма мощной силой «продвижения религиозных идей» в массы. Настороженно - подозрительно поначалу отношение к кинематографу весьма скоро сменилось у них намерением интегрировать киноэкран в сферу клерикально-пропагандистской деятельности. Что сделалось составной частью модернизации христианства. Иначе складывались обстоятельства в регионе традиционного распространения ислама, где ситуация развивалась в более сложных условиях и до сих пор далека от окончательного разрешения.

Как и в других частях арабского мира, в Египте первые киносеансы были восприняты исламскими религиозными авторитетами непросто негативно, но даже с враждебностью. Просмотровые залы являлись, с их точки зрения, «домами шайтана», а показывавшиеся в них немые «движущиеся картинки» - «кознями дьявола» или, в лучшем случае, «волшебными играми Запада», что соответствовало утвердившемуся на протяжении столетий ортодоксально-догматическому взгляду на живописное и пластическое искусства, рассматривавшиеся как средство самовыражения язычников.

Важным фактором не только для распространения кинематографа, да и вообще зарождения экранной индустрии в Египте стало преодоление на рубеже XIX – XX вв. теологами-реформаторами во главе с Мухаммедо Абдо (1849-1905) одиозных норм и представлений, вступивших в противоречие с требованиями времени. В отличие от рационалистов, они объявили о праве индивидуума на собственное постижение мира, лимитируя, однако, свободу его действий благоразумными чаяниями и устремлениями. Переосмысливая устаревшие вековые догмы, инициаторы обновительского движения добились принятия высшими религиозными инстанциями ряда постановлений, разрешавших занятие изобразительным искусством. Будучи твердо убежденным, что опасность возвращения к идолопоклонству миновала, М. Абдо, в частности, отмечал: «Если художник желает людям добра и далек от языческих идей. То почему его не признать равным с тем, кто рисует растения и деревья, украшающие Коран? Нельзя говорить, будто живопись «подозрительна», поскольку с аналогичным успехом можно ответить, что разговорная речь тоже «подозрительна». Должны ли мы запретить разговаривать, коль скоро язык можно использовать и для лжи и для правды? Одним словом, я верю: исламский закон не запрещает одно из самых полезных средств посвящения»[11]. Данное заключение отчасти подрывало изживший себя к началу XX в. постулат, по которому мусульмане вполне могли существовать в условиях самоизоляции, отвергая все то, чем располагал к тому времени капиталистический Запад, уже приступивший  к киноэкспорту в страны Арабского Востока.

Допуская в целом демонстрацию на территории Египта экранной продукции иностранного производства, мусульманские теологи тщательно и с пристрастием следили за тем, чтобы в показывавшихся зарубежных фильмах не затрагивались аспекты мусульманского вероучения. Мнение богословов для чиновников правительственной цензуры было авторитетным и непререкаемым.

Заключение

В процессе исторического развития духовной культуры человечества существуют различные взаимоотношения между такими формами общественного сознания, как искусство и религия. В этом историческом процессе те или иные религии «выбирают» ту или иную систему искусств, которая в наиболее оптимальном варианте способна воспроизводить духовную атмосферу и культовую практику данной религии. Искусство, как эмоционально-образное утверждение религиозных идей, занимает определенное место в структуре тех или иных религий. В ярком и четком виде этот процесс проявляется в функционировании развитых мировых религий, структура которых наиболее устойчива и определена, хотя исторически и она, конечно, эволюционирует.

Этот исторический процесс взаимодействия искусства и религии привел к тому, что мировые религии включили в свою структуру почти все искусства, как традиционные, так и современные. Но этот процесс имел свои роковые последствия: границы религиозного сознания в результате многостороннего воздействия на него всех искусств стали размываться, религии стали терять свое иллюзорное специфическое содержание. Вместе с тем возникает новая эстетическая и художественная среда, которая слишком удалена от традиционного религиозного мышления.

Освобождение эстетического сознания из-под религиозного влияния неизбежно, так как современный мир с его динамически напряженным процессом социальной жизни, научно-техническая революция и мощные демографические взрывы разрушают, последовательно и неуклонно, структуру традиционных мировых религий. Это исторически неизбежное разрушение структуры традиционных религий происходит и под воздействием созданной ими системы искусств.

Список литературы

1.      Вейдле В. В. Умирание искусства // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. – М., 1991. – С. 165.

2.      Краткая философская энциклопедия. – М., 1994. – С. 391

3.      Крачковский И. Ю. Арабская поэзия. Избр. Соч. Т. II. М. – Л., 1956, с. 255.

4.      Крачковский И. Ю. Арабская поэзия. Избр. Соч. Т. II. М. – Л., 1956, с. 264.

5.      Раппопорт Ю. А. Из истории религии древнего Хорезма. М., 1971. с. 23.

6.      Тэн И. Философия искусства. – М., 1996. – С. 30.

7.      Угринович Д.М. Искусство и религия: (Теорет. очерк). М., 1982.

8.      Честертон Г. Савонарола // Прометей. – М., 1967. Т. 2. – С. 306 – 307.

9.      Яковлев Е. Г. Искусство и мировые религии. – М.: Высшая школа, 1977, с. 141.

10. Яковлев Е.Г. Эстетическое познание и религия. М., 1962; Эстетическое сознание искусство и религия. М., 1969; Искусство и мировые религии. М., 1977.

11. Шахов А. Ислам и «Голливуд арабского Востока» //Азия и Африка сегодня. – 2000. - №1 

3

[1] Яковлев Е.Г. Эстетическое познание и религия. М., 1962; Эстетическое сознание искусство и религия. М., 1969; Искусство и мировые религии. М., 1977.

[2] Угринович Д.М. Искусство и религия: (Теорет. очерк). М., 1982.

[3] Краткая философская энциклопедия. – М., 1994. – С. 391

[4] Вейдле В. В. Умирание искусства // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. – М., 1991. – С. 165.

[5] Честертон Г. Савонарола // Прометей. – М., 1967. Т. 2. – С. 306 – 307.

[6] Тэн И. Философия искусства. – М., 1996. – С. 30.

[7] Крачковский И. Ю. Арабская поэзия. Избр. Соч. Т. II. М. – Л., 1956, с. 255.

[8] Крачковский И. Ю. Арабская поэзия. Избр. Соч. Т. II. М. – Л., 1956, с. 264.

[9] Яковлев Е. Г. Искусство и мировые религии. – М.: Высшая школа, 1977, с. 141.

[10] Раппопорт Ю. А. Из истории религии древнего Хорезма. М., 1971. с. 23.

[11] Шахов А. Ислам и «Голливуд арабского Востока» //Азия и Африка.-2000.-№1-С.64