Рыцарская культура

     Первую половину этой борьбы между странами (1326-1400) изобразил Жан Фруассар в своих написанных по-французски «Хрониках Франции, Англии, Шотландии, Испании и Бретани». Как видно из его заглавия, он имеет целью историю общую, не касаясь лишь Германии и славянских народов. Он историк рыцарства, Геродот средних веков. Фруассар, сын менялы или торговца в Валансьене, родился в конце 1333 года. Случайные обстоятельства вывели его из буржуазного мира в рыцари. Он, рано осиротев, жил у своего родственника и учился в молодости разрисовывать пергаменты, гербы; это занятия заставили его полюбить рыцарство. В качестве оруженосца он, двадцати трех лет, в свите рыцаря Бомона, совершает его первое путешествие. В этом году началась война, и у него появился огромный материал для истории. Вот его общий взгляд: « Он хочет рассуждать и писать историю так, чтобы прекрасные предприятия и доблестные подвиги, совершаемые в Англии и Франции, были преданы постоянной памяти». Как пчела собирает мед повсюду, так он работает над материалом. Он везде расспрашивает, передает  то, что слышал, правда не всему верит. Будучи скорее фламандцем, чем французом, он симпатизирует более всего английским рыцарям, которые «по преимуществу вежливы, любезны, тверды, исполняя свой долг, где только появятся вооруженными; они скорее предпочтут умереть, чем заслужить упрек в трусости». Но и Франция для него мила, «страна приятна и вежлива, с чугунными лугами, прекрасными деревнями, это королевство славное и благородное, где столько благородного и честного рыцарства».      

        Наступил 15 век, а с ним возродилась любовь к классическим древностям. Вместе с Возрождением знаний совершилась перемена в ходе истории. Так проблемы средневековья в эту эпоху волновали многих ученых разных исторических эпох, среди них: Леонардо Бруни(1369-1444), Поджио Браччиолини(1380-1459), Марсилио Фичино(1433-1499), Анджело Полизиано(1454-1495).

     Среди них был Педро де Айала (1332-1407). Самое замечательное произведение исторической литературы в средние века хроника Педро Лопеса де Фйялы, охватывающая период с 1350 по 1396 годы. Она занимает одно из первых мест во всей средневековой историографии. Айяла был почти современником Педро Жестокого. Он писал под живым влиянием событий, вывел жестокий образ тирана, который во сне и наяву страдает манией убийства. Он убивает пятерых детей фаворитки, вместе с их матерью, затем свою жену и женится на своей любовнице Марии де Падильо. Но старший сын Энрике успел скрыться. В нем тиран нашел мстителя, который во Франции набрал рыцарей и, пригласив Дюгеклена, вошел в пределы Кастилии, после чего дон Педро скрывается.

     Леонардо Бруни (Аретино). он был историком по профессии, родом из Ареццо. С 1427 года – госсекретарь во Флоренции. Занимаясь государственными делами, он посвящал много времени историческим и юридическим трудам. По политическим стремлениям он был гвельф, но это не видно в его спокойном изложении, обнаруживающем опытного государственного человека. Он ищет причины событий; у него много философского исследования; он не довольствуется одними письменными сообщениями источников. Для него история призвана оживить прошлое, т.е. представить людей со всеми чувствами и страстями. Бруни своеобразно объясняет борьбу пап с германскими императорами, которые , живя вдали от Рима, преследовали первосвященников за то, что те не давли им церковной юрисдикции; гвельфы считали унизительным подчинение итальянцев немцам; гибеллины мечтали восстановить древнюю могущественную империю. Первая его книга «История Флоренции» доведена до 1260 года; во второй говорится о Манфреде и Карле Анжуйском и их борьбе, в которой решалась судьба Флоренции и Милана. Также Бруни писал о ближайших событиях в Италии, о развитие средневекового общества, об истории этого периода в общем.

     Филлип де Комин (1447-1511). Это главнейший представитель французской историографии 15 века, следовавший по пути Фруассара и державшийся того же плана. Филипп де Комин гораздо более приближался к мемуаристу, притом к знающему государственному человеку. Его «Мемуары» в вось ми книгах излагают события 1460-1498 годов. Его мемуары отличаются прекрасным языком, но в них не замечаешь наивности испанских хронистов. Везде виден холодный наблюдатель, строгий судья. Он не питает ни ненависти, ни любви к своим героям; у него везде спокойные тона в суждениях о лицах, доходящее до фатализма: «Такова воля провиденья». Комин начинает с бургундской войны, посвящает книгу бургудским делам, Перонскому свиданию, продолжению борьбы с Карлом Смелым; седьмая и восьмая книги посвящены Карлу седьмому и непосредственно итальянскому походу, которому покровительствовал только Бог. Подобно тому, как итальянские походы представляют связь между средневековой и новой историей, так мемуарами Комина кончается средневековая историграфия.

     Исследования А. Борста, Р. Барбера, Д. Барни, Ж. Дюби, Л. Женико, Р. Килгура, П. Ван-Люйна, Ж. Флори и других вскрыли новые пласты этой проблематики, выявили оригинальные подходы к интерпретации источников. Книга Ф. Кардини, сравнительно молодого преподавателя флорентийского университета, не затерялась, однако, среди прочих работ. Появившись впервые в 1981 г., она вызвала большой интерес и уже через несколько месяцев вышла вторым изданием. Ее автор и раньше занимался историей рыцарства, особенно крестовыми походами, опубликовал по этим вопросам ряд статей, его также интересовала история духовной культуры средневековья, особенно менталитета, социальной психологии и мироощущения той эпохи.         

     Итальянский исследователь опирается на богатый опыт историографии, предшествующей и современной. Сочинение Ф. Кардини заведомо дискуссионно, автор порой до предела заостряет свою позицию, высказывает мысли, на первый взгляд способные произвести впечатление «разорвавшейся бомбы», однако постепенно логика и аргументация ученого заставляют если и не принять их полностью, то по крайней мере задуматься над существом той или иной проблемы, взглянуть на нее по-новому, представить в неожиданном, но в конечном итоге исторически оправданном ракурсе. Чего стоит только хронологический охват исследования от Х в. до н. э. до Х в. н. э.! А его географический ареал — от Китая до Пиренеев! Но эта книга написана вовсе не для того, чтобы эпатировать ученого читателя, она написана, чтобы заставить задуматься над тем, что корни кажущихся хорошо знакомыми исторических явлений столь же глубоки, извилисты, сложно переплетены, как корни древнего могучего дерева, которые в свою очередь переплетаются с корнями других деревьев и растений и питают великолепную крону, ничем не напоминающую своих скрытых во тьме кормильцев, устремленных к недрам земли. Ф. Кардини показывает, что рыцарство в пору своего расцвета очень далеко отстоит от своих истоков, но тем не менее питается ими. И эти истоки, постепенно набирающие силу и трансформирующиеся, и есть живые артерии истории. Рассечь их — значит представить не подлинно историческое явление как сложнейший организм, а его омертвевшее подобие, лишь напоминающее оригинал. Эта главная идея книги была правильно понята многими видными зарубежными историками, что неоднократно высказывалось в ходе довольно широкой научной дискуссии, развернувшейся в 1983г. Ф. Кардини справедливо упрекали в отсутствии столь необходимой историку осторожности, в чрезмерном стремлении к обобщениям, наконец, в не всегда оправданной ломке привычных представлений, в увлечении влиянием Востока. Однако в целом книга получила высокую оценку. За концепцией Ф. Кардини не только признали «право на жизнь», но и отметили, что она открыла новые аспекты формирования рыцарства, что итальянским исследователем был введен в оборот огромный материал, ранее под таким углом зрения не рассматривавшийся.  
             Автор «Истоков средневекового рыцарства» работает на стыке многих наук: социальной, экономической и культурной истории, археологии, истории техники и материальной культуры, военного дела. Он исходит из понимания рыцарства как особого социального и юридического явления и как определенной культурной реальности, типа мировосприятия и мироощущения, своеобразной «движущей идеи» эпохи. Нельзя не согласиться с его утверждением, что «основополагающая роль в становлении рыцарства принадлежит экономическому фактору. Он приходит в действие уже в эпоху Карла Великого». Однако Ф. Кардини считает, что при этом рыцарство было порождено целым комплексом факторов и сил общественного развития, относящихся не только к собственно экономической сфере, но к области духовной жизни, в частности религии и этике, к технике, к военному делу и др. Этим определяется и многоплановость книги, состоящей из трех частей: «Шаманы, воины, миссионеры», «Меч и крест», «В начале была сила».

     Тема  «Рыцарская культура», на мой взгляд, до сих пор актуальна. Она имеет  большую роль для мировой истории в целом. И несмотря на такое глубокое исследование со стороны многих ученых, это тема до конца еще не изучена, так как не возможно досконально изучить все аспекты развития истории (будь это история средневековья, советская история, мировая).     
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Феодальное общество.

        Вокруг рыцарей, которых одни называют неустрашимыми воинами, преданными вассалами, защитниками слабых, благородными слугами прекрасных дам, галантными кавалерами, а другие — неустойчивыми в бою, нарушающими своё слово, алчными грабителями, жестокими угнетателями, дикими насильниками, кичливыми невеждами, вертелась в сущности история европейского средневековья, потому что они в те времена были единственной реальной силой. Силой, которая нужна была всем: королям против соседей и непокорных вассалов, крестьян, церкви; церкви — против иноверцев, королей, крестьян, горожан; владыкам помельче — против соседей, короля, крестьян; крестьянам — против рыцарей соседних владык.

      Горожанам, правда, рыцари были не нужны, но они всегда использовали их военный опыт. Ведь рыцарь — это прежде всего профессиональный воин. Но не просто воин. Рыцарь, рейтер, шевалье и т.д. на всех языках значит всадник. Но не просто всадник, а всадник в шлеме, панцире, со щитом, копьем и мечом. Всё это снаряжение было весьма дорогим: ещё в конце Х в., когда расчёт вёлся не на деньги, а на скот, комплект вооружения, тогда ещё не столь обильного и сложного, вместе с конём стоил 45 коров или 15 кобылиц. А это величина стада или табуна целой деревни.

      Но  мало взять в руки оружие — им надо уметь отлично пользоваться. Для этого необходимы беспрестанные утомительные тренировки с самого юного возраста. Недаром мальчиков из рыцарских семей с детства приучали носить доспехи — известны полные комплекты для 6—8-летних детей. Следовательно, тяжеловооружённый всадник должен быть богатым человеком, располагающим временем. Крупные владетели могли содержать при дворе лишь очень небольшое число таких воинов. А где взять остальных? Ведь крепкий крестьянин, если и имеет 45 коров, то не отдаст их за груду железа и красивого, но не годного для хозяйства коня. Выход нашёлся: король обязывал мелких землевладельцев работать определённое время на крупного землевладельца, снабжать его нужным количеством продуктов и ремесленных изделий, а тот должен был быть готов определённое количество дней в году служить королю в качестве тяжеловооружённого всадника.

      На  подобных отношениях в Европе выстроилась сложная феодальная система. И к XI—XII вв. тяжеловооружённые всадники превратились в касту рыцарей. Доступ в это привилегированное сословие становился всё более трудным, основанным уже на родовитости, которая подтверждалась грамотами и гербами. Ещё бы: кому хочется тесниться и допускать к жирному куску посторонних. А кусок был жирным, и чем дальше, тем больше.

      За  клятву верности сеньору рыцарь получал землю с работающими на него крестьянами, право суда над ними, право сбора и присвоения налогов, право охоты, право первой ночи и т.д. Он мог ездить ко дворам владык, развлекаться целыми днями, пропивать, проигрывать в городах деньги, собранные с мужиков. Обязанности его сводились к тому, чтобы во время военных действий служить на своих харчах сеньору около месяца в году, а обычно и того меньше. За «сверхурочную» службу шло большое жалованье. Военная добыча — трофеи, выкуп за пленных, сами пленные — тоже доставалась рыцарю. Можно было во внеслужебное время и поработать «налево» — наняться к постороннему сеньору или к городскому магистрату. Постепенно рыцари стали всё больше и больше манкировать своими обязанностями. Иногда по условиям ленного договора рыцарь должен был служить то количество времени, на которое у него хватит продовольствия. И вот такой храбрый муж являлся с окороком, прилагал все усилия, чтобы съесть его за три дня, и уезжал в свой замок.

      Ну  а как рыцари воевали? По-разному. Сравнивать их с кем-то очень трудно, так как они в Европе были в военном отношении предоставлены самим себе. Разумеется, в сражениях участвовала и пехота — каждый рыцарь приводил с собой слуг, вооружённых копьями и топорами, да и крупные владетели нанимали большие отряды лучников и арбалетчиков. Но до XIV в. исход сражения всегда определяли немногие господа-рыцари, многочисленные же слуги-пехотинцы были для господ хоть и необходимым, но лишь подспорьем. Рыцари их в расчёт вообще не принимали. Да и что могла сделать толпа необученных крестьян против закованного в доспехи профессионального бойца на могучем коне? Рыцари презирали собственную же пехоту. Горя нетерпением сразиться с достойным противником, то есть рыцарем же, они топтали конями мешающих им своих же пеших воинов. С таким же равнодушием рыцари относились и к всадникам без доспехов, лишь с мечами и лёгкими копьями. В одной из битв, когда на группу рыцарей налетел отряд лёгких всадников, они даже не сдвинулись с места, а просто перекололи своими длинными копьями лошадей противника и только тогда поскакали на достойного врага — рыцарей.