Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Апреля 2012 в 16:55, реферат
Культура и ее составляющие. Культура как предмет исследования. Субкультура и контркультура. Виды субкультур. Массовая культура.
. Различные социальные группы различаются не только характером работы в общей системе разделения труда, но и «стилями жизни». Жизнь ученого отлична от жизни журналиста, бизнесмена — от шоумена, продавца — от официанта, дворника — от шофера и т.д. Манера одеваться, привычка проводить свободное время, набор поведенческих регламентов, мысли и чувства, материальные и экзистенциальные ценности, даже выбор места жительства подчас в большой мере зависят от того, к какой социальной прослойке принадлежит человек. Корпоративный принцип лежит в основании многих субкультурных образований, которые редко вступают в конфронтацию друг с другом, предпочитая мирно сосуществовать, не нарушая покоя.
. Ярко выраженным примером субкультуры в современном мире могут считаться религиозные секты. Эти культовые объединения нередко называют авторитарными. Во главе их стоят, как правило, харизматические личности. Строжайшая дисциплина, единомыслие, нетерпимость к другим культурным традициям, асоциальная направленность требований — все это доставляет массу хлопот власти. Очень часто секты вступают в открытую конфронтацию с доминирующей культурой. К таким субкультурам применяются строгие законодательные меры, которые тем не менее не дают желаемого результата. Не все субкультурные образования, выстраивающиеся по религиозному принципу, агрессивны. Многие мирно соседствуют с другими. В российских городах, где большинство исповедует православное христианство, такие субкультуры часто представлены приверженцами других религиозных доктрин. Мусульмане, например, отмечают свои праздники, читают Коран на арабском, совершают паломничество к Каабе и пр., считаясь при этом россиянами и идентифицируясь с российской культурной традицией.
Динамика развития культуры, предполагающая участие субкультур в эволюционных трансформациях, может входить в стадии резких, революционных преобразований. Субкультура не претендует на то, чтобы стать доминантной эпохой, сменить предыдущий культурный стандарт, превратиться в официальную доктрину. Этим она принципиально отличается от контркультуры, которая, напротив, открыто противопоставляет себя господствующей культуре и притязает на лидирующее положение. Складываются такие ситуации, когда локальные субкультурные образования начинают притязать на универсальность.
Без всяких преувеличений можно утверждать: мы живем в эпоху массовой культуры. Достаточно оглянуться вокруг, присмотреться к окружающему нас миру, чтобы признать непреложность данного факта: на телевизионных экранах, на подмостках сцен, в радиоэфире, на рекламных уличных щитах, во время работы и отдыха, в словах случайных попутчиков, в нашей собственной речи... везде правит бал и задает тон вездесущий масскульт. От него негде скрыться. Радикальные социально-политические изменения, произошедшие в нашей стране в течение неполных последних двух десятилетий, столкнули российское общество с теми культурными формами, которые ранее были известны ему понаслышке. В советском обществе они оценивались как очевидные свидетельства деградации «загнивающего капитализма». Теперь массовая культура — беда и нашего дня: вчерашнего, сегодняшнего и, несомненно, завтрашнего. Отношение к массовой культуре и у нас, и за рубежом чаще всего негативное, что не совсем справедливо. Как мы увидим далее, масскульт — это, скорее, вынужденная мера, неизбежная в нынешних социально-исторических условиях, нежели вредоносный побочный продукт «неправильного» развития.
О массовой культуре говорят и пишут бесконечно много. Кто только ни старается «заклеймить позором» или, напротив, «пропеть дифирамб» этому явлению: ученые, публицисты, артисты, политики, художники. Между тем до сегодняшнего дня как в обществе, так и в гуманитарном знании, в том числе в культурологии, остаются непроясненными существенные моменты теоретического и практического плана. Нет единого мнения относительно того, что считать массовой культурой и как определять ее временные границы: присутствовала ли она во всех исторических типах культуры или в их большинстве, выступая субкультурным или контркультурным образованием, либо это признак только нашей эпохи?
В самом деле, что можно считать массовой культурой? Комиксы, триллеры, «дамские» романы, музыкальную «попсу», низкопробный «ширпотреб» и прочие образцы «низкого жанра», которые колют глаза ревнителей «высоких стилей»? При таком подходе массовая культура является набором определенных видов, жанров, направлений, стилей, иначе говоря, форм, простых и примитивных. Но как в этом случае относиться к тому обстоятельству, что многое из того, что еще совсем недавно входило в разряд масскульта, сегодня числится среди великих откровений человеческого духа? Творчество А. Вяльцевой, Э. Фицджеральд, Э. Пресли, мюзикл «Вест-сайдская история» или, например, романы А. Кристи сегодня считаются «классикой». В то же время растиражированные и смотрящие на нас рекламные щиты с изображением леонардовской Джоконды едва ли поднимаются выше «дешевого ширпотреба». Миграция культурных форм из одного разряда' в другой (из массового в немассовый и наоборот) происходит непрерывно. Одни предметы, имена, жанры, формы оказываются «вдруг» великими, на все времена созданными откровениями, другие же, имеющие вроде бы «безупречную репутацию», напротив, низвергаются и начинают успешно циркулировать по каналам масскульта.
Поэтому, чтобы определить хотя бы в общих чертах, чем же отличается массовая культура от других форм культуры, обратимся не к фактам (примерам, направлениям, видам и жанрам), а к условиям, попадая в которые тот или иной феномен становится масскультовым, и прежде всего к агенту (презентанту) массовой культуры — массе.
Категория массы как объединения некоторого количества людей не самая распространенная в
гуманитарном знании. Если другим понятиям, используемым для обозначения различных человеческих множеств, таким как «народ», «нация», «этнос», «класс» и пр., посвящено необозримое количество работ, то «массе» в данном отношении не повезло.
Это тем более удивительно, что на всем протяжении XX в. «массовость» была расхожим эпитетом, одной из самых распространенных метафор разнообразных социальных практик. Причем невозможно однозначно сказать, негативно или позитивно окрашивалось это слово. В одних случаях, например, когда кандидат на пост главы государства заявлял, что, заняв вожделенный пост, он будет всемерно печься о процветании народных масс, предполагалось, что масса обладает «качеством» высшей социальной пробы. В то же время немало гневных тирад обрушивалось на головы «подельщиков от искусства», растрачивавших свой божественный дар в угоду запросам «массы»!
Позднее ученые различных профессиональных ориентации обращались к анализу феномена массы, и в целом их выводы находились в русле лебоновско-фрейдовской традиции: масса — это специфическая форма общности людей, которой свойственны агрессивность, стадная архаичность, деструктивность, примитивность стремлений, пониженная интеллектуальность и повышенная эмоциональность, спонтанность, готовность подчиниться волевому окрику, переменчивость, неукорененность и пр. Повторим, человеком массы может стать всякий вне зависимости от собственной индивидуальной истории: ни ум, ни опыт, ни заветы предков, ни даже личный интерес не гарантируют того, что однажды, оказавшись в соответствующей ситуации, человек не превратится в озверевшего проводника деструктивных импульсов массы.
Однако для того чтобы создалась возможность объединения людей в массовые множества, необходимо, чтобы в обществе отчетливо проявился «человек массы» как носитель особого типа сознания — массового сознания. Анализу характерных черт такого человека посвящена вышедшая в 1930 г. работа испанского мыслителя X. Ортеги-и-Гассета «Восстание масс». Эта книга, почти сразу после выхода из печати переведенная на все европейские языки, породила широкий научный и культурный резонанс, не утихающий до сего дня. Термин «масса» философ не привязывает ни к какому социальному классу. Человек массы — это характеристика надсоциальная, существующая «поверх» традиционных классов. Главным определителем человека массы служит усредненность: «Масса — это посредственность». Самое же неприятное состоит в том, что в наше время, по мнению X. Ортеги-и-Гассета, именно такие «заурядные души» доминируют. Вознесение «усредненного человека» — результат тех социально-культурных сдвигов, которые произошли на рубеже XIX и XX столетий. Наряду с положительными сторонами исторического прогресса — подъемом техники, созданием новых потребительских благ, обеспечением более комфортных форм жизни и пр. — проявились и негативные. «Славу и ответственность за выход широких масс на историческое поприще несет XIXвек». По мнению испанского мыслителя, три великих достижения XIX в. одновременно с положительными последствиями породили и отрицательные — либеральную демократию, экспериментальную науку и промышленность. Именно они определили психологические штрихи сегодняшнего массового человека: «безудержная экспансия собственной натуры... врожденная неблагодарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь», нежелание трудиться, эгоистичность. Масса — это «состояние духа»: ее «больше всего заботит собственное благополучие и меньше всего — истоки этого благополучия... средний человек и для себя не видит иной обязанности, как убежденно домогаться, единственно по праву рождения»3. Ортега-и-Гассет уверен, что единственно привычная (и желанная!) для подобного антропологического типа поза — это поза развалившегося в кресле пресыщенного хама, перед которым заискивающе лебезит услужливый халдей со словами: «Чего изволите?». Когда же наступают на «суверенные права» массового человека, не предоставляют благ, на которые он притязает «единственно по праву рождения», то он становится агрессивен, прибегает к насилию.
Таким образом, человек массы — это особый социально-психологический тип. Воплощающий его «всегда довольный сам собой, своим обедом и женой» обыватель — продукт предыдущего социально-исторического развития. Появление человека массы было запрограммировано. Он столь же присущ современной цивилизации, как и прогрессивные завоевания. Примитивность, убогость мысли, посредственность, узость интеллектуального горизонта, духовная ограниченность, воинственная нетерпимость к иному, самовлюбленность и прочие неблаговидные черты совмещаются в нем с уверенностью в том, что «он имеет право» на обладание всеми благами, добытыми человечеством в прошлом и в настоящем, что ему должны их предоставлять по первому требованию. Именно такой «антропологический тип» культивируется последние полтора века. Поразительнее же всего, акцентирует внимание Ортега-и-Гассет, что подобный психологический тип желателен. Позиция «избалованного ребенка» делает его хорошо управляемым: он внушаем, его легко шантажировать и, используя попеременно то «пряник», то «кнут», подталкивать в нужном направлении. При всех очевидных издержках и немалых хлопотах, которые доставили европейским странам людские массы, не раз ниспровергавшие правительства, когда последние были не в состоянии предоставить им «хлеба и зрелищ», ограничейный и посредственный человек массы для всякой власти более удобен, чем выдающийся человек, которым намного труднее управлять.
Вернемся к массовой культуре и попытаемся ее определить исходя из вышеизложенного анализа категорий «масса» и «массовое сознание». Прежде всего, массовая культура — это не количественный показатель. Зачислять тот или иной феномен прошлого или настоящего в разряд массовой культуры, исходя из массовости его распространения, неверно. Сам по себе культурный факт (событие, форма, ситуация), рассматриваемый изолированно от окружающего социального контекста, ничего нам о себе не скажет. Столь же неправомерно подходить к анализу массовой культуры с позиции «предустановленной иерархии», т.е. рассматривать масскультовые феномены как нечто «низовое», подчиненное, второстепенное, «недоразвитое», предкультурное, тем более — простое и незамысловатое. Масскульт — это не культура социальных «низов», и не культура тех ситуаций, что в данный момент трактуются в качестве «низа» жизни. Не меньшим заблуждением является и чрезвычайно распространенная привычка связывать массовую культуру с определенными формами.
Таким образом, массовая культура — это состояние, а еще точнее, культурная ситуация, соответствующая определенной форме социального устроения, иначе говоря, культура «в присутствии масс». Она является эволюционным этапом, к которому новоевропейская культура подошла на рубеже XIX—XX вв. и который стал преобладающим во второй половине XX в., так или иначе устранив всех конкурентов. Для того чтобы можно было говорить о наличии массовой культуры, необходимо, чтобы на историческую арену явился ее презентант — историческая общность, именуемая массой, а также чтобы доминирующее значение обрел соответствующий тип сознания — массовое сознание. Масса и массовое сознание связаны и не существуют изолированно друг от друга. Они выступают одновременно и «объектом», и «субъектом» масскульта. Именно вокруг массы и массового сознания закручивается его «интрига».
Соответственно, лишь там, где мы обнаружим зачатки данных социальных и ментальных установок, мы вправе говорить о присутствии массовой культуры. Поэтому как история, так и предыстория масскульта не выходят за рамки новоевропейского прошлого. Народ, толпа, крестьяне, этнос, пролетарии, широкие городские «низы», любая другая доновоевропейская историческая общность и соответговорить, думать, ощущать, реагировать в конкретных случаях. Она и моделирует ситуации, и распределяет роли.
Масскульт буквально «ведет» человека по жизни. Он неусыпно «следит» за ним, но в то же время «поддерживает» его. Лишая возможности выбора, массовая культура избавляет от мук сомнений. Колебания, сложности выбора чреваты остановкой, срывом, а значит, возникновением угрозы социального хаоса. Революций в минувшем веке мир знал немало, и, как любые социальные крупномасштабные изменения, они принесли неисчислимые страдания. Масскульт избавляет нас от подобных эксцессов, выступая гарантом, в некоторых случаях единственным, социального спокойствия.
2