Игровые концепции культуры

   2.2. Новое искусство  как игра по  Х. Ортега-и-Гассета.

   Испанский теоретик пытается найти  ориентиры  в хаосе культуры, лишенной внутреннего  строя, его богатое  воображение  создает игровую  утопию спортивно-праздничного отношения к жизни. Образ нового мирочувствования он раскрывает на примере нового искусства. Новое искусство («модернизм») всегда комическое по своему характеру. Не то, чтобы содержание произведения было комичным - это значило бы вновь вернуться к формам и категориям «человеческого стиля», дело в том, что независимо от содержания само искусство становится игрой. Стремление же к функции как таковой возможно только в веселом расположении духа. Ортега определяет основные тенденции нового стиля:

   1) тенденцию  к дегуманизации; 

   2) тенденцию  избегать живых  форм;

   3) стремление  к тому, чтобы произведение  искусства было лишь произведением  искусства; 

   4) стремление  понимать искусство  как игру  и только;

   5) тяготение  к глубокой иронии;

   6) тенденцию  избегать всякой  фальши и, в  этой связи,  тщательное исполнительское   мастерство;

   7) искусство,  согласно мнению молодых  художников, безусловно чуждое какой-либо  трансценденции, т.е. выхода за  пределы возможного опыта. 

   Общеродовой и наиболее характерной чертой нового творчества и нового эстетического  чувства Ортега называет тенденцию  к дегуманизации. Художники наложили «табу» на любые попытки привить  искусству «человеческое». «Человеческое» - это комплекс элементов, составляющих наш привычный мир. Художник решается пойти против этого мира, дерзко деформировать его, «С тем, что изображено на традиционных полотнах, мы могли  бы мысленно сжиться. В Джоконду влюбились  многие англичане, а вот с вещами, изображенными на современных полотнах, невозможно ужиться: лишив их живой  «реальности», художник разрушил мосты  и сжег корабли, которые могли  бы перенести нас в наш обычный  мир». Человек, оказавшийся в непонятном мире, вынужден изобрести новый, небывалый тип поведения, создать новую жизнь, жизнь изобретенную. Эта жизнь не лишена чувства и страстей, но это - специфически эстетические чувства. Озабоченность собственно человеческим не совместима с эстетическим удовольствием. Ортега убеждает, что толпа верит, что оторваться от реальности для художника легкое дело, тогда как на самом деле это самая трудная вещь на свете. Создать нечто, что не копировало бы «натуры» и, однако, обладало бы определенным содержанием, - это предполагает высокий дар. Новое игровое искусство элитарно. Оно доступно только одаренному меньшинству, аристократам духа. Господство буржуазной системы ценностей, с главенствующим в ней принципом Пользы, породило у Ортега представление, что действительность оккупирована массой обывателей. Мещанство в его глазах разрастается до размеров всего человечества. Человеческое приравнивается к бездуховному. Человеческие переживания, воспроизводимые искусством, рассматриваются как бездумно-механические, не имеющие ничего общего с художественностью. В противовес набору негативных реалий буржуазной культуры творческое воображение Ортега конструирует мир эстетической игры как подлинного бытия духа.

   Ортега приветствует тенденцию культуры, вытесняющую «человеческое, слишком человеческое» (Ф.Ницше), поскольку должно подчиняться тому императиву, который диктует эпоха. В покорности такому велению времени Ортега видит единственную для индивида возможность устоять. В докладе «О спортивно-праздничном смысле жизни» Ортега рассуждает о том, что все виды деятельности, связанные с выполнением определенных целей, являются жизнью лишь второго порядка. В отличие от этого в игровой деятельности изначальная жизненная активность проявляется непринужденно, бесцельно, свободно. Она возникает не из необходимости достижения каких-то результатов и не является вынужденным действием. Это добровольное проявление сил, порыв, не предусмотренный заранее. Ортега убежден, что человек может подняться над тоскливым миром обыденности, лишь перейдя в область неутилитарных отношений. Лучшим же примером бесцельного напряжения Ортега полагает спорт. Спортивная деятельность - изначальная, творческая, важнейшая в человеческой жизни, а труд - просто производная от нее деятельность, или осадок. «Спортивность» Ортега - это не просто состояние сознания индивида, это его мировоззренческий принцип. Общий смысл понятий ««игры» Хейзинга и «спортивности» Ортега совпадает. Вместе с тем надо заметить, что для Хейзинга эстетическая игра является, прежде всего, деятельностью общественной и общедоступной. Ортега же в первую очередь ставит задачу спасения культуры от «восстания масс», а спасителем объявляет элиту.   

   3. Игровая концепция культуры Г. Гессе.

   В поисках  альтернатив позднебуржуазной культуре, неудержимо стремящейся к  самоотрицанию, теоретики создают  различные  игровые модели, в которых  «дух»  сам, собственными средствами смог бы удостоверять свое бытие. Еще  и еще  раз предпринимается  классическая попытка решить проблемы кризиса  сознания, не выходя за рамки  самого сознания. Среди теоретиков игровой  культуры особое место занимает немецко-швейцарский  писатель Герман Гессе (1877- 1962). Его знаменитый роман  «Игра в бисер» - глубокое раздумье о культурном бытии, о возможности  сохранить духовность в царстве  Игры. В образе концепции «Игры  в бисер» получила логическое завершение эстетическая традиция снятия жизненных  противоречий в сфере свободной  игровой деятельности.  
 

   3.1. Теория «феноменологии  духа» в творчестве Г.Гессе.

   Роман Гессе  сосредоточен на решении трех основных задач:

   1) глобальная  критика современной  буржуазной  культуры (анализ негативных  аспектов  «феноменологии духа»  XX в.);

   2) актуализация  классического культурного  наследия (позитивная «феноменология  духа»,  органически связанная  с общим  критическим аспектом, включающая  в себя всю европейскую  культуру  и перерастающая в  духовный  синтез Востока и  Запада);

   3) постановка  проблемы мировоззренческого  обоснования  культуры (культурного  синтеза) 

   В «Игре  в бисер» Гессе рассказывает историю  несуществующей на свете  провинции  Касталии - особого Педагогического  ведомства, - царства духовной самодисциплины и духовного достоинства, порядка  и гармонии. Трудно писать о вещах  несуществующих! Во введении в историю  книги Гессе объясняет свою позицию: нет ничего, что меньше поддавалось  бы слову и одновременно больше нуждалось  бы в том, чтобы людям открывали  на это глаза, чем кое-какие вещи, существование которых нельзя ни доказать, ни счесть вероятными, но которые  именно благодаря тому, что благочестивые  и добросовестные люди относятся  к ним как к чему-то действительно  существующему, чуть-чуть приближаются к возможности существовать и  рождаться. Роман воспринимается как  предупреждение писателя о грозящей гибели великой гуманистической  культуры. По сюжету книги Касталия отделялась от большого мира по мере того, как этот мир предавал забвению идеи Истины, Добра и Красоты и избирал  для себя более ложные пути, по мере того, как общество входило в эпоху  духовного кризиса, названного Гессе, «фельетонной эпохой». Это была в  особенной мере мещанская и приверженная глубокому индивидуализму эпоха. Хаос стал ее главной чертой, мысль утратила свою чистоту и остроту, и могла  создаться ситуация, что и автомобиль не тронется с места, и корабль  собьется с курса. В условиях хаоса  культуры возникло неудержимое стремление одуматься, вновь обрести общий  язык, вернуться к упорядоченности, к добрым нравам, к истинной мере вещей, к такой азбуке и такой  таблице умножения, которые не продиктованы интересами властей и не подвержены ежеминутным изменениям. Возник неимоверный  голод по истине и праву, тяга к  разуму, к обузданию хаоса. И в  водовороте крушения культуры родилась прекрасная Касталия.

   Высшим  занятием кастальцев была Игра стеклянных бус. Правила и язык Игры представляют собой разновидность высокоразвитого  тайного языка, в котором участвуют  самые разные науки и искусства, прежде всего математика и музыка. Игра в бисер - это игра со всем содержанием  и всеми ценностями нашей культуры. Всем опытом, всеми высокими мыслями  и произведениями искусства, рожденными человечеством в его творческие эпохи, всем, что последующие периоды  ученого созерцания свели к понятиям и сделали интеллектуальным достоянием. Игра в бисер охватывает весь духовный космос. Мастер, владея игрой стеклянных бус, теоретически может воспроизвести  все духовное содержание мира. Как  у всякой великой идеи, у Игры, собственно, нет начала, она существовала всегда. Гессе находит ее прообраз во многих прошедших эпохах, например у Пифагора, у древних китайцев, на вершинах арабско-мавританской духовной жизни, у философов, романтиков и  т.д. Но свою законченную форму игра обрела в наше время. Современная  культура не знала, что делать со своей  духовностью, не сумела отвести духовности подобающее ей место и роль в системе  жизни и государства. И Игра оказалась  по ту сторону реальной культуры - замкнутый  прекрасный мир, отчужденный от жизни. Вся система Игры стеклянных бус  направлена на актуализацию традиционных духовных ценностей. Писатель неоднократно говорил о том, что в своем  романе он пытался воздвигнуть цитадель духу, сопротивляющемуся посягательствам  бездуховной эпохи. В этом позитивный смысл «игровой альтернативы» кризису  культуры. Но духовное, отграниченное  от жизненной человеческой совокупности, также обрекает культуру на вырождение, - в этом негативный смысл «игровой альтернативы». Обнаруживая заинтересованность идеей Игры, Гессе проанализировал ее возможности, искушения и опасности, стерегущие культуру на этом пути. Рассмотрев все возможные варианты, он снял игровую альтернативу как несостоятельную. Таким образом, его роман стан блестящей самокритикой элитарного пути спасения культуры. Подводя итог своим рассуждениям, Гессе утверждает, что об утрате ответственности за культуру свидетельствуют как отказ от суверенности духовной культуры, так и элитарная отъединенность от насущных жизненных проблем. Высшее предназначение интеллигенции заключается в служении культуре и в служении обществу. (Имя главного героя «Игры в бисер» - И.Кнехт, переводится с немецкого как Слуга.) Игра в самом широком смысле как явление культуры обладает способностью к воссозданию разнообразных смысловых ситуаций человеческой деятельности, и эта ее особенность соответствует поисковой направленности современной западной мысли. В гессевской Игре сосредоточен прежде всего богатый опыт культурно-философского моделирования форм деятельности под знаком гуманистического идеала. Гессе сам называет Игру стеклянных бус «символической и многозначительной формой исканий совершенства». Семантическое поле Игры моделирует у Гессе в основном сферу эстетической деятельности, которая рассматривается им как деятельность, организующая все сферы жизни общества и человека на основе порядка и ясности, благочестия и гармонии. Эстетический уровень в построениях писателя по сути является выражением морально-жизненного, синтезом разрозненного многообразия духовной и материальной жизни. Мировоззренческий фундамент Игры строится на признании закономерной связи интеллектуальной, нравственной и эстетической сфер. Гессевская модель культуры зиждется на строгой духовной иерархии. Высший принцип кастальской провинции - стирание индивидуальности, подчинение отдельного лица Ордену. Вот рассуждение писателя по этому поводу: «Если присмотреться попристальней, то идеал этот был знаком уже с древности. образ «мудреца» или «совершенного человека» у древних китайцев, например, или идеал сократовского учения о добродетели почти не отличим от нашего идеала, да и некоторым крупным духовным корпорациям были знакомы сходные принципы, например римской церкви в эпоху ее подъема, и иные величайшие ее фигуры, скажем святой Фома Аквинский, кажутся нам, наподобие раннегреческих скульптур, скорее классическими представителями каких-то типов, чем конкретными лицами» Гессе не приемлет буржуазного индивидуализма. Еще более его возмущают шаблоны массовой культуры с ее пристрастиями к «биографиям», в которых подробно излагаются семейная история, половая жизнь, пищеварение и сон героя и т.д. Для него достоин особого внимания лишь тот, кто благодаря природе и воспитанию дошел до почти полного растворения своей личности в ее иерархической функции, не утратив, однако, того сильного, свежего обаяния, в котором состоят ценность и аромат индивида. Конфликты, возможные между личностью и иерархией, служат, по мнению Гессе, пробным камнем, показывающим величие человека. Мятежники в этой системе не одобряются, но высоко чтятся фигуры воистину трагические. Когда речь идет о людях действительно образцовых, о героях, интерес к индивиду, к имени, к внешнему облику и жесту представляется Гессе дозволенным и естественным. Даже самая совершенная иерархия должна опираться на самобытные и свободные личности. Гессевская модель культуры, как это ни парадоксально, не ориентирована на творчество. В Педагогическом ведомстве не поощряется создание новых художественных произведений, поскольку в современном хаотичном мире не может быть создано что-либо ценное. Нетворческий эпигонский дух Игры обращен к культуре прошлого, с ее чистотой и благородством. Встает важнейшая проблема толкования культуры - проблема герменевтики. В поисках совершенства Гессе обращается к классической музыке, к музыкальному структурализму XX в., а также анализирует различные воспитательные модели. Гессе пытается осмыслить кризис буржуазного сознания в пределах возможностей духовной культуры, не затрагивая коренных социальных устоев общества. Таким образом, игровая модель культуры Гессе ориентирована не на творчество, а на сохранение классических культурных традиции. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    Заключение

   Подводя итоги краткому обзору культурологических концепций, важно отметить, что эти  концепции, исторически меняясь, каждый раз фиксируют существенную проблему культуры. Они не отвергают друг друга, как это может показаться на первый взгляд. Наоборот, они представляют собой целостный ряд проникновения  в сущность предмета.

   Игровая концепция культуры, сформулированная Й. Хейзинга, рассматривает игру как  первооснову культуры, культура возникает  в форме игры. Культура возникает  и развертывается в игре, носит  игровой характер. Это является исходной предпосылкой названной концепции.

   Игра, с точки зрения Й. Хейзинги, это  всеобъемлющий способ человеческой деятельности, универсальная категория  человеческого существования.

   Игра - это не манера жить, а структурная  основа человеческих действий. А для  того, чтобы игровое содержание культуры было культуросозидающим, оно должно оставаться чистым. Цель игры - в ней  самой. Игра сама по себе, в самом  начале, лежит вне сферы нравственных норм. Она не может быть не дурной не хорошей. Нравственный, так же как  и безнравственный, поступок совершается  по тем или иным правилам той или  иной игры. В сущности, игра несовместима с насилием. Именно нравственные поступки свидетельствуют о должном соблюдении “правил игры”. Ведь нравственность есть не что иное, как укорененная  в прошлом традиция. Безнравственность, с данной точки зрения, это намеренно  избранное положение “вне игры”, то есть нечто абсурдное по определению. В этом случае, серьезное не является антонимом игры, ее противоположность  — бескультурье и варварство.

   Сущность  культуры, по мнению Й. Хейзинги и Х.Ортега-и-Гассет, составляют спонтанность и отсутствие прагматической установки. Из конкретных элементов такой культуры складывается «элитарный» пласт культурного  процесса, противостоящий натиску массовой культуры. 

   Литература

   1. Ерасов Б.С. Социальная культурология. Ч.1. – М., 1994.

   2. Культурология. ХХ век. Энциклопедия. В 2 т. / под ред. С. Я. Левит. – СПб., 1998.

   3. Культурология: Учебное пособие /А.А. Радугин.-М.: Центр, 2000.

   4.  Гуревич П.С. Культурология: Учебное пособие/Гуревич П.С. - М.: Высшая школа, 1996.

   5. Ермишина Н.Д. Культурология: Учеб. Пособие для вузов – М.: Академический  Проект; Трикста, 2006.

   6. Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений.- Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 2000.