Виктимология

      Коль  скоро криминология занимается поиском криминогенных факторов, способствующих развитию преступности, и их места в структуре личности преступника в плане гештальтпсихологии, то виктимология должна делать то же самое в отношении викти-могенных, вызывающих преступность факторов в личности потерпевшего. Таким образом, эти две сферы (преступник и жертва) становятся самостоятельными и не связанными друг с другом. Правда, Ганс Гёппингер (1980) противопоставляет преступника в его социальных связях (в которые также включена и жертва) жертве в ее социальных связях (в которые вовлечен и преступник). Тем самым потерпевший и преступник ставятся в зависимости от обстоятельств в субъектно-объектные отношения. Г. Гёппингер как бы хочет сопоставить окружение преступника с окружением жертвы, чтобы за счет этого четче охарактеризовать личности преступника и потерпевшего. Таким образом интеракционистский социально-психологический подход находит в этом свое развитие.

      При этом преступность и виктимность (жертвенность) не только рассматриваются как статичные величины, но криминализация (становление преступника) и виктимизация (становление жертвы) исследуются как процессы социального взаимодействия. Потерпевший и правонарушитель фигурируют в социальных процессах возникновения преступности и контроля за преступностью как субъекты, которые взаимно определяют и интерпретируют себя и свои действия. В этом смысле Ганса фон Гентига интересовали взаимоотношения «действующего» преступника и «терпящей урон» жертвы, которые он определял как взаимодополняющее партнерство, потому что и в восприятии ущерба есть что-то активное. По мнению Ганса фон Гентига, жертва формирует, воспитывает преступника и завершает его становление; она молчаливо соглашается стать жертвой, кооперируется с преступником и провоцирует его. «Негласное взаимопонимание преступника и жертвы является основополагающим фактом криминологии. Разумеется, никаких договоренностей, тем более паевых, при этом не заключается, однако имеет место интеракция, взаимодействие и обмен элементами причинности» (ffentig 1948).

      Суть  виктимизации состоит в том, что преступник пытается сделать жертву своим объектом. Да и уголовная юстиция характеризует одного участника деликта как «преступника», причинившего вред или ущерб жертве, а другого—как «жертву», потерпевшую ущерб. Однако и до, и в ходе деяния преступник и жертва остаются субъектами, находящимися друг с другом в символическом взаимодействии.

      Жертвой может быть какое-то лицо, организация, общество, государство или международный порядок; преступность создает для них угрозу повреждения или уничтожения. Жертвами преступления могут стать и члены семьи убитого или лица, которым во время участия в предотвращении преступления или в порядке оказания помощи полиции в ходе преступления был причинен ущерб. Стивен Шейфер (Schafer 1977) согласился с концепцией, что преступных деяний без жертв не бывает. Так или иначе кто-то или что-то всегда оказывается либо под угрозой, либо поврежденным, либо уничтоженным. Разумеется, и сам преступник может стать жертвой, а может случиться и так, что это будет нематериальная, абстрактная жертва (общество, особенно его экономика, или государство). Например, такая социально отклоняющаяся личность, как наркоман, оказывается не только жертвой; он еще наносит ущерб другим, а также виктимизирует людей из своего ближайшего социального окружения своим девиантным образом жизни. Вопрос о том, кого конкретно и реально можно считать жертвой преступления, решается в ходе общественных и индивидуальных процессов криминализации и декриминализации, в ходе которых обнаруживаются не только преступники, но и их жертвы. В этой связи в качестве процессов криминализации, соответствующих виктимной (жертвенной) карьере, можно рассматривать, например, законодательство и преступные карьеры.³

      Формулирование  какого-то особого понятия жертвы преступления, Гюнтер Кайзер например, считает малопродуктивным с научной точки зрения, потому что и хозяйственная и чиновничья («беловоротничковая») преступность отличается «весьма мимолетной жертвенностью». Это же, по Кайзеру, относится и к краже из магазина, и к преступности на производстве. Этому мнению можно противопоставить тот аргумент, что склонность к роли жертвы в рамках хозяйственной преступности и при вышеназванных деликтах вовсе не бывает «мимолетной», а все дело в том, что жертва здесь социально почти незаметна, тогда как она должна быть весьма заметной в качестве предпосылки действенного предотвращения преступности и борьбы с ней. Это особенно касается преступлений, совершаемых национальными и многонациональными предприятиями, а также деликтов, которые совершаются против этих предприятий (организаций).⁴

      Организации чаще оказываются жертвами преступлений (Reiss 1981), чем отдельные лица. Против них направлены, например, магазинные кражи, совершаемые как посторонними, так и своими служащими. Одна из существенных причин таких краж состоит в психологической нейтрализации деликта, обусловленной деперсонализацией предприятия. Кража служащим у предприятия (фирмы) рассматривается им как «дополнительный заработок»; она распространяется на лишенные ценности «бракованные товары». Магазинная кража не направлена против кого-либо лично. Магазинные воры и воры-служащие, причиняющие фирмам большой ущерб, как правило, списываемый па покупателей за счет повышения цен на товары, отнюдь не считают себя преступниками. По их мнению, преступность—это что-то неприятное, происходящее «там, на улице». Эти воры не видят жертвы, в их представлении, фирмы—не жертвы, а если они все-таки ими являются, то вполне заслуживают виктимизации («эксплуатация эксплуататоров»). Магазинные воры, свои и чужие, не задумываются над тем, что они наносят ущерб массе потребителей. Каждый покупатель в отдельности лишается при этом относительно небольшой суммы, а вся масса потребителей и экономика в целом терпят огромные убытки.

      Хозяйственные организации (предприятия, фирмы) наносят  ущерб друг другу в результате экономических преступлений. Раньше торговцы, как правило, встречались со своими поставщиками и с покупателями лично, поскольку они жили в одной и той же местности или имели друг с другом тесные личные связи. Купля, продажа, конкуренция были элементами межличностных отношений людей, хорошо знавших друг друга. Сегодня товары и продукты производят огромные фирмы-концерны, а скупают у них продукцию другие мощные организации. Купля, продажа, конкуренция происходят на большом удалении фирм друг от друга через людей, которые друг друга не знают. Мобильность торговцев и их покупателей сейчас почти безгранична. Продажа товаров в супермаркетах и в сетях магазинов крупных торговых фирм носит фактически анонимный характер. Подсчет сумм и расчет с покупателем производят компьютеры, с помощью которых в считанные секунды можно совершать экономические преступления, которые даже в случае их обнаружения возможно представить как ошибку. Именно современные формы компьютерной преступности и делают взаимодействие между преступником и жертвой в подобных организациях едва уловимой. Жертва здесь отсутствует, она деперсонифицирована, анонимна и обнаруживается с большим трудом. Компьютеры являются непосредственными связующими звеньями между хозяйственными и государственными организациями; они позволяют совершать кражи без непосредственного изъятия вещи. Огромные размеры и безликость организаций, их широкий географический разброс, разделение труда, специализация, сложность технологии, разнообразие их продукции и иерархическая структура делают менее заметными преступления, совершаемые организациями по отношению друг к другу, и тем самым облегчают их осуществление. В результате серьезный ущерб наносится и потребителям, и всей экономике (Vaughan 1980).

      Криминологи Ричард Куинни (1972) и Лех Фаландыш (Falan-dysz 1979) настаивают на выработке такого понятия потерпевшего (жертвы), которое имело бы связь с социальным конфликтом и было бы ориентировано на классовую борьбу. Любые действия, в ходе или результате которых кто-то или что-то становится жертвой, следует, считают они, квалифицировать как преступные. Жертва преступления—это социальная конструкция, созданная власть имущими с целью угнетения тех, у кого нет силы и власти, а также тех, кто оказался в невыгодном положении.  

                           1.3 Задачи виктимологии 

          Задачи виктимологии многогранны.  Она исследует отношения между преступником и жертвой в момент возникновения уголовно наказуемого деяния. Она занимается изучением процесса вик-тимизации, и прежде всего исследует проблему последовательного развития отношений между преступником и жертвой, то есть вопрос о том, вызывает ли виктимизация преступность или только поощряет ее. Анализируя ситуативные элементы возникающего преступления, исследователи иногда придают слишком большое значение потреблению жертвой алкоголя (Falandysz 1978, Szawczyk, Selle, Daue 1984).

      Проблема  виктимологического прогноза столь же важна для предупреждения преступности, сколь мало разработана в настоящее время. Готовность жертв преступлений обращаться в полицию определяет масштабы скрытой преступности. В ходе как предварительного расследования, так и уголовного процесса правовое положение жертвы не определяется, она не получает в этом процессе достаточной правовой защиты и не имеет никакого самостоятельного статуса. Соотношение между виктимизацией и страхом перед преступностью, а также между виктимизацией и общим подходом населения к вопросам уголовной политики все еще далеко не выявлено; а между тем речь идет о проблеме, имеющей исключительное значение для предотвращения преступности (Kerner 1980). Как известно, жертве преступления наносится экономический, социальный, телесный, психологический и моральный вред, как непосредственный, так и отдаленный, а инстанции формального социального контроля (уголовная полиция, прокуратура, суд, служба помощи условно осужденным, органы исполнения наказания и социального обеспечения отбывших наказание) почти не обращают на это внимание. Между тем у жертвы преступления часто наблюдается робость, мешающая ей открыто заявить о причиненном ей вреде.⁵ Случившееся с ней и реакция ее ближайшего и более широкого окружения (семьи, соседей, прессы) на это уголовно наказуемое преступление порой так отражаются на поведении жертвы, что она тщательно скрывает телесные повреждения, не заявляет о материальном ущербе и с трудом справляется с морально-психологическими последствиями случившегося. У жертв насильственных преступлений нередко возникают общие  неврозы и неврозы отдельных органов. С изнасилованием, например, связаны не только телесные и психические травмы для жертвы, но и социальные трудности в браке, семье, в отношениях с соседями, в трудовом коллективе, что может приводить и к расторжению брака и даже к самоубийству.

      В этой связи первоочередной задачей  виктимологии становится разработка методов обращения с жертвами преступлений и создание соответствующих центров помощи, потому что жертва нуждается в ресоциализации не в меньшей мере, чем преступник. Однако и жертва должна сама максимально препятствовать преступлению. В криминалистике давно известно, какое значение имеет знание взаимоотношений между преступником и жертвой для раскрытия преступления. Но в то же время эти взаимоотношения изучаются недостаточно систематически. В предотвращении преступности большое место занимают информирование потенциальных жертв о методах совершения преступлений, снижение или ликвидация (нейтрализация) предрасположенности людей к виктимизации, сокращение случаев возникновения виктимогенной ситуации, анализ наиболее интенсивной виктимизации по времени и месту и рассеивание больших скоплений потенциальных жертв. Виктимология должна также решить проблему возмещения вреда (ущерба). Результаты виктимологических исследований должны в конечном счете использоваться при выборе уголовно-правовых реагирований и санкций.

2 ВИКТИМИЗАЦИЯ  И ЕЕ ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ

2.1 Процесс виктимизации 

      Виктимология  стремится рассматривать жертву (формирование жертвы) преступления как активного участника уголовно наказуемого деяния, считая ее одним из субъектов процесса возникновения преступности. Разумеется, при этом речь не идет о каком-либо обвинении жертвы или оправдании преступника, хотя нельзя не согласиться с тем, что установление солидарности вины жертвы в каком-то конкретном случае может вызвать соответствующую действительному положению вещей уголовно-правовую реакцию (функциональную ответственность).

      Исследование сопричастности жертвы к преступлению служит в большей мере решению задачи развития способности у потенциальных жертв предотвращать преступления. Есть определенные периоды времени и места, когда и где определенные группы населения особенно часто становятся жертвами тех или иных деликтов. И наша задача состоит в том, чтобы выявить эти периоды и места, информировать об этом данные группы общества с тем, чтобы они могли учесть это и не попадать в виктимогенные ситуации, из которых очень легко развиваются процессы виктимизации. Конечно, в свободном обществе каждый гражданин имеет право поставить себя под серьезную угрозу превратиться в жертву преступления. Иногда же у него просто не оказывается возможности отвести от себя эту угрозу, не изолируя себя от общества. И виктимология обязана указать ему на тот риск, которому он себя подвергает, чтобы он принял меры предосторожности и смог лучше противостоять этой угрозе.

      Когда человек в поздние ночные часы идет пешком по улице в определенном районе Нью-Йорка, он оказывается в виктимогенной ситуации, то есть в ситуации, чреватой для него большим риском стать жертвой преступления. Тот, кто так поступает, должен учитывать, что может подвергнуться разбойному нападению. Во всех городах мира—Нью-Йорке, Лондоне, Западном Берлине, Москве или Токио — существуют в этом плане четко выраженные виктимогенные структуры, ориентированные, конечно, не только на ограбление, но и, например, на кражу со взломом, умышленное убийство, изнасилование или наркоманию.

      Высокий коэффициент краж со взломом был  обнаружен, например, в жилых районах Торонто, расположенных вблизи домов, построенных муниципалитетом, в которых проживали в основном неженатые молодые безработные мужчины старше 15 лет, а также семьи с невысоким доходом. Объекты грабежа (квартиры и дома) располагались здесь в непосредственной близости от мест проживания криминальных лиц.

      Виктимологические исследования в Канаде и Нигерии показали, что социальная солидарность и стабильность соседских связей вместе с хорошей просматриваемостью жилых комплексов препятствуют ограблению и отпугивают потенциальных взломщиков. Люди лучше знают друг друга, и это позволяет быстро избавляться от чужих и попадающих в дом без ведома жильцов. Особенно привлекательными объектами для взломщиков являются квартиры, которые большую часть суток остаются без хозяев. Из этого следует, что признаки жертвы тесно увязываются с образом жизни населения. Жертвы краж со взломом отличаются особой беспечностью; из-за большой занятости они проводят на работе большую часть дня, а в поисках развлечений большую часть ночи вне дома. Они не стремятся обезопасить свои дома и квартиры с помощью сигнализационных устройств, специальных замков, решеток на окнах и дверях, специальных автоматических световых установок, дежурных вахтеров и сторожевых собак. Угрозу виктимизации можно уменьшить, применяя новшества в архитектуре и городском планировании, позволяющие улучшать обзор подходов к домам и территории между ними, укрепляя социальную интеграцию (формируя общины) и в то же время ограничивая приватное свободное пространство каждого отдельного человека, изменяя его образ жизни.

      Виктимогенные ситуации возникают, конечно, не только в крупных городах. Одним из многочисленных примеров является бродяжничество (путешествие автостопом) молодых женщин и девушек, которые подвергают себя таким образом большому риску быть изнасилованными. В данном случае преступник может выбрать свою жертву. Действуя вполне рационально и обдуманно, он может выбрать и наиболее подходящее место и даже самое   подходящее время для своего деликта. Ему легко социально изолировать свою жертву и сломить ее сопротивление, особенно в тех случаях, когда такая женщина бродяжничает в одиночку. Он легко находит быстрый и надежный способ исчезнуть с места преступления, может тут же бросить жертву или сделать это в любом другом месте и тем самым серьезно затруднить уголовное преследование и изобличение, если вообще не сделать его невозможным. Наконец, он способен попытаться оправдать содеянное перед самим собой и перед другими тем, что остановившая его женщина была аморальна и не слишком разборчива в своем сексуальном поведении. В процессе мотивации преступнику безразлично, верна или нет его квалификация жертвы. Преступник следует одному социальному стереотипу, а именно что потенциальную жертву нельзя оставлять без внимания.⁶ Но социальный стереотип, который эти попутчицы с их беспорядочной половой жизнью не слишком принимают в расчет, по сути своей неверен. Тем не менее он существует, и жертва производит на преступника такое впечатление, что он решается на действие, которое с точки зрения уголовного права не может быть оправдано. В процесс символического интеракционизма подчас включаются определенные социальные стереотипы, в которых девушки и молодые женщины оказываются в незавидном положении. Они потому только и становятся так часто жертвами преступлений, что их поведение очень часто ассоциируется с легкомысленностью и беспечностью.