Следователь в уголовном процессе

Следует отметить, что доследственная деятельность в уголовном процессе включает в себя не только вынесение  соответствующего постановления о  принятии одного из решений, предусмотренных  ч. 1 cт. 145 УПК РФ. Она имеет продолжительный  характер, состоящий из множества  проверочных мероприятий, от полноты  и своевременности которых во многом зависит как законность и  обоснованность принятия окончательного решения в стадии возбуждения  уголовного дела, так и предварительного расследования в целом. Значимость действий, совершаемых на стадии возбуждения  уголовного дела, обусловлена тем, что  на этом этапе досудебного производства получают сведения об обстоятельствах, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу.

Как указывалось ранее, в  процессе предварительной проверки сообщения о преступлении следователь  получает сведения, которые оказывают  влияние на формирование его внутреннего  убеждения о необходимости принятия принятие одного из окончательных решений. Чтобы прийти к определённому  выводу, он сам должен проверить  и оценить имеющиеся материалы. В связи с этим возникает вопрос о допустимости предоставления начальнику следственного подразделения права  на дачу указаний о возбуждении или  отказе в возбуждении уголовного дела.

Наиболее конструктивное мнение, с точки зрения С. А. Табакова, высказывал И. М. Гуткин. Он считал, что  нельзя требовать от следователя, чтобы  тот механически выполнял указание начальника следственного органа о возбуждении уголовного дела. Речь может идти только о праве предложить к рассмотрению вопрос о возбуждении уголовного дела. Данной позиции соответствуют и результаты исследований, проведённых С. А. Табаковым, согласно которым около 64% опрошенных руководителей следственных подразделений указали, что начальник следственного отдела может лишь предложить следователю рассмотреть материалы, оставляя принятие решения о возбуждении или отказе в возбуждении уголовного дела на своё усмотрение. Это подтверждает и изучение уголовных дел, в которых на документах предварительной проверки встречаются резолюции начальника следственного подразделения, обязывающие следователя лишь проверить наличие оснований для принятия решения о возбуждении уголовного дела. Однако в материалах существуют и резолюции, не оставляющие следователю возможности самостоятельно оценить имеющиеся сведения и императивно указывающие на принятие решения о возбуждении уголовного дела. По мнению С. А. Табакова, подобное положение не только противоречит форме, в которой должны даваться такие предписания со стороны руководителя следственного подразделения, но и существенно ущемляет процессуальную самостоятельность следователя. Я полностью поддерживаю данную позицию, так как, анализируя правовое взаимодействие следователя и руководителя следственного органа, я пришёл к выводу, что следователь самостоятелен только в том случае, когда необходимые правовые условия, в которых он осуществляет свою деятельность, не допускают какой – либо возможности контролирующим субъектам обязывать его принимать решения, противоречащие его внутреннему убеждению. Отсутствие таких условий устраняет объективность досудебного производства, что влечёт нарушение прав личности, вовлечённой в сферу уголовного судопроизводства. Именно поэтому, обеспечивая процессуальную самостоятельность следователя, законодатель должен предусмотреть гарантию её реализации, по мнению С. А. Табакова. В качестве такой гарантии должно выступать его право на обжалование, приостанавливая исполнение ряда указаний начальника следственного подразделения. Лично я считаю, что с утверждением С. А. Табакова не поспоришь, так как на мой взгляд, основой реализации процессуальной самостоятельности следователя является его право на обжалование указаний, действий и решений контролирующих его субъектов.

Как показывает анализ развития уголовного законодательства данное право  следователя было в должной мере, на мой взгляд, обеспечено лишь в  УПК РСФСР. В частности, как вытекало из ч. 2 cт. 127 УПК РСФСР, в случае несогласия с указаниями начальника следственного  отдела о привлечении в качестве обвиняемого, квалификации преступления, объёме обвинения, о направлении  дела для предания обвиняемого суду или о прекращении дела следователь  имел право на их обжалование прокурору. При этом исполнение таких указаний приостанавливалось. В свою очередь, прокурор при согласии с позицией следователя отменял указание начальника следственного отдела. Если же прокурор соглашался с мнением начальника следственного отдела, то производство расследования поручалось другому  следователю.

Таким образом, право следователя  на самостоятельное направление  предварительного следствия, выражающееся в принятии указанных выше решений, в полном объёме обеспечивалось возможностью приостановления их исполнения в  случае обжалования прокурору. Причём, по мнению С. А. Табакова, речь шла о  наиболее важных решениях, связанных  с осуществлением уголовного преследования  и определяющих судьбу уголовного дела.

Важно также заметить, что  изменения внесённые в ст. 39 УПК  РФ Федеральным законом от 5 июня 2007 г. № 87 – ФЗ, сохранили за следователем право обжаловать, приостанавливая  исполнение, ряд указаний руководителя следственного органа. В частности, они касаются изъятия уголовного дела и передачи его другому следователю, привлечения лица в качестве обвиняемого, квалификации преступления, определение  объёма обвинения, избрания меры пресечения, производства следственных действий, которые допускаются только по судебному  решению, а также направления  дела в суд или его прекращения.

Как отмечает С. А. Табаков, одним  из положительных моментов в правовом регулировании рассматриваемых  правоотношений выступает закрепление  в ч. 3 ст. 39 УПК РФ возможности  обжалования указаний руководителя следственного органа о прекращении  уголовного дела и направлении его  в суд, которая отсутствовала  в прежней норме УПК РФ, касающейся правового статуса начальника следственного  отдела. Указания о прекращении уголовного дела и направлении его в суд  влияют на внутреннее убеждение следователя, связанное с оценкой доказательств.

Таким образом, на сегодняшний  день общая оценка законодательного регулирования правоотношений, вытекающих из ч. 3 ст. 38 УПК РФ, на первый взгляд, создаёт все необходимые условия  обеспечения процессуальной самостоятельности  следователя. Вместе с тем анализ механизма такого обжалования показывает совсем другую картину.

Сегодня порядок обжалования  указаний руководителя следственного  органа, закреплённый в ч. 3 ст. 39 УПК  РФ, не позволяет следователю обратиться к прокурору. Вопрос о законности и обоснованности решения руководителя следственного органа рассматривается  только в рамках ведомства (то есть руководителем вышестоящего следственного  органа). По данному вопросу в  своём диссертационном исследовании высказался С. А. Табаков. Он отметил, что  такая корпоративность в данных правоотношениях может негативно  сказываться на объективности в  оценке письменных указаний руководителя следственного органа и возражений следователя, то есть это, в свою очередь, создаёт предпосылки для проникновения  в расследование субъективизма  и ведомственной заинтересованности.

Данную позицию я полностью  разделяю, так как, на мой взгляд, ведомственная заинтересованность вполне может повлиять на действия и решения руководителей следственных подразделений.

Что же касается рассмотрения письменного указания начальника следственного  подразделения и возражения следователя  относительно указаний начальника следственного  органа, то здесь можно наблюдать  следующую ситуацию: если руководитель вышестоящего следственного органа поддержит позицию следователя, то последний вполне реализует свою процессуальную самостоятельность  и независимость, а если же позиция  следователя не будет поддержана, то, как таковой, самостоятельности  у следователя как бы и нет. И в следующий раз прежде, чем  обжаловать указания своего начальника, следователь не раз подумает, а  стоит ли это вообще делать. В  таком случае о процессуальной самостоятельности  следователя и об объективном  исследовании всех обстоятельств дела не может идти и речи.

На основании вышеизложенного  я делаю вывод (соглашаясь также  с С. А. Табаковым), что в правовом регулировании процессуального  взаимодействия следователя и руководителя следственного органа в настоящее  время утрачен механизм отстаивания  следователем своего внутреннего убеждения, поскольку ч. 3 ст. 39 УПК РФ не определяет порядок действий следователя после  отклонения руководителем вышестоящего следственного органа его возражений на указания нижестоящего руководителя. Такое положение – явное отступление  о ранее достигнутого оптимального уровня обеспечения процессуальной самостоятельности и независимости  следователя.

Таким образом, можно говорить только о формальной самостоятельности  следователя в процессе его взаимодействия с руководителем следственного  органа. В советском уголовном  процессе, по моему мнению, следователь  был действительно самостоятелен  и независим, в отличие от современного уголовного процесса, где о реальной процессуальной независимости и самостоятельности следователя, на мой взгляд, не может быть и речи.

Глава 3. Предпосылки создания независимого следственного органа.

3.1 Идеи независимого  следствия в истории.

Для полного раскрытия  данного вопроса необходимо обратится  к истории создания вневедомственных следственных  органов. В качестве основы раскрытия данного вопроса  обратимся к статье председателя следственного комитета РФ А.И. Бастрыкина под названием «История создания Следственного комитета Российской Федерации и его современный  правовой статус» которая опубликована на сайте следственного комитета.

Впервые в России идея создания следственного ведомства, организационно и функционально независимого от иных органов государственной власти, была реализована Петром I в ходе судебной реформы, одним из направлений  которой стало разделение уголовного процесса на стадии предварительного расследования и судебного разбирательства.

В 1713 г. были учреждены первые специализированные следственные органы России — «майорские» следственные канцелярии, которые в соответствии с Наказом «майорским» следственным канцеляриям от 9 декабря 1717 г. были подчинены непосредственно Петру I. К подследственности этих органов  были отнесены дела о наиболее опасных деяниях, посягающих на основы государственности, в первую очередь о преступлениях коррупционной направленности, совершаемых высокопоставленными должностными лицами органов государственной власти (взяточничество, казнокрадство, служебные подлоги, мошенничество).   Как отмечают историки, в первой четверти XVIII в. внимание этих органов привлекли 11 из 23 российских сенаторов. Непосредственная подчиненность главе государства и независимость от иных высших органов государственной власти позволили обеспечить объективность и беспристрастность «майорских» следственных канцелярий при осуществлении уголовного преследования должностных лиц.

Современники отмечают, что  даже Сенат не осмеливался вмешаться  в деятельность «майорской» канцелярии. Так, согласно протоколу заседания  Сената от 17 октября 1722 г., рассмотрев обращение  Святейшего Синода с жалобой на действия представителя следственной канцелярии И.И. Дмитриева-Мамонова, сенаторы распорядились: «Ответствовать, что понеже оныя канцелярии Сенату не подчинены, того ради им, Правительствующему Сенату, о том и рассуждения  никакого определить не надлежит».

Таким образом, при Петре I впервые была сформирована концепция  вневедомственного предварительного следствия. В соответствии с ней  следственный аппарат рассматривался как правоохранительное ведомство, специализирующееся исключительно  на расследовании наиболее опасных  преступлений, посягающих на интересы государства, и наделенное в связи  с этим широкими процессуальными  полномочиями, самостоятельностью и  организационной независимостью от других органов государственной  власти. 

К сожалению, после смерти Петра I учрежденные им независимые  следственные органы упразднили, а  концепция вневедомственной модели организации следственных органов  была надолго забыта. 

Впоследствии, на протяжении второй четверти XVIII – начала XIX в. происходила  деформация заложенных Петром I основ  модели независимого вневедомственного  следствия. 

 После упразднения  следственных канцелярий функция  предварительного следствия стала  рассматриваться как рядовая  процессуальная форма досудебного  производства по всем категориям  уголовных дел вне зависимости  от степени и характера общественной  опасности преступления. Вследствие  такого снижения статуса предварительного  следствия отпала необходимость  наделения следственного аппарата  особыми процессуальными полномочиями  и обеспечения его такой гарантией,  как организационная независимость.  Поэтому с 1723 до 1860 г. расследованием  преступлений занимались, по сути, неспециализированные судебные  и административные органы –  Главная полицмейстерская канцелярия, Сыскной приказ, нижние земские  суды и основанные в 1782 г.  управы благочиния. Именно с этим  периодом можно связать зарождение  и развитие в России так  называемой административной модели  организации следственного аппарата.

Указом Александра I от 29 августа 1808 г. в г. Санкт-Петербурге была учреждена должность следственных приставов. Эти приставы состояли в  штате городской полиции, входившей  в систему Министерства внутренних дел (в 1810 – 1819 гг. – Министерства полиции).

 К концу XVIII в. стало  очевидно, что следует более рационально  расходовать объективно ограниченные  следственные силы. Возникла необходимость  дифференцировать формы предварительного  расследования в зависимости  от характера и тяжести преступления, выделив в одну группу сокращенные  по времени и упрощенные по  процедуре, а в другую —  более длительные и сложные.  Такая дифференциация была введена  в 1832 г. отдельными положениями  ч. 2 т. 15 Свода уголовных законов.  В соответствии с ними досудебное следствие могло быть произведено в форме предварительного следствия (эта сокращенная и упрощенная процессуальная форма явилась, по сути, прообразом современного дознания) и следствия формального (данная более продолжительная и сложная процессуальная форма — прообраз современного предварительного следствия).

Однако уже в начале XIX в. обнаружились недостатки административной модели следственного аппарата. Организационная  подчиненность следственной службы руководству Министерства внутренних дел и связанная с этим незаинтересованность ведомства в уголовном преследовании  должностных лиц органов государственной  власти обусловили значительный рост коррупции и, как следствие, сопутствующих  ей видов преступности, в первую очередь – экономической. Стало  очевидным, что при такой модели организации следственный аппарат  способен эффективно противостоять  только общеуголовным преступлениям  и не вполне приспособлен для борьбы с опасными посягательствами на основы государственности.