Соотношение права и закона

Решение проблемы соотношения права и  закона находится в прямой зависимости  от того, как тот или иной мыслитель  решает вопрос о соотношении таких  институтов как право и государство. В данном случае опять же сталкиваются два различных взгляда и подхода. Один из них ориентирован на то, что  государство является единственным и исключительным источником права, что все то, что провозглашает  государство через свое законодательство - это и есть право. Таков взгляд классического позитивизма, ориентированного на социологическое понятие государства.

Характерно, что тот, кто отождествляет право  и закон, т.е. - право и государство, определяет право как совокупность изданных государством норм, обеспеченных принудительной силой государства. Так, например, в свете марксистско-ленинской  доктрины, для которой характерен классовый подход к анализу всех общественных явлений, "право - совокупность правил поведения, выражающих волю господствующего  класса, установленных в законодательном  порядке..., применение которых обеспечивается принудительной силой государства". Приведенное определение, выросшее на почве сталинской диктатуры и  сформулированное А.Я.Вышинским на I совещании по вопросам советского государства и права в 1938 г., послужило  теоретической основой большей  части распространенных в советский  период определений права.

Теоретической базой этой концепции права стали, в частности, основные тезисы ленинской  трактовки соотношения права, закона и государства. Понятие "право" Ленин ставил в абсолютную зависимость от понятия "власть": по его убеждению, пролетариат после 1917 г. мог позволить себе любую "юридическую возможность", оправданную "фактическим переходом власти" в его руки. Надо сказать, что проблему соотношения власти и права Ленин решил для себя еще в 1906 г., когда определил ту форму власти, к которой стремились большевики - диктатуру пролетариата - как "неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон, власть".

Таким образом, несложно заметить, что марксистско-ленинский  тезис о социально-экономический  детерминированности права способен оправдать любой произвол.

Другой  же взгляд или подход к разрешению проблемы соотношения государства  и права, а вместе с тем - права  и закона основывается на иных постулатах. А именно на том, что право как  регулятор общественных отношений  считается "по меньшей мере относительно независимым от государства и закона или даже предшествующим закону, например, в качестве надысторичного естественного права или в качестве права общественного, исторически и социально обусловленного, распадающегося в объективных общественных отношениях."

Подобную  трактовку проблемы соотношения  права и государства, В.А.Четвернин, например, определяет как историко-материалистическую, относящуюся к непозитивистскому типу правопонимания. Государство в этой схеме - "это не голая монополия силы и не просто наиболее эффективная организация власти на данной территории." Государственный суверенитет, под которым понимается полнота, независимость, исключительность и наибольшая эффективность государственной политической власти, в данной трактовке отражает лишь внешнюю сторону государственности. По своей же сути государство здесь - это организация публичной власти, "производная от объективных социально-экономических и культурно-духовных отношений в обществе, от гражданского общества, от отношений свободного эквивалентного обмена, в которые вступают формально равные, независимые друг от друга индивиды. Это организация власти, вырастающая над гражданским обществом и в соответствии со своим естественноисторическим назначением обслуживающая потребности саморазвивающегося гражданского общества и так или иначе ему подконтрольная".

Понятно, что при таком подходе государство  и право признаются институтами  не только относительно самостоятельными по отношению к друг другу, но и в равной степени производными от объективно существующих отношений и условий, складывающихся в рамках конкретного гражданского общества.

Право при этом определяется не иначе, как  форма выражения свободы в  общественных отношениях, "как мера этой свободы, форма бытия свободы, формальная свобода".

В развернутом  виде такой подход к праву выражен  в исследовании С.А.Емельянова, где  автор определяет право как социальный институт, "претендующий на всеобщность  и общеобязательность, социальный институт нормативного регулирования общественных отношений в целях разумного  устройства человеческого общежития  путем определения меры свободы, прав и обязанностей и представляющий собой воплощение в обычаях, традициях, прецедентах, решениях референдумов, канонических, корпоративных, государственных и  международных нормах правового идеала, основанного на принципах добра, справедливости и гуманизма и сохранения окружающей природной среды".

Что же касается государства, то оно при  таком правопонимании не только не рассматривается в качестве творца или источника права, но само представляется повсеместно связанным правом, ограниченным в своих действиях. Оно воспринимается как институт, который - в результате своей законотворческой деятельности - не столько устанавливает, сколько формулирует право, исходя из объективно существующей экономической, социально-политической и иной действительности.

Государство является исключительным творцом и  источником законов, но отнюдь не права. Оно монополизирует законотворческую, но вовсе не правотворческую деятельность. При таком подходе становится понятно, что закон (как результат  процесса законотворчества) и право (как результат процесса правотворчества) далеко не всегда совпадают.

В соответствии с выводами В.А.Четвернина, который в целом склонен рассматривать право в качестве правового закона, возможны две точки зрения на соотношение права и государства. Если считать, что право предшествует закону, то это означает, что правовое качество нормы не зависит от официального признания закона, и данная норма считается правовой, если регулирует отношения по принципу формального равенства. Т.е. можно утверждать, что для признания нормы правом не обязательно ее законодательного закрепления. Если же исходить из того, что только государственное волеизъявление "превращает "предправовую материю" в право (а закон, не содержащий этой "материи" правом не является), то..." возникает вопрос о научных критериях, "позволяющих ограничивать "предправовую материю" от произвольного содержания закона". Парадокс ситуации заключается в том, что, если наука находит такие критерии, то справедлива первая точка зрения, если же нет - теория отрицает сама себя.

Следовательно, решение проблемы о соотношении  права и государства упирается  в поиск необходимых критериев  для определения того, что есть правовой закон.

Соотношение права и закона. Проблема поиска

критериев для определения понятия "правовой закон".

Прежде  всего, необходимо решить проблему, что  представляет собой сам правовой закон. Многие теоретики государства  и права полагают, что правовыми  следует считать законы, соответствующие  правовым критериям. Только в этом случае, по их мнению, право и закон совпадают.

Следовательно, во-первых, сразу напрашивается вывод, что есть законы, которые не отвечают правовым критериям и соответственно с правом не совпадают. Во-вторых, возникает  целая серия вопросов, а именно:

- Каков  же критерий правовых законов?

- Какие  законы можно рассматривать как  совпадающие с правом, а какие  нельзя?

- Наконец,  существуют ли объективные основания  отнесения одних законов к  разряду правовых, а других - к  разряду неправовых? Что делает их таковыми?

Сразу следует оговориться, что, по утверждению  российских правоведов, исчерпывающего ответа на этот вопрос не существует. В  различные времена учеными и  философами предлагались различные  критерии (основания) разграничения  права и закона, правовых законов  и не правовых, но все они не являются бесспорными.

Еще в  конце XIX - начале XX веков в отечественной  и зарубежной литературе в качестве такого критерия предлагалось, например, понятие "общей воли", то есть воли всего общества, нации или народа. По логике подобных суждений правовыми  следовало считать лишь такие  законы и нормативные акты, которые  адекватно отражали бы эту "общую  волю". Следовательно, все прочие нормативные акты автоматически  оказывались бы в разряде неправовых.

По мнению современных исследователей, эффективность  подобного критерия сомнительна: он, безусловно, заслуживает внимания, но вместе с тем он вызывает и  ряд последующих вопросов. Остается невыясненным, например, кто и каким  образом должен определять, соответствует  тот или иной закон "общей воле" или нет? Можно ли считать парламент (высший орган законодательной власти государства) выразителем воли народа, и соответственно все законы, которые  он издает - правовыми? Почему законы, принятые парламентом, в одних случаях являются правовыми, т.е., якобы, отражающими "общую волю", а в других - нет? Как следствие возникает вопрос: можно ли назвать государство, законы которого принимаются демократически избранным органом власти, правовым?

Пытаясь провести грань между правом и  законом авторы нередко обращаются к таким категориям морали, как справедливость, добро, гуманизм, зло и т.п. Попытка определить право как выражение социальной справедливости заключена, например, в работах советского юриста Р.З.Лившица. С его точки зрения, "право есть нормативно закрепленная и реализованная справедливость." "Если та или иная справедливая идея не получает нормативного закрепления, - пишет Р.З.Лившиц, - то она остается в сфере морали, этики, остается пожеланием, не имеющим обязательной силы. Это еще не право. Если же справедливая идея получает нормативное закрепление, то она становится законом, превращается в право. А когда нормативное закрепление получает несправедливая идея, то законом она становится, а правом нет. Несправедливый закон не есть право."

В результате таких рассуждений автор приходит к выводу, что, с одной стороны, понятие права уже понятия  закона, так как не все законы справедливы, а с другой стороны, право шире закона, поскольку оно  включает в систему урегулированные  законом общественные отношения.

Из подобной концепции следует, что государство  в лице своих законодателей может  превратить в право любую социальную норму, которая оценивается как справедливая с точки зрения господствующей морали.

Однако, по мнению многих российских правоведов, попытки определить право как "справедливость" не могут быть признаны удачными. Понятие "справедливость" - абстракция и  в процессе его воплощения и использования  каждый вкладывает в него свое собственное  понимание. Право же, как уже отмечалось выше, представаляет собой общий масштаб поведения. Он одинаков для всех и в принципе не допускает неоднозначной интерпретации. Кроме того, такой подход отрицает сам факт существования правовой справедливости до ее выражения законодателем, а следовательно, предполагает, что как "нормативно закрепленная справедливость... вторично по отношению к государству, поскольку нормативное закрепление исходит от государства".

В этой связи следует отметить, что некоторые  отечественные правоведы рассматривают  попытки подвести моральную базу под закон и таким образом  придать ему характер правового как смешение моральных категорий с правовыми. Они полагают, что ссылки на моральные категории справедливости, добра и зла важны при определении содержания самой морали, но не права. Это означает, что использование морально-этических категорий при определении права, а следовательно, и правового закона, не способствует решению проблемы соотношения права и закона, а лишь усложняет ее.

Рассуждая о приемлемости категорий морали по отношению к праву вообще и  действиям государства в частности  уместно будет, видимо, вспомнить о выдающемся русском ученом В.И.Вернадском. Разрабатывая учение о ноосфере и связанную с ним проблему моральной ответственности науки, Вернадский писал, что вопрос о моральной стороне науки стоит вне морали - вне той морали, которую пытается создавать, например, государство и которая является категорией философской, социальной. Вероятно, эти рассуждения можно отнести и к понятию права: мораль должна восприниматься здесь не как философская категория, а как нечто высшее - сверхкритерий права.

По сути дела Вернадский говорит о том, что  мораль любого государства - как социального  института, имеющего свои собственные  цели - может существенно отличаться от тех нравственных принципов, которые  должны руководить действиями любого мыслящего человека современной  эпохи. "Государственная мораль единого  государства, - пишет он, - ... хотя бы и социалистического, ...в его современной  форме" не может удовлетворить  критическую свободную мысль  современного ученого и его моральное  сознание, "ибо она не дает для  этого нужных форм".