Политико-правовые взгляды Никколо Макиавелли

В течение 13 лет Макиавелли посылали с самыми ответственными и вместе с тем наиболее деликатными миссиями. Он был не послом республики, а её политическим агентом. Лучшего агента не было, кажется, ни у одного правительства. Впрочем, иногда Макиавелли философствовал и пытался давать советы. Тогда его вежливо одергивали: «Ваш вывод чрезмерно смел – упрекал Макиавелли его приятель и сослуживец Биаджо Буанаккорси, - излагайте точнее факты, а принимать решение предоставьте другим»[1]. Пьеро Содерини бесконечно доверял Макиавелли, но он считал его слишком большим фантазером и мечтателем.

В 1502 году Макиавелли побывал в Ареццо, вскоре после того, как в Вальдикьяне было подавлено антифлорентийское  восстание, поднятое людьми Чезаре Борджа. В том же году он получил возможность лично познакомиться с этим тогда уже легендарным человеком. Наблюдения над действиями Чезаре Борджа, а также мысли, вывезенные Макиавелли из Ареццо, легли в основу двух литературно-политических очерков: «Описание того, как избавился герцог Валентино (в то время Борджа чаще звали герцогом Валентино) от Вителлоцо Вителли, Оливеротто да Фермо, сеньора Паоло и Герцога Гравина Орсини» и «О том, как следует поступить с восставшими жителями Вальдикьяны». По жанру их, пожалуй, лучше отнести к эссе. В них Макиавелли не только не стесняется делать смелые философские выводы, впервые формулируя понимание политического искусства как гуманистического подражания древним, но и в какой-то мере искажает факты, стремясь типизировать и по-ренесансному идеализировать описываемые исторические события и характеры – придать им максимальную эстетичную выразительность. «Опыт о Вальдикьяне» предвещал историческую концепцию «Рассуждений о первой декаде Тита Ливия». В нем, а ещё больше в «Описаний», содержалось «зерно» того мифологизированного образа Чезаре Борджа, который возникает затем в «Государе».

Во всех своих произведениях 1502-1512 годах Макиавелли старался не покидать позиций традиционной флорентийской демократии. Однако ради укрепления мощи республики он уже тогда считал оправданными самые  крайние меры. В сочинении «О том, как следует поступить с восставшими жителями Вальдикьяны» давалось достаточно жесткая формула действий по отношению к тем союзникам Флоренции, которые, отделившись от нее, вздумали бы отстаивать собственную свободу и независимость. «Либо – либо» - это уже стиль мышления зрелого Макиавелли. Впоследствии он не раз говорил о губительности «средних путей» и политических компромиссов.

Считая, что политики Флорентийской республики должны учиться смелости и решительности у людей вроде Чезаре Борджа, Макиавелли ещё надеялся, что Флоренция сможет обойтись без диктатуры, как он выражался «нового государя», то есть не просто тирана, а истинно народного вождя и лидера. В 1504 году ему ещё очень хотелось верить в возможность превратить Флоренцию в сильное государство, не производя насильственных преобразований в её политическом строе. Путь к этому Макиавелли усматривал в замене наемных отрядов регулярной «национальной гвардией», вербуемой из сводных граждан свободной республики. Но эти предположения рухнули, когда созданная Макиавелли в 1512 году, для защиты от экспансии папы Юлия II, милиция разбежалась при первом натиске противника. Трусость флорентийских ополченцев под Прато доказала Макиавелли не ложность его военных теорий (они будут в последствии развиваться и в его «Рассуждениях», и в диалогах «О военном искусстве»), а насущную необходимость серьёзных преобразований в политической и социальной структуре Италии и прежде всего, конечно, Флоренции.

Впоследствии размышляя, что погубило в 1512 году республику, Макиавелли всегда приходил к выводу, что главным злом была не военная слабость Флоренции, а нежелание мягкого и гуманного Пьеро Содерини прибегнуть к «экстраординарной власти и разорвать законы гражданского равенства» ради подавления внутреннего врага – верхушки «жирного народа», жаждавшего реставрации кардинала Медичи, поддерживаемого Папой. Вот тогда-то мысли Макиавелли снова вернулись к образу Чезаре Борджа. В надежде, что новый правитель Флоренции будет более решителен, Макиавелли, отстраненный от дел политических, пишет произведение-послание Лоренцо Медичи – «Государь», в котором излагает, каким должен быть правитель, дабы не повторить судьбы Пьеро Содерини и достичь процветания своего государства. На первый взгляд "Государь" является своеобразным руководством по управлению государством. Причём как в любом хорошем руководстве автор приводит примеры наиболее часто совершаемых ошибок и их возможных последствий, рассматривает оптимальные пути достижения желаемой цели, и этот труд интересен уже с точки зрения удачного сочетания богатого личного опыта с глубоким анализом соответствующих теме античных источников. Для своего времени безусловно необычен и нов подход к политике как к ещё одной отрасли человеческого знания.

2. Реальность Макиавелли.

Вот что пишет Спиноза по поводу идей Макиавелли: «Что касается средств, какими должен пользоваться князь (Princeps), руководящий исключительно страстью к господству, чтобы упрочить и сохранить власть, то на них подробно останавливается проницательнейший Макиавелли; с какой, однако, целью он это сделал, представляется не совсем ясным. Но если эта цель была благой, как и следует ожидать от мудрого мужа, она заключалась, по-видимому, в том, чтобы показать сколь неблагоразумно поступают многие, стремясь устранить тирана, в то время как не могут быть устранены причины, вследствие которых князь превращается в тирана, но, наоборот, тем более усиливается, чем большая причина страха представляется князю». «И что меня ещё более укрепляет в моем мнении об этом благоразумнейшем муже, так это то, что он, как известно, стоял за свободу и дал неоценимые советы также для её укрепления»[2]. Спиноза делает своё заключение исходя из ситуации в Европе XVI века, указывает на объективность суждений Макиавелли с позиции его современности. Взгляды Макиавелли разделяет и Гегель, во многом соглашаясь с великим флорентинцем. «Вряд ли можно сомневаться в том, что человек, чьи слова полны такой подлинной значимости, не способен ни на подлость, ни на легкомыслие. Между тем уже само имя Макиавелли носит, по мнению большинства, печать отверженности, а макиавеллизм отождествляется обычно с гнусными принципами. Даже цель Макиавелли – поднять Италию до уровня государства – слепо отвергается теми, кто видит в творении Макиавелли лишь призыв к тирании, зеркало в золотой оправе для тщеславного поработителя. Если же эта цель принимается, то объявляются отвратительными предлагаемые им средства. Между тем здесь не может быть и речи о выборе средств: Гангренозные члены нельзя лечить розовой водой. Состояние, при котором яд, убийство из-за угла стали обычным оружием, не может быть устранено мягкими мерами противодействия. Жизнь на грани тления может быть преобразована насильственными действиями»[3].

Гегель полностью оправдывает выставленный Макиавелли принцип объединения раздробленной, рассеянной, ограбленной, опустошенной и униженной Италии в единое, мощное государство. С точки зрения этого принципа государственности действия «Государя» предстают в совершенно ином свете. То, что отвратительно в качестве поступка одного частного лица по отношению к другому, одного государства по отношению к другому государству или другому частному лицу, становится заслуженной карой. Ибо содействие анархии является единственным преступлением против государства, поскольку оно включает в себя все остальные государственные преступления. У государства нет более высокого долга, чем уничтожить всеми имеющимися у него средствами всех, кто угрожает безопасности и самому существованию государства. Выполнение этого высокого долга – уже не средство, замечает Гегель, а кара, и кара справедливая.

Продолжая свои рассуждения о том, каким надлежит быть государю, Макиавелли обращает внимание на то, как следует государю обращаться с подданными и друзьями.

Как и в других случаях, Макиавелли не боится того, что его мнения будут резко отличаться от общепринятых. Последовательно придерживаясь своей позиции политического реализма, Макиавелли отбрасывает прочь бытовавшее в истории и в его время измышления относительно республик, княжеств и государей и стремится исследовать то, что существует на самом деле, в действительности, а не в воображении того или другого человека.

Макиавелли отдает себе отчет в том, что имеется большое различие между тем, что существует в жизни, и тем, что должно быть. «Ибо расстояние между тем, как живут люди, и как должны бы жить столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру. Из чего следует, что государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности».

Макиавелли дает реалистическую картину человеческих качеств существовавших и существующих государей, а также аргументированный совет – каким надлежит быть новому государю в реальной жизни.

«Если же говорить не о вымышленных, а об истинных свойствах государей, то надо сказать, что во всех людях, а особенно в государях, стоящих выше прочих людей, замечают те или иные качества, заслуживающие похвалы или порицания». Макиавелли рассматривает «благодетели» и «пороки» людей в единстве, так как они и существуют в жизни. Он прекрасно понимает, что трудно найти человека, а особенно государя, который обладал бы  всеми положительными качествами и ни одним отрицательным. Но еще труднее, даже если бы такой идеальный человек или государь имелся, проявить все эти хорошие качества, поскольку условия жизни этого не позволяют и не допускают.

Его реализм носит классовый характер. В нем выражается последовательность требований восходящего класса, революционность устремлений буржуазии.

Новый государь Макиавелли – это не просто человек, обладающий теми или иными объективными или субъективными качествами и свойствами, не просто идеальный образ или прообраз, с которым должны соотноситься реально существующие государи, - нет, это прежде всего самая бескомпромиссная, самая решительная альтернатива нового буржуазного строя общественному и государственному феодализму.

3. Религия в государстве.

Роль церкви и в истории Италии, и в истории Европы Макиавелли оценивал очень негативно. Макиавелли хорошо видел, чувствовал и сознавал силу религии, её социальную функцию, её консерватизм и власть над умами и сердцами верующих и поэтому призывал всемерно использовать эту силу для общего блага, в особенности для объединения и укрепления государства. Исходя из этого, Макиавелли настоятельно рекомендовал главам республик или царств сохранить основы, поддерживающей их религии. Если они будут поощрять и умножать всё, что возникает на благо религии, хотя бы они сами и считали всё это обманом и ложью, то им будет легко сохранить своё государство религиозным, а значит - добрым и единым.

Возможно, если бы Александру VI, Юлию II или любому из их предшественников удалась попытка объединить Италию под властью римской курии и создать единое и независимое итальянское государство, Макиавелли по-другому отнесся бы к политике Ватикана, но даже это кажется сомнительным. Конечно, как политический деятель Макиавелли умел принимать и ценить, прежде всего, успех и вполне по-иезуитски оправдывать практически любые средства, ведущие к достижению поставленной цели. Но все же он был патриотом своей страны, как Флоренции, так и всей Италии, - недаром основное несчастье своей родины он видел в том, что церковь не обладала достаточной силой, чтобы объединить страну, но была достаточно сильной, чтобы помешать ее объединению не под своим главенством. В "Государе" Макиавелли приводит множество примеров ошибочной политики пап, и ошибки эти объяснял тем, что Ватикан свои интересы всегда ставил выше общенациональных интересов Италии.

Однако Макиавелли признавал именно практическую пользу религии. Это его слегка пренебрежительное отношение к Римской католической церкви вполне объяснимо. Как христианин de jure он обязан был знать основные догматы христианской веры, как образованный человек своего времени он должен был читать труды отцов церкви, но то, что он видел вокруг себя, ничуть не напоминало мир евангельских заповедей. Распутные и продажные священники, обагрённые кровью руки наместников святого Петра, кардиналы, дерущиеся за власть подобно стае диких псов, - вот то, что было вполне обычным для того времени. Те же, кто пытался бороться с создавшимся положением вещей, чаще всего расставались со свободой, а то и с самой жизнью. В качестве примера можно привести современника и земляка Макиавелли – Савонаролу. Но и этот борец за чистоту Церкви вряд ли являлся человеком, способным привлечь симпатии такой личности как Никколо Макиавелли к христианской религии: узколобый фанатизм, непомерная гордыня, плохо сочетающаяся с проповедуемым им христианским смирением, - человек, наделённый такими качествами, не слишком подходил на роль идеального пастыря.

Пожалуй, единственным государственным деятелем, выступавшим на стороне римской курии и заслужившим одобрение и почти восхищение Макиавелли, был Цезарь Борджа, хотя нельзя сказать, что Борджа не преследовал личных интересов, а сражался только за идею мирового господства Римской Католической церкви. И именно в этой личной заинтересованности, в огромной энергии и воле, в государственном уме Чезаре Борджа видел Макиавелли залог процветания страны, управляемой таким человеком. Но - vae victis! - обстоятельства, да и сама судьба были против Борджа, хотя он был очень близок к осуществлению своих планов. И, кажется, именно эта неудача как бы окончательно определяет отношение Никколо Макиавелли к церкви и ее политике. Впрочем, это неприятие было вполне взаимным: уже в 1559 году католическая церковь внесла труды Макиавелли в «Индекс запрещенных книг», хотя политическими принципами,  изложенными в них продолжала пользоваться.

4. Щедрость и бережливость.

Рассматривая качества, которыми должен бы обладать идеальный государь, Макиавелли впервые в Новой истории заговорил об экономике государства как составной части его благополучия.

Обобщая исторический опыт ведения хозяйства, Макиавелли замечает, что те государи, которые стремились быть щедрыми, вынуждены были в короткое время тратить все свои богатства и сбережения на поддержание и закрепление за собой славы щедрых государей. После того, как истощалась их казна, они вынуждены были идти на любые средства, чтобы выжать из своего народа путем  жестоких налогов, поборов и угроз необходимые им деньги. Таким образом, щедрость ведет к разорению государя и страны, к обиде многих и к вознаграждению лишь некоторых.

«Итак, ради того, чтобы не обирать подданных, не беднеть, не вызывать презрения и не стать поневоле алчным, государь должен пренебречь славой скупого правителя, ибо скупость – это один из тех пороков, которые позволяют ему править». Однако «… тратить можно либо свое, либо чужое. В первом случае полезна бережливость, во втором – как можно большая щедрость.

Если ты ведешь войско, которое кормится добычей, грабежом, поборами и чужим добром, тебе необходимо быть щедрым, иначе за тобой не пойдут солдаты. И всегда имущество, которое не принадлежит тебе или твоим подданным, можешь раздавать щедрой рукой, как это делали Кир, Цезарь и Александр, ибо, расточая чужое, ты прибавляешь себе славы, тогда как, расточая своё – ты только себе вредишь». Макиавелли предлагает такие способы для достижения и удержания власти, ведения захватнических воин, которые бы наряду с режимом экономии, относительно средств государя и его подданных, предполагали бы расходование чужих средств.