Французские утописты 18 века: Морелли, Мелье, Мабли

Содержание

Введение……………………………………………………………………………...3

1. Зарождение  утопии………………………………………………………..............4

2. Распространение  утопии………………………………………………….............6

2.1 Морелли…………………………………………………………………………..6

2.2 Жан  Мелье………………………………………………………………............12

2.3 Габриэль  Мабли ………………………………………………………………..14

Заключение………………………………………………………………….............20

Список  литературы…………………………………………………………............21 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Введение

     Восемнадцатое столетие вошло в мировую историю  как век Просвещения. Частный  интерес как особая, материальная сфера приложения здравого смысла, «разумный эгоизм» как его проявление в отношениях с другими членами общественного договора – эти и многие другие социальные феномены вошли в реальную действительность благодаря завоеваниям демократии. Формирование же данных понятий, как и самой способности рассудка здраво судить обо всех событиях жизни, стало делом просветителей. Такое мировосприятие, пропущенное через призму здравого смысла, породило веру в неограниченные возможности человеческого разума. Возникал соблазн испробовать свои силы на данном поприще и хотя бы мысленно попытаться встать вровень с Всевышним, Творцом истории. Поэтому нет ничего удивительного, что век Разума стал временем расцвета социального утопизма.

     Утопия  – непреодолимая потребность людей рисовать себе идеальное государство и общество, которые всем без исключения обеспечили бы идеальное счастье. Утопические образы воображаемого общества получили своё воплощение в самых различных философских, социологических, экономических и политических трудах, в программах общественного переустройства, в социально-прогностических трактатах, а также в литературно-художественных произведениях, так называемых «государственных романах». В научной литературе издавна получили распространение определения утопии, не имеющие оценочного характера. Словом «утопия» часто называют представления о лучшем обществе независимо от того, каковы были когда-то или же каковы сейчас возможности их осуществления. Но такое широкое понятие требует уточнения. Одни авторы считают необходимым подчеркнуть, что с утопиями мы имеем дело только тогда, когда идеал дан в широко развитой форме. Утопия – это мечта, которая становится системой, идеалом, разросшимся в целую доктрину. Другие называют утопиями лишь такие идейные системы, которые возникли как продукт интеллектуальной спекуляции. Это сконструированная в кабинете интеллектуальная модель, с которой сверяют действительность, чтобы решить, что в ней хорошо, а что плохо.

1. ЗАРОЖДЕНИЕ УТОПИИ

     В XVI-XVIII в. критика порядков, основанных на частной собственности, провозглашение социального равенства, опирающегося на «общность имуществ», находят свое литературное, а точнее, даже художественно-романическое выражение в произведениях двух выдающихся мыслителей и писателей-гуманистов – англичанина Томаса Мора и итальянца Томмазо Кампанеллы.

     Создателем  первой литературной утопии, т. е. сказания о никогда и нигде не существовавшем, но желанном, прямо-таки идиллическом обществе (дословно «утопия» означает «место, которого нет»), был Томас Мор. Впервые в мировой литературе Мор нарисовал подробную картину социального строя, основанного на коллективной собственности на средства производства. Сокращенный заголовок главного произведения Мора – «Утопия» (1516) – дал название всему домарксистскому периоду социалистических и коммунистических исканий и мечтаний.

     Усматривая  главную причину всех социальных бедствий (паразитизма, тунеядства, нищеты, войн и т. п.) в существовании частной  собственности, Мор полагал, что «распределить все поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собственность. Если же она останется, то у наибольшей и самой лучшей части людей навсегда останется страх, а также неизбежное бремя нищеты и забот».

     Своеобразная  черта моровской утопии заключалась в провозглашении необходимости коммунистических преобразований не только в сфере потребления, но прежде всего в самом производстве. «Великая заслуга Мора, – писал В. П. Волгин, – состояла в том, что он сумел в XVI в. подняться от коммунистической организации потребления (сохраняя ее все же в форме общих трапез) к коммунистической организации производства». Более того, Мор показал при этом, что только на основе общественной собственности может быть осуществлен идеал, выдвинутый гуманистами эпохи Ренессанса, – идеал высокоразвитой личности.

     В идеальном обществе Мора рабочий  день длится не более шести часов; граждане имеют время для занятий  искусством, наукой; здесь нет денег; все работают; потребности в еде  и одежде ограничены до минимума. По словам А. Э. Штекли, «Мор ищет разумную альтернативу тому, что видит вокруг: он не идеализирует ни хозяев ремесленных мастерских, ни напористых мануфактуристов. Его альтернатива, его «иной путь» – в подходе к производству с позиций последовательного гуманизма. Потребление материальных благ, с его точки зрения, – не истинное предназначение человека, поэтому и производство вещей не самоцель. Коль скоро оно должно быть подчинено высшим интересам самих работающих, то стремиться надо не к изобилию материальных благ, а к обилию досуга, отдаваемого духовному и физическому совершенствованию. Ведь куда лучше, убежден Мор, не тратить времени на изготовление вещей, без которых можно обойтись, и, следовательно, меньше работать, чем губить жизнь в тщеславной погоне за показным и ненужным избытком».

     И все же социальный идеал, выдвинутый Мором, не был в строгом смысле этого слова социалистическим; на первое место им выдвигается не совпадение личных и общественных интересов, а  подчинение индивидуального общему. «Действительно, утопийцы получают все необходимое от общины, однако то, что есть «необходимое» и «лишнее», «нужное» и «ненужное», определяет в значительной степени не сам индивидуум, а община».

     Отмечая гуманистический, даже эпикурейский, гедонистический дух «Утопии», мы не должны ни в какой мере игнорировать, затенять черты уравнительности, аскетизма в учении Мора, во всяком случае в его трактовке материальных потребностей людей. Всякая физическая работа у утопийцев остается «телесным рабством», она не доставляет выполняющим ее гражданам никакого удовольствия. За тем, чтобы все усердно трудились, у утопийцев следят специальные должностные лица. Такое отношение к физическому труду, пожалуй, всего резче выявляет в Море представителя буржуазного гуманизма.

     Не  забудем также, что в «Утопии» Мора сохраняются и рабство, и своеобразная социальная иерархия, и власть верховного правителя (князя) – общественные институты, резко противоречащие строю подлинного равенства. К тому же сам Мор не очень-то верит в возможность реального осуществления его предначертаний. Вот какими словами заканчивается его «Утопия»: «Впрочем, я охотно признаю, что в государстве утопийцев есть очень много такого, чего нашим странам я скорее бы мог пожелать, нежели надеюсь, что это произойдет».

     Разумеется, нет никаких оснований соглашаться  с вульгарной модернизацией Мора в работах некоторых современных  буржуазных авторов, с откровенно антикоммунистическим прочтением «Утопии», представляющей якобы идеал тоталитарного государства, и т. п. Однако вместе с тем нет никакой надобности в том, чтобы замалчивать противоречия некоторых идей Мора принципам социализма, затенять исторически ограниченный характер его идеалов.

     Мы  не должны, конечно, смазывать весьма существенные различия между утопически-коммунистическим гуманизмом Мора, получившим свое дальнейшее развитие век спустя в жизнерадостном «Городе Солнца» Кампанеллы, и грубо уравнительными представлениями некоторых их предшественников, а также ряда представителей аскетического утопического коммунизма XVIII-XIX вв. Но не забудем и того, что и Мор и Кампанелла были лишь весьма далекими предшественниками научного социализма.

2. РАСПРОСТРАНЕНИЕ  УТОПИИ

     Три выдающихся французских мыслителей XVIII в. – Мелье, Морелли и Мабли в определенной степени продолжают традиции, заложенные Мором, а частично даже прямо опираются на его «Утопию», доводя содержавшиеся в ней аскетические начала до уравнительного коммунизма.

     Существующую черту этих литературных утопий составлял резко критический пафос в отношении строя частной собственности вообще и нарождающихся буржуазных отношений в частности. В этом их главное, поистине революционное значение.

2.1 МОРЕЛЛИ

     Основное  произведение Морелли «Кодекс природы или истинный дух ее законов» (1755 г.) содержит теоретическое обоснование строя, основанного на общественной собственности, и нечто вроде проекта конституции будущего общества: «Образец законодательства, согласного с намерениями природы».

     Доктрина  Морелли основана на некоторых положениях теории естественного права. Морелли  изображает естественное состояние  как золотой век, когда люди подчинялись  только законам природы, предписывающим общность имуществ и всеобщую обязательность труда. Обществом управляли отцы семей, ведавшие организацией труда  и воспитанием.

     В концепции Морелли нет места  общественному договору, поскольку  конец естественному состоянию (отказ  от законов природы) положило не соглашение народа, а процесс нагромождения  ошибок, главная из которых –  «чудовищный раздел произведений природы». На каком-то этапе истории, рассуждал Морелли, люди из-за роста населения, переселений и т.п. столкнулись с трудностями, для преодоления которых достаточно было урегулировать права и обязанности каждого члена общества, распределить между ними занятия, взаимную помощь и пользование движимыми вещами. Вместо этого кто-то когда-то разделил имущество. Учреждение частной собственности «перевернуло вверх дном законы природы», исказило страсти людей, породило жадность. Возникла «всеобщая чума – частный интерес – эта изнурительная болезнь всякого общества». В результате для подчинения людей порядку пришлось издать великое множество «жестоких и кровавых законов, против которых природа не перестает возмущаться».

     Морелли настойчиво подчеркивал связь государства, политики, морали с отношениями собственности. Он возражал Монтескье, различавшему принципы демократии, аристократии, монархии и  деспотизма: «Все они покоятся, – писал Морелли, – в большей или меньшей мере, на собственности и интересе». При сохранении частной собственности, рассуждал Морелли, концентрация богатств неизбежно ведет к тому, что демократия превращается в аристократию, аристократия – в монархию, а та – в тиранию; поэтому совершенно бессмысленно искать наилучшую форму правления; пока не уничтожены собственность и порожденные ею частные интересы, никакие политические преобразования не приведут к положительному результату.

     Морелли излагает понимание свободы, отличное от того, которое обосновывали буржуазные просветители:

     «Истинная политическая свобода человека состоит в беспрепятственном и безбоязненном пользовании всем, что может удовлетворить его естественные и, следовательно, законные желания». Такая свобода обеспечивается только восстановлением общественной собственности, соответствующей природе человека. Поэтому первый закон будущего общества гласит: «В обществе ничего не будет принадлежать отдельно или в собственность кому бы то ни было, кроме тех вещей, которыми он будет действительно пользоваться для своих нужд и удовольствий или для своего повседневного труда».

     К «основным и священным» относятся также законы, определяющие право и обязанность каждого гражданина трудиться «сообразно своим силам, дарованиям и возрасту», право получать прокормление и содержание на общественный счет.

     Кроме «основных и священных» в «Кодексе природы» содержатся законы распределительные, или хозяйственные, земельные, об общих порядках, о роскоши, о форме правления, о воспитании, о научных занятиях, о наказаниях и др. (всего 118 законов).

     В концепции Морелли заметно влияние  идей Платона, изложенных не только в книге «Государство», но и в сочинении «Законы».

     Морелли полагал, что все стороны жизни  граждан должны детально регламентироваться правом. С пятилетнего возраста все  дети помещаются в предназначенные  для этого дома. «Их пища, одежда и первоначальное обучение будут везде совершенно одинаковыми, без всяких отличий... От 10 до 30 лет молодые люди каждой профессии будут носить форменное платье из одной и той же материи, чистое, но обыкновенное и подходящее для их занятий». С 30-летнего возраста каждый гражданин «будет одеваться по своему вкусу, но без особой роскоши. Он будет также кормиться в своей семье, соблюдая умеренность в еде и напитках».

     Должностные лица обязаны пресекать излишества в еде и одежде, строго следить за тем, «чтобы никакое украшение не могло доставить кому бы то ни было преимуществ или особого внимания. Всякое тщеславие будет подавляемо старшинами и отцами семейств».

     Законы  определяют, кто в каком возрасте чем должен заниматься (ремесло, земледелие), когда какую одежду носить, когда  вступать в брак. Предписано даже, в  каких науках допускается свобода  проницательности ума, в каких вольнодумство  запрещается.