Роль средств массовой информации в политике

        Дробление  информации, создавая видимость ее разносторонности и оперативности подачи, препятствует непрофессионалам (подавляющему большинству граждан) сформировать целостную картину политических явлений или событий. Оно дает коммуникаторам дополнительные возможности манипулировать аудиторией, акцентируя ее внимание на одних сторонах события и умалчивая или затемняя другие. Фрагментарность подачи информации в конечном счете дезориентирует слушателей и либо гасит их интерес к политике и вызывает политическую апатию, либо вынуждает полагаться на оценки комментаторов.

        Фрагментарный способ подачи информации многие исследователи считают спецификой телевизионного жанра, следствием присущего ему свойства, называемого «давлением визуальности». Суть этого свойства состоит в том, что в силу своих аудиовизуальных возможностей телевидение ориентировано на передачу главным образом визуализируемой, т.е. имеющей зрительный образ, информации. Поскольку же научная и другая серьезная информация обычно плохо совместима с экранным изображением, то она оставляется для печатных коммуникационных средств и радио.

        Такое «разделение  труда» между СМИ было бы вполне допустимо и даже целесообразно для демократического общества, если бы сопровождалось соответствующим перераспределением времени аудитории в пользу журналов, газет и книг. Однако общей тенденцией современного мира является растущее влияние телевидения как наиболее привлекательного средства по лучения политической и иной информации и относительное ослабление воздействия на население печатной продукции и радиопередач. Так, например, в ФРГ граждане тратят в 5,3 раза больше времени на просмотр телепередач, чем на чтение газет. К тому же телевидение лидирует среди других СМИ по силе убеждающего воздействия и доверию граждан, поскольку люди обычно склонны больше верить увиденному, чем услышанному или прочитанному.

         Присущее телевидению «давление визуальности» проявляется не только во фрагментарной подаче информации в соответствии с возможностями ее экранизации, но и в ритуализации и персонализации политических сведений. Телевидение обычно предпочитает передавать информацию, которая может быть заснята телекамерой, т.е. показывать конкретных лиц, предметы и т.п. Поэтому на экранах доминируют легкодоступные для телеобъектива дипломатические и иные ритуалы, официальные встречи, визиты, пресс-конференции и т.д. Абстрактные же положения, раскрывающие наиболее глубокие причины тех или иных политических явлений, не поддаются видеозаписи и, как правило, не попадают в передачи.

        В результате такой подачи информации политика чрезмерно персонализируется, внимание зрителей концентрируется главным образом на политических лидерах, которые обычно даже не получают возможности подробно изложить свои взгляды и цели политики.

       Фрагментация, ритуализация  и персонализация информации  уводят телевидение на путь показа внешней, поверхностной стороны политических явлений. Сущностные же взаимосвязи в этом случае не раскрываются. Без должного внимания остается и сам процесс политического волеобразования и принятия решений, составляющий стержень политики.

        СМИ обладают большими возможностями активного влияния не только на восприятие гражданами отдельных политических явлений и событий, но и на их отношения к политике в целом. Как политическая пассивность населения в каком-либо вопросе, так и его массовая активность непосредственно связаны с позицией СМИ в этом вопросе.

        Огромные возможности  активного воздействия СМК на  политическое сознание и поведение граждан свидетельствуют о важнейшей роли «четвертой власти» в современном обществе. Некоторые исследователи массовых коммуникаций говорят даже о грядущей эпохе «медиократии» — власти СМИ, которые не столько отражают и интерпретируют действительность, сколько конструируют ее по своим правилам и усмотрению.

        Оценки растущего  влияния СМИ на политику и общество прямо противоположны. Некоторые авторы, например О. Тоффлер, видят в нем ростки новой, более высокой и гуманной цивилизации, информационного общества, усматривают реальное движение к «гетерогенному, личностному, антибюрократическому, ищущему, мыслящему, творческому государству», способному разрешить наиболее острые сегодняшние конфликты.

        Другие же мыслители, констатируя опустошающее и разрушающее воздействие на личность, и культуру масс-медиа, и особенно телевидения, оценивают возрастающую роль информационной власти весьма пессимистично. Так, знаменитый итальянский кинорежиссер Федерико Феллини считал, что «с помощью гипнотической внушающей силы зрелища, которое и днем и но чью без всякого перерыва приходит к людям в дом, телевидение разрушило не только кино, но также отношение индивида к действительности. Вся жизнь — природа, наши друзья, литература, женщины — все постепенно угасает под воздействием этого маленького экрана, который становится все большим и проникает повсюду. Он поглотил все: реальность, нас самих и наше отношение к действительности».

        Опыт истории  показывает, что СМИ способны  служить раз личным политическим  целям: как просвещать людей,  развивать в них чувство собственного  достоинства, стремление к свободе  и социальной справедливости, способствовать и помогать компетентному участию в политике, обогащать личность, так и духовно порабощать, дезинформировать и запугивать, разжигать массовую ненависть, сеять недоверие и страх.

3. Роль СМИ в военно-политических конфликтах современности.

      Коммуникационная  сфера вообще и СМИ в частности  всегда были активными участниками  вооруженных конфликтов. В этом  контексте весьма символически  выглядит факт, ставший 60 лет назад  поводом для второй мировой  войны — нападение на радиостанцию в Глейвице. Историки отмечают, что Б.Муссолини, по мнению его же соратников, при планировании военных операций больше внимания уделял тому, какие заголовки появятся в газетах, чем воинской целесообразности. Однако во второй мировой войне испытали поражение именно те государства, у которых достижения в информационно-пропагандистской сфере были наиболее убедительными. Использование СМИ в то время имело сравнительно небольшое значение для военного успеха.

        В наше же время даже возникновение таких понятий как «информационная война», «медиа-агрессия», «информационная безопасность» свидетельствует не только о тесной связи масс-медиа с конфликтными ситуациями, но и о том, что в вооруженных конфликтах современности борьба на информационном поле не менее важна, чем непосредственно военные действия. Если до недавнего времени война влияла большей частью на информационную сферу, в частности, на журналистику (например, первая мировая война стала стимулом для появления и развития в США аналитической журналистики, так как американцы не могли понять, каким образом убийство эрцгерцога Фердинанда послужило причиной такого конфликта), то в последнее время наблюдается обратная связь, причем как на макро- так и на микроуровне.

        Перелом в информационно-воинской  сфере относится ко временам  вьетнамской войны. Американские  военные неоднократно утверждали, что причиной их поражения  (во вьетнамской войне) стала  не столько помощь СССР и  мужество вьетнамцев, сколько негативная  позиция «своей» прессы. Тогда же было признано необходимым наличие «информационно-психологического обеспечения боевых действий»: формировать посредством СМИ общественное мнение таким образом, чтобы любые военные действия находили поддержку среди собственного населения и вообще у большинства жителей планеты. Методы практически не отличаются от обычных приемов public relations. Это создание количественного и качественного преимущества собственной точки зрения в СМИ, внедрение стойких ассоциаций, схем, мифов, которые отвечают интересам организатора информационной кампании.

        В наше время СМИ играют  все большую роль как в решении  вооруженных конфликтов, так и  непосредственно в их ходе. «Сегодня  в развитых государствах любое  действие невозможно без соответствующей информационной подготовки. Войны должны выглядеть справедливими, враг — жесточайшим, собственные воины — настоящими героями» [Г. Почепцов]. Современные войны — это, прежде всего, вооруженные политические демонстрации. И демонстративный момент в них не менее важен, чем собственно момент применения оружия. Вообще, пропаганда срабатывает только тогда, когда люди ходят по колена в пропаганде. Журналисты давно стали третьей стороной едва ли не каждого вооруженного конфликта, и от того, какую сторону СМИ склонны поддержать, в значительной мере зависит его результат. Ученые, которые исследуют влияние информационных процессов на ход современных вооруженных конфликтов, отмечают: «Политические, идеологические и геополитические взгляды формируются у значительной части общества исключительно на основе телекоммуникаций. Медиа-образ фактически является атомарным синтезом, в котором сосредоточенно сразу несколько подходов — этнический, культурный, идеологический, политический. Информационный репортаж из какой-нибудь горячей точки, о которой ничего не известно, например, жителю Капитолия, должен за кратчайшее время представить географический, исторический, религиозный, экономический, культурный, этнический профиль региона, а также расставить акценты согласно узко заданной политической цели. Таким образом, профессия журналиста (в особенности тележурналиста) сближается с профессией геополитика. Масс-медиа в современном обществе играют уже не чисто вспомогательную роль, как раньше, но становятся мощным самостоятельным фактором, способным совершать сильное влияние на исторической судьбы народов» [А. Дугин].

        Борьба на информационном поле является не менее важной, чем непосредственные боевые действия. Так, например, во время конфликта в Дагестане летом 1999 г. российские спецслужбы уделили большое внимание ликвидации в Интернете сайта Мовлади Удугова «Кавказ-центр». Кстати, принято считать, что для победы в русско-чеченской войне 1994-96 гг. М.Удугов (который получил от россиян прозвище «чеченский Геббельс») сделал не меньшее, чем полевые командиры: сначала он выиграл информационную войну с Россией (создал выгодный имидж Чечни), а уже потом победу была фактически получена и в боевых действиях. Именно после этого аналитики стали утверждать, что война на Кавказе — это, прежде всего информационная война. «Чеченские полевые командиры готовы и к информационной войне. Очевидно, что того, кто ее выиграет, назовут победителем. А тот, кто проиграет, потеряет все». [О. Стулов]. Примечательно, что Россия сделала надлежащие выводы из первой чеченской кампании, и в 1999-2000 годах сумела переломить ситуацию в информационном пространстве на свою пользу.

         Во внутренних, гражданских, конфликтах бои за средства коммуникации (в частности, телецентры) вообще имеют решающее значение, о чем свидетельствуют события последнего десятилетия XX ст. на постсоветском пространстве: бои за телецентр в Москве в октябре 1993 г., штурм вильнюсского телецентра в 1991 г. Кстати, основным методом внутриполитической борьбы в развитых государствах давно стали так называемые «информационные войны». Это дает повод футурологам прогнозировать, что в будущем СМИ смогут заменить политические партии.

        Глобализация информационной сферы  приводит к власти не сверхдержавы, а транснациональные медиа-империи,  которые создают реальность под себя и манипулируют сознанием масс на собственное усмотрение. Немало исследователей говорит об отрицательном влиянии масс-медиа (в особенности, электронных) на реципиента.

        Все это дает основания утверждать, что именно масс-медиа становятся перспективной мишенью для «революционеров XXІ века». Эксперты утверждают: если традиционный терроризм не угрожал обществу как целостной системе, то высокотехнологический терроризм новой эпохи вполне может спровоцировать кризис государства с развитой инфраструктурой информационного общества» (что, например, фактически произошло в США после известных терактов 11 сентября 2001 года). Г. Маркузе, работы которого вдохновляли членов европейских левацких террористических группировок, отмечал: «Отключение телевидения и других электронных СМИ могло бы дать толчок к началу того, к чему не смогли привести коренные противоречия капитализма — к полному разрушению системы. Поэтому в повестке дня сегодня стоят не вопросы психологии или эстетики, а информационная база господства». Кстати, образ современного революционера-террориста тесно связан с коммуникационно-информационной сферой, его изображают как что-то среднее между хакером и повстанцем: «Образ воина с притороченным к седлу ноутбуком с беспроводным модемом — вот стереотип бойца будущего. С одной стороны он обеспечивает себе «пропагандистский тыл», создавая виртуальные дискуссионные клубы, а с другой — руководит боевыми единицами с помощью электронной почты». Хакеры сегодня воруют через Интернет миллионы долларов, проникают в электронные досье спецслужб; уже стали серьезно опасаться, чтобы они не спровоцировали третью мировую войну.

        В связи с этим вопрос информационной  безопасности приобретает в последнее  время ключевое значение. Специалисты отмечают: «Если государство не сможет войти в мировую информационно-телекоммуникационную систему как самостоятельный игрок, то независимость и суверенитет такого государства окажется под вопросом»

4. Влияние СМИ на политическое сознание.

        По поводу СМИ постоянно раздаются выражения типа "четвертая власть" и даже "силовые структуры". Действительно, "...как показывает история, в определенные периоды сила политического влияния СМИ становится сопоставимой с силой государственной власти. При таком понимании деятельность СМИ правомерно рассматривать как своеобразную форму власти" 1.

Вместе с тем далеко не все исследователи уверены  в таком могуществе СМИ. Тому же Э. Деннису оппонирует его соавтор  Д. Меррилл: "Возможно, средства массовой информации и обладают силой фокусировать наше внимание на определенных вещах, но это не та власть, которая заставляет действовать"2. Он же далее приходит к следующей довольно умеренной оценке: "влияние СМИ состоит скорее в том, чтобы указывать обществу, о чем следует задуматься, а не в том, чтобы говорить ему, что следует думать...". Иными словами, власть СМИ во многом состоит в определении в каждый конкретный момент соответствующей "повестки дня" (хотя это, на наш взгляд, также немало). В своих аргументах противники мнения о всевластии СМИ во многом опираются на многочисленные эмпирические исследования (проведенные в основном в США и начатые еще П. Лазарсфельдом в 40-х годах), которые не подтвердили серьезного влияния СМИ на формирование политического сознания и политическое поведение населения.

Сконцентрировавшись на исследовании изменений в установках и мнениях во время избирательных  кампаний, американские ученые предложили описание двухступенчатого процесса коммуникации (от СМИ - к "лидерам мнений", а  от них - к различным социальным слоям и группам) и модель личностного влияния. В этом подходе массовые коммуникации уже не играли роли центральной, доминирующей силы, а становились в один ряд с межличностным общением и разнообразными социализирующими воздействиями. В результате была сформулирована концепция "минимального воздействия" средств массовых коммуникаций на массовое сознание.

Сегодня между представленными  полярными точками зрения существует довольно много компромиссных подходов, не отрицающих в целом серьезного влияния СМИ на политическое сознание и поведение населения, но указывающих на важные ограничения могущества СМИ.