Сергей Радонежский и духовное подвижничество на Руси

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Познание  Господних тайн 

 
   На Руси также сохранялось  общеправославное убеждение в  том, что познание Господних  тайн происходит с помощью  мистических видений и богоявлений.  С XI в. известно большое число памятников переводной восточной литературы, повествующих о видениях, особенно в этом смысле яркими были апокрифические сочинения. Но обоснование форм мистической связи с божественным миром, в русской книжной традиции встречается довольно редко. Более того, атмосфера монашеской мистики видений возникает на Руси только с конца XIV — начала XV вв. И у истоков подобного явления стоит Сергий Радонежский. Как писал еще Г.П. Федотов: "Мы имеем полное право видеть в преподобном Сергии первого русского мистика, то есть носителя особой, таинственной духовной жизни, не исчерпываемой подвигом любви, аскезой и неотступностью молитвы. Тайны его духовной жизни остались скрытыми для нас".      
   По сути дела, в этом внимание к мистическому познанию Божьих тайн, столь ярко представленному Житием Сергия Радонежского, можно видеть новый и плодотворный опыт освоения русской религиозно-философской мыслью традиций Византийской Церкви. Однако дело не только в освоении восточных традиций, но и в том, что эти традиции наполнялись и дополнялись собственным, русским, прочтением самих чудесных явлений. И отечественная религиозно-философская мысль шла по пути впитывания в себя восточного религиозного мистического опыта.      
   Сами по себе причины видений и богоявлений могли быть разными. В первую очередь, богоявления совершались чудесным образом, без какого-либо волеизъявления со стороны человека, но по воле Самого Бога. В то же время, в монашеских общинах разрабатывались специальные методики достижения мистического транса. Начало этому было положено еще древними египетскими и сирийскими отшельниками III–VII вв.      
   Как свидетельствует Житие Сергия Радонежского, богоявления троицкому игумену совершались неоднократно. Чаще всего — во время молитвы. Наиболее яркое и значимое из них — явление Божьей Матери, Которая в ответ на молитву преподобного Сергия, обещала Свое покровительство устроенной им обители. Причем, важно, что Сергий, после молитвы, предупредил находящегося рядом инока Михея о грядущем явлении Пречистой Богородицы: "Чадо! Будь бдительным и бодрствуй, потому что видение чудесное и ужасное будет нам в сей час", — сказал преподобный Сергий. Важно в данном случае и то, что явление Богородицы было уникальным в монашеской практике той поры.      
   Важно в данном случае и то, что явление Богородицы было уникальным в монашеской практике той поры. Сам факт видения преподобному Сергию Божьей Матери — это первое свидетельство явления Богородицы русскому иноку. Позднее в этом видели явный божественный знак того, что Господь стал уделять Руси, и именно Московской Руси, свое особое покровительство.      
   По свидетельству другого инока, Симона, во время богослужения являлся Сергию Радонежскому и "божественный огонь", "ходящий по жертвеннику, осеняющий алтарь и со всех сторон святую трапезу окружающий". А затем, когда Сергий хотел причаститься, "божественный огонь свернулся, как некая плащаница и вошел в святой потир; так святой и причастился". О том, что преподобному Сергию было дано чудесное мистическое знание, говорят и многие другие факты, приведенные в его Житие, — исцеления больных, изгнания бесов, и даже воскресение из мертвых.     
   В целом же, мистический опыт преподобного Сергия, поведанный его Житием, свидетельствует, что на рубеже XIV–XV веков перед русской религиозно-философской мыслью уже в полном объеме вставала задача освоения опыта христианской Церкви во всем его многообразном объеме. Стремясь найти себя на путях Божьего Промысла, Русь стремилась к символическому единению с Богом. И роль именно Сергия Радонежского в этом более чем велика.     
   Немаловажное значение имеет и то, что преподобный Сергий стал одним из тех, кто придал византийскому христианству уже национальное звучание, преобразив его в поистине народную религию. Во многом благодаря именно Сергию Радонежскому, русское православие приобрело те духовно-нравственные и практические составляющие, которые и сегодня сохраняют свою живительную силу.   
   Необходимо также сказать о том, что подвижническая деятельность преподобного Сергия Радонежского положила начало такому своеобразному явлению в русском православии как старчество. Старцы — это монахи, которые своей праведной жизнью доказывали способность человека к нравственному, духовному очищению. Значение института "старчества" в русском монашестве на протяжении веков существенно изменялось. Однако сохранялась и несомненная духовная преемственность. В целом же, своим духовным авторитетом старцы оказывали огромное влияние на все русское общество. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.3. Сергий  Радонежский – человек - «светильник»  

 
   Преподобный Сергий Радонежский  стал подлинным "светильником" для современников и потомков  — человеком, сумевшим подчинить  всю свою жизнь евангельским  заповедям любви и единомыслия.  Избегая искуса судить и назидать, он учил даже не столько  словом, сколько своим образом  жизни, своим отношением к окружающим. И народ услышал его безмолвную  проповедь. Поэтому жизненный  путь "великого старца", как  его называли, выглядит и парадоксальным  — всю жизнь он бежал от  общества людей, а в результате  стал его духовным предводителем.  Уже при жизни преподобного  Сергия Радонежского рассматривали  как воплотившийся в реальном  человеке символ единства Руси, которого столь жаждал русский  народ в XIII–XIV столетиях.  

 Заслуги  Сергия перед Отечеством не  сводятся лишь к его миротворческим походам и благословению воинов, идущих на Куликовскую битву. Для современников он стал подлинным «светильником» - человеком, сумевшим подчинить всю свою жизнь евангельским заповедям любви и единомыслия. Всегда избегая судить и назидать, он учил главным образом собою, своим образом жизни и отношением к окружающим. И народ услышал его безмолвную проповедь.  

 В те  времена представление о «духовном  подвиге» связывалось, прежде всего, с уходом из «мира», строгим соблюдением монашеских уставов. С этой точки зрения Сергий был безупречен. Своим «высоким житием» он внушал людям веру в их нравственные силы. В эпоху, когда Русь поднимала голову, расправляла плечи, готовясь к решающей схватке с Ордой, твердость духа, вера в себя была ей нужна не меньше, чем добрые мечи и прочные кольчуги.  

 Необычайная  притягательность личности Сергия  объяснилась просто: это был человек,  который неуклонно, до конца  выполнял свой христианский и  монашеский долг. Но много ли найдется людей, которые никогда не изменяли бы своему долгу?  

 «При  имени преподобного Сергия народ  вспоминает свое нравственное  возрождение, сделавшее возможным  и возрождение политическое, и  затверживает правило, что политическая  крепость прочна только тогда,  когда держится на силе нравственной, - говорил знаменитый историк В.О.Ключевский. – Это возрождение и это правило – самые драгоценные вклады преподобного Сергия, не архивные или теоретические, а положенные в живую душу народа, в его нравственное содержание. Нравственное богатство народа наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо, памятями деятелей, внесших наибольшее количество добра в свое общество. С этими памятниками и памятями срастается нравственное чувство народа; они – его питательная почва; в них его корни; оторвите его от них – оно завянет, как скошенная трава. Они питают не народное самомнение, а мысль об ответственности потомков перед великими предками, ибо нравственное чувство есть чувство долга. Творя память преподобного Сергия, мы проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка, обновляем его, пополняя произведенные в нем траты».  

 Основным  источником для воссоздания жизненного  пути и учения Сергия Радонежского  служит его «Житие», написанное  в 1417-1418 годах учеником «преподобного» Епифанием Премудрым и переработанное во второй четверти XV века известным агиографом Пахомием Логофетом.   

 Помимо  труда Епифания, о Сергии написано, в сущности, очень немного. Уже  в прошлом столетии наметилось  три метода описания его деятельности. Первый, самый простой, заключался в прилежном пересказе жития со скромным авторским комментарием нравственно-дидактического характера. Этим путем шли главным образом клерикальные авторы. Их труды во многом напоминают иконы XIX столетия: та же холодноватая сентиментальность, экзальтированные жесты и позы, слишком яркие краски.  

 Второй  путь наметил крупнейший историк  русской церкви Е.Е.Голубинский.  Анализируя и сравнивая различные  списки жития, пользуясь данными  летописей, он попытался с максимальной точностью воссоздать внешнюю сторону биографии Сергия. Как и следовало ожидать, суховатая, академичная манера письма Голубинского вызвала раздражение приверженцев «иконописного» метода изображения «великого старца».  

 Свой  путь к Сергию проторил известный русский историк В.О.Ключевский. Одновременно с Голубинским, к торжественно отмечавшемуся в 1892 году 500-летию со дня кончины «преподобного», он создал небольшой, но яркий по форме и глубокий по содержанию очерк, посвященный «великому старцу». Ключевский первым попытался показать историческое значение деятельности Сергия, понять основы его нравственного учения.   

 Расцвет  русской религиозной философии  в первой трети XX века способствовал дальнейшему проникновению в мир Сергиевой духовности. Г.П.Федотов, посвятивший Сергию одну из глав своей книги о русских святых, сумел показать органическую связь учения «великого старца» с традицией древнерусского монашества, вкратце проследить судьбу его заветов.   

 Целы  ряд новых черт образа Сергия в житии подметил тонкий и чуткий художник слова – писатель Б.К.Зайцев. Его книга о «великом старце» сопоставима с «сергиевскими» картинами М.В.Нестерова и Н.К.Рериха.  

 И Зайцев, и Федотов работали в эмиграции.  Внутри страны в 20-е и 30-е  годы обращение к образу Сергия было связано, как правило, с нуждами воинствующего атеизма. Эта тема не пользовалась особой популярностью и в последующие десятилетия. И потому итоги ее научного изучения выглядят весьма и весьма скромно. Были высказаны различные гипотезы об участии Сергия в церковно-политической борьбе конца 70-х и 80-х годов XIV века, о его роли в идейной подготовке Куликовской битвы, об отношении к монастырскому землевладению. Но, пожалуй, наиболее существенный прогресс был достигнут на источниковедческом направлении: в выявлении особенностей жития как литературного жанра, а также в исследовании различных редакций и списков «Жития Сергия».  

 Что касается  изучения духовного наследия  Сергия, то в этой области наблюдались  лишь эпизодические «набеги»  исследователей творчества Андрея Рублева. С помощью «Жития Сергия» искусствоведы пытаются проникнуть в тайны Рублевского «умозрения в красках». В основе этого поиска – весьма убедительное предположение о том, что великий художник Древней Руси находился под влиянием Сергиевского нравственного учения.    

 
                                                     

 

 

 

 

 

 

                                 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                ЗАКЛЮЧЕНИЕ   

 Итак, я  рассмотрела жизнь Сергия Радонежского и обозначила его роль в строительстве русской духовной культуры.  

 Фигура самого Сергия  – великого деятеля национального  возрождения – и по сей день  окутана мраком забвения.  

 Пробиться  к Сергию сквозь толщу веков,  сквозь предрассудки его и  нашего времени – задача не  из легких. Решая ее, я не раз  вспоминала о том, какие сомнения  испытывал средневековый книжник,  принимаясь за жизнеописание  святого, какую ношу ощущал он на своих плечах. Впрочем, это была не только тяжесть огромной ответственности перед современниками и потомками, но вполне понятный страх, который испытывал бы всякий человек, очутившись вдруг на ладони великана.  

 Познав  тревоги своих далеких предшественников, я познала и их утешения. И всякий раз, когда задача начинала казаться мне невыполнимой, я ободряла себя словами, которые предпослал своему «Житию Сергия» Епифаний Премудрый. «Аше бо не писано будет старцево житие, но оставлено… без въспоминаниа, то се убо никако же повредит святого того старца… Но мы сами от сего не плъзуемся, оставляющее толикую и таковую плъзу. И того ради сиа вся собравшее, начинаем писате»…  

 Заветы  Сергия – любовь к людям,  непрерывное восхождение к нравственному совершенству путем мужественного самоотречения – стали характерными чертами русской духовной культуры. И сам Сергий – то явно, то сокровенно – живет в ней и будет жить, «доколе стоит земля русская».